Жизнь одного шляхтича
Самуила Лаща нельзя назвать типичной фигурой для Речи Посполитой 17-го века. Это скорее одиозный персонаж, в котором определённые черты эпохи получили наиболее яркое, даже гиперболизированное выражение.
Лащ принадлежал к довольно знатному шляхетскому роду среднего достатка, который в середине 15-го века выехал из Мазовии и осел в белзской земле в селе Тучапы (Лащи Тучапские). Самуил родился около 1586 года и вырос при дворе князей Ружинских под опекой своей двоюродной сестры Софьи Карабчевской, жены Романа Ружинского, командовавшего войском Лжедмитрия Второго под Москвой. Кузина Лаща рано вдовела, и он уже молодым возглавлял её вооружённую челядь в настоящих войнах, которые велись с другими панами. Это называлось "наезды": внезапно нападая на соседа, служившая магнату шляхта жгла сёла, грабила, насиловала, уводила пленных. В большую историю вошёл один такой наезд - шляхтича Чаплинского на хутор Субботов, принадлежавший Богдану Хмельницкому (около 1645 года). Ружинские были очень могущественны и могли выставить в поле настоящее войско: в 1609 году Лащ возглавил шеститысячный отряд, с которым он сжёг замок князей Корецких в Черёмошцах. По мнению вдовы Ружинской, этот замок стоял на её земле.
Со службой Ружинским Лащ совмещал службу короне. В походе "царя" Владислава на Москву в 1617 году он командовал хоругвью коронного войска. По возвращении он впервые был подвергнут банниции (приговорён к изгнанию) за участие в сожжении двух деревень - Ярославки и Михайловки - и уехал на Сечь, где прожил два года. В 1621 году отличился при разгроме турок под Хотином, после чего стал хорунжим подольским. Участвовал в многочисленных походах против татар (например, в сражении под Мартыновом), воевал со шведами под началом Стефана Чарнецкого, с восставшими казаками Тараса Фёдоровича. Его люди при подавлении этого восстания отличились, вырезав всё население местечка Лисянки. После этого Лащ по протекции Конецпольского получил должность коронного стражника и возглавил оборону границы со степью на Чёрном шляхе. В награду за заслуги Лащ стал старостой овруцким (1632 год), каневским (1634), винницким (1644).
Владения Лаща на Киевщине, составлявшие к 1640 году около 800 дымов (без староств), складывались отчасти из пожалований княгини Софьи, отчасти из захваченного силой имущества соседей. Предприимчивый шляхтич захватил бы все владения Ружинских (Ружинщину), но права на них перекупил Томаш Замойский, у которого были силы, чтобы дать отпор любому. Выросши до магнатского уровня, Лащ сформировал отряд из примерно тысячи всадников, готовых на всё ("людьми из пекла" называли их другие), и развернул активную деятельность. Он нападал на соседних землевладельцев, грабил их сёла, некоторые присваивая, захваченных женщин отдавал своим людям, а случайным жертвам приказывал отрезать носы и уши для устрашения. Соседям оставалось только жаловаться в суд. Тот неизменно принимал решения в их пользу, но не мог поддержать правосудие на деле. За двадцать лет накопилось 236 решений суда о банниции и 37 решений об инфамии (лишении чести). Согласно легенде, из всех этих приговоров Лащ велел сшить себе плащ, в котором имел наглость явиться при королевском дворе.
Своей безнаказанностью Лащ был обязан Станиславу Конецпольскому, крупному магнату и коронному гетману, неизменно его покрывавшