Фред Астер: человек из Аркадии
Вместо лирического вступления...
В начале 1987 года великий Фред Астер увидел по телевизору знаменитую «лунную поступь» Майкла Джексона - в специальном «звездном справочнике» он нашел номер телефона Майкла. Оказалось, их особняки разделяет всего 100 метров ухоженного газона Беверли-Хиллз. Астер знал, что Майкл Джексон знаменит чуть серьезнее, чем все президенты Америки вместе взятые, однако менее чем через полчаса после разговора по телефону Джексон уже стоял на пороге дома Астера.
«Невысокий, очень симпатичный и застенчивый паренек с застывшей в глазах старческой тоской от долгой жизни» - таким Майкл Джексон показался Фреду Астеру. Они не стали друзьями, прямой, как придворный паж, 88-летний Фред с выцветшими голубыми глазами и юношеской улыбкой и рано состарившийся мальчик Майкл - не стали только потому, что им не хватило для этого времени: через несколько месяцев после их знакомства великий Фред умер.
Он до сих пор остается единственным человеком, которому ничего не надо было от Майкла Джексона - они разговаривали о танцах, Астер пил шотландское виски, Джексон - диетическую «колу», Фред показывал Майклу свои па, а Майкл учил Фреда ходить по лунной поверхности. Когда Фред Астер умер, Майкл Джексон распорядился изъять свой телефонный номер даже из служебных справочников и еще сильнее ужесточил охрану своего одиночества. Говорят, он плакал несколько ночей, но тех, кто рассказал об этом журналистам, Майкл уволил. С 22 июня 1987 года он не дал ни одного интервью (не считая пары бесед «ни о чем» с телевизионщиками). Он не сломался, но и не простил себе, что на мгновение усомнился в незыблемости одиночества. Как не простил Фреду его смерть.
Сергей Кастальский
Журнал "Ровесник", № 5, 1996
Фотография взята из поста radion_star
Сегодня родился Фред Астер. Человек с которым я танцую, каждый раз когда закрываю глаза,
всячески рекомендуется к прочтению!!
Баланчин и Нуреев называли его величайшим танцором ХХ века. Ослепительно и длительно (76 лет!) сверкающая в театре и на экранах кино и ТВ звезда Голливуда. Один из величайших мастеров музыкального жанра в кино. Он снялся в 31 мюзикле, и большинство из них были хитами. И еще какими хитами!
Зрители ломились в кинотеатры и, не попав, взволнованно ждали следующего сеанса. Смотрели фильмы с его участием по нескольку раз. Его имя часто упоминается вместе с именем Джинджер Роджерс - они снялись в 10 фильмах, которые перевернули жанр музыкальной комедии.
Вы не подумайте, что это - какой-нибудь киношный супермен, голливудский красавец и сверхталантливый актер. Он начал лысеть смолоду, его обширные залысины - его опознавательная физическая примета, у него торчащие уши, длинный подбородок... И тем не менее американский институт кинематографии назвал его пятым величайшим актером всех времен.
Гениальный чечеточник
Вы, конечно, уже догадались. Эта феноменальная заурядно-гениальная персона - Фред Астер - американский актер театра и кино, танцор, хореограф и певец. Впрочем, я не уверена, что наше американское русскоязычье знает его вплотную. Как-то я спросила у бывшего советского инженера, знает ли он, кто такой Фред Астер. Незамедлительно последовал ответ: «Это какой-то чечеточник?»
Бедный Фред Астер! С его мировой славой, с его вечной неуверенностью в себе, создающим шедевры за шедеврами, с его стремлением к совершенству в танце, которого он добился, сам тому не веря, с его, наконец, танцевальной виртуозностью, летучестью и артистизмом прослыть вульгарным чечеточником! Если бы он только узнал о себе такое - был бы потрясен до глубины души! Поскольку страдал - противоестественно при его громадном таланте - комплексом неполноценности.
Как хорошо танцевал Фред Астер? Так хорошо, как только позволяли его непрестанное беспокойство, окровавленные ноги его партнерш и возможности фильма. С 1905 года (ему было 6 лет) по 1932 (целая артистическая карьера!) Фред танцевал в паре со своей сестрой Адель в водевилях, с 1915 - в музыкальных комедиях. Пара была замечена, последовали приглашения - сначала в Лондон, затем на Бродвей. Адель была беспечна, жизнерадостна, импровизировала (к величайшему беспокойству ее брата) в танце, делала ошибки, была просто очаровательна, тогда как ее всегда напряженный и озабоченный братец отрабатывал - год за годом - подступы к «идеальному» свободному танцу. Их пара распалась в 1932 году, когда Адель вышла замуж за своего страстного поклонника лорда Чарльза Кавендиша, сына герцога Девонширского.
Фред чувствовал себя покинутым. Отсюда его постоянное беспокойство, неуверенность, его - если хотите - асексуальность, потому что он привык общаться с партнершей как с сестрой, без всяких любовных ужимок. Давно налаженная успешная карьера лопнула, как воздушный шарик. Фред искал для себя новых артистических подмостков, новых возможностей в танце. Наконец нашел, как он говорил, «нового бэби». Это не была Джинджер или другие партнерши - это был фильм.
Отчет о первой кинопробе Астера в Голливуде гласил: «Петь не умеет. Играть не умеет. Залысины. Также танцует». Кинопробы оказались явно неудачными, но в 1933 году состоялся его кинодебют в успешной киноленте «Танцующая леди», где он играл самого себя и танцевал с Джоан Кроуфорд.
Первая встреча с Фредом Астером
Я не могу забыть моей первой встречи с Фредом Астером - он подействовал на меня в тяжелую минуту эмигрантской жизни как чудесный целитель, как могучий антидепрессант.
Я только что приехала с семьей в Нью-Йорк и уже по загаженной и гнилостной дороге из аэропорта, застроенной по бокам типовыми уродливыми шестиэтажками и не имеющими никакого архитектурного достоинства коттеджами, я уразумела, что этот Нью-Йорк, в котором мне предстояло жить, не имеет ничего общего - ничего! - с тем, вымечтанным по рекламному альбому «Архитектура США», сверкающим и дивящем на каждом шагу мегаполисом.
Мы сняли квартиру где-то на задворках верхнего Манхэттена. Боковые окна упирались в окна соседних домов, а окно на улицу смотрело на расположенный впритык огромный дикий камень или небольшую скалу, оцепленную ржавой проволокой и заваленную снизу экскрементами и мусором в разной степени гниения. Почему-то этот вид загаженного камня особенно удручал меня. В квартире хозяйничали тараканы, нас они ни в грош не ставили. В каждой комнате они устраивали на полу оживленные митинги, а к вечеру выползали на стены гигантские тараканы и тихо, неподвижно там сидели. Мы их ужасно боялись, но позже узнали, что это совершенно безобидные, легко ранимые водные жуки (оставляющие в неловкой руке свои ветхие доспехи - надкрылья, лапки и сяжки).
Продолжаю свой жалостный рассказ, приближаясь к Фреду Астеру. Понятно, мы были подавлены убожеством и мерзостью нашего американского «заграничного» житья. Наша воля преуспеть в Америке в писательском звании сильно тогда поколебалась. Сами того не сознавая, мы по собственному желанию отказались от самого лакомого - для гуманитариев - куска американского пирога. Из Советского Союза мы вывезли солидный диссидентский и литературный багаж. Наша фотография, вместе со статьей о нас, появилась на первой странице «Нью-Йорк таймс». Нам предлагали аспирантуру вместе с преподаванием русского языка и литературы в нескольких колледжах (Мичиганский университет в Анн Арборе, Дюк университет, Иллинойский университет и т.д.) Мы с возмущением (стыдно вспомнить!) отказались от этих захолустных (как нам казалось) колледжей, признавая по советской мерке только столичные (столичные мы тоже получили и с порядочным грантом, но только на три года). Мы понятия не имели о - как пишет Нина Берберова - «райской жизни на университетских кампусах». Еще стыднее вспоминать, как руководитель славянской кафедры Иллинойского университета приехал за нами в Нью-Йорк, а мы скрывались от него, несколько раз сорвали встречу, и тогда он с отчаяния взял на наше место поэта Дмитрия Бобышева. До сих пор раздражает и язвит наш советский идиотизм, основанный на полном невежестве, и советский же интеллигентный идеализм. Для чего мы сюда с такими трудами и опасностью ехали? - спрашивали мы себя. Чтобы преподавать русский язык в американской провинции? Нет, мы должны здесь быть писателями, о чем мечтали и не могли исполнить на родине. Нет, нет и нет!
Мы этого добились и стали американскими журналистами и политологами. Но я до сих пор мечтательно прикидываю на себя жизнь в идиллических кампусах, общение с американскими коллегами, а главное - со студентами, чего мне очень не хватало в нашей уединенной писательской жизни. А также обеспеченный немалый достаток. Я так думаю, что глупее и легкомысленнее нас к собственному будущему никого в эмиграции не было. Мы относились с презрением к эмигрантам, занятым «добычей деньжат», которые, как известно советскому интеллигенту, «к жизненному опыту не принадлежат». А сейчас я мечтаю стать богачкой, чтобы объездить, пока ноги держат, весь удивительный мир.
Вернемся в квартиру. От нее - кратчайший переход у меня к Фреду Астеру. Помните, Раскольников у Достоевского говорит, вспоминая свое преступление: «Квартира тут много значила». Так и у меня. Но только меня загаженная квартира довела не до убийства или самоубийства, а до шоковой депрессии. Помню, пол и стены на кухне были покрыты слоями прогорклого жира, который, очевидно, не вымывали многие годы. Газ еле тлел, а когда я подняла верхнюю крышку, то увидела с отвращением, что все пространство вокруг горелок забито жареной картошкой, всевозможными остатками пищи, включая целые сосиски, и опять же многослойным жиром. И тогда я начала рыдать. Как никогда во взрослом состоянии себе не позволяла. Душераздирающе, настырно, зло. И надо было так случиться, что в это как раз время выбросили на помойку, отлично просматриваемую из нашего окна, все содержимое соседней квартиры, где недавно умерла хозяйка. С этой немыслимой щедростью американских выбросов мы были уже знакомы. И вскоре Володя внес и поставил передо мной, рыдающей на кухонном столе, черно-белый телевизор «Хитачи» с большим по тем временам экраном. Как мы и ожидали, телевизор не был мусором, а недурно работал. Прогнав по всем программам, я остановилась там, откуда несся взволнованный гул и восторженный хор пасхального парада и порхал, как бы подбитый ветром, совершенно отпадный танцор. Оттерев слезы, я так и влипла в экран.
Спасибо, Фред Астер!
Это было само совершенство. Лучше, иначе, пленительней танца, чем фредастеровская феерия, нельзя было не только представить, но и придумать. Непрерывно экспериментируя в танцевальных жанрах, он выжал из танца, казалось, все его технические и романтические возможности, достигнув - в самом деле! - идеала. Когда он только закидывал руку на талию своей партнерши (среди них - талантливейшие актрисы и танцорки, но Фред их всех затмевал), это был такой властный, безличный жест, будто в нем (Астере) не осталось ничего личного, будто он был самим олицетворением танца.
И созерцание такого упоительного творческого блеска - в пении, музыке, танце - вызывало восторг, умиление, радость и счастье. Да - и счастье, как будто даже личное счастье - так обычно действует на читателя, на зрителя крупный, развернувшийся во всю свою силу талант. Ко всему прочему Фред Астер еще и пел (и почитался в Голливуде как выдающийся певец, уступая только Бингу Кросби), и был способным актером. Но эти его дополнительные творческие свойства ничего не значили в отрыве от танца, как и его маловыразительное, заурядное (однако симпатичное и миловидное) лицо не отвлекало зрителя от его основной творческой функции: вихря - будто ветром взметенного и воздухом подбитого - танца.
Мне повезло. В этом позднем (1947 год), но животрепещущем мюзикле «Пасхальный парад» объединились великолепные таланты Голливуда (прославленный композитор и поэт-песенник Ирвинг Берлин, ослепительная Энн Миллер, совершенно удивительная и чарующая в своих разнообразных талантах Джуди Гарленд). И еще - парящий, как эльф над паркетом, гений танца Фред Астер!
Было от чего возрадоваться и преисполниться оптимизмом и «жаждой жизни»! Целительный эффект этого чудного мюзикла был так силен и глубок, что действует до сих пор. Все мои эмигрантские горести и фобии вмиг испарились, а вместо них - мощный приток адреналина. Да и как можно хандрить и плакаться, когда прямо на твоих глазах осуществляется, как будто без всяких усилий, это чудо астеровского танца, состоящего из как бы растительной пластики, обаяния, безукоризненного сочетания ритма, стиля и темпа!
Click to viewХлеба и зрелищ!
Когда я позднее просмотрела все, что нашла в кино и на ТВ, мюзиклы с Фредом Астером, я нашла в них, конечно, массу нелепиц и прямо вздора - инфантильные сюжеты, вздорные конфликты, лезущая в глаза роскошь, долларизм, переслащенные мелодии и песни, любовь с первого взгляда, душещипательные хэппиэнды. О некоторых из них и говорить всерьез просто нелепо. Но эти недостатки стиля и содержания легко пропустить, когда танцует - и в главной роли - Фред Астер с одной из своих блестящих партнерш.
В тяжелые времена Великой депрессии Голливуд выпускал свои развеселые мюзиклы один за другим, в том числе десять - с участием звездной пары Фред Астер - Джинджер Роджерс. Эта пара, а вместе с ней и фильмы имели оглушительный успех. Экономя на необходимом, народ валил на жизнерадостные, развлекательные и беспроблемные голливудские и бродвейские мюзиклы. Либеральный истеблишмент тех времен обрушился на идиллизм и беззаботность, на «сладкую ложь» этих обольстительных мюзиклов, разойдясь во мнении с массовым зрителем. Критики называли голливудскую «конвейерную» продукцию чуть ли не по Марксу - «опиумом для народа», тогда как народ получал в эпоху экономической катастрофы необходимо нужную для выживания порцию радости, мечты, удовольствий, упований и надежд.
Да, если хотите, эти шикарные мюзиклы были американским вариантом извечной римской формулы для недовольного плебса: «Хлеба и зрелищ!» И я не вижу ничего рабского или унизительного для народа, как всегда утверждали марксисты, ни в римской формуле развлечения и отвлечения от тягот жизни, ни в американской. И недаром только что в нашу устрашающую по своим темпам экономическую рецессию неожиданно появились сразу три книги о Фреде Астере. Уверена, что и на экранах кино и ТВ вскоре будет виртуозно парить и виться над паркетом этот непревзойденный король танца в музыкальной комедии. Ведь он не зависит от времени. Это о нем говорили, изумляясь кристальной чистоте его стиля и невероятной сосредоточенности на танце: «Во Фреде Астере мало человеческого, в нем нет секса, он абсолютно неэротичен». Но, полностью пренебрегая лишениями, тяготами и убожеством 30-х годов, Астер дает понять, что искусство не имеет ничего общего с жизнью. Это здесь «Гражданин Кейн» изменяет себе. Он слишком тяжело и неуклюже налегает на «Америку». «Цилиндр», «Время свинга» и другие мюзиклы с Фредом Астером - это прогулки по Аркадии.
А среднему американцу сейчас как раз необходимо «хлеба и зрелищ». Хлеб ему дает обамовский колоссальный экономический бэйлаут, а вот зрелище - и какое упоительное, живительное зрелище! - может поставить незабвенный Фред Астер. Он - профессиональный волшебник, преображающий на полтора часа мрачную действительность в сказочную феерию.
Источник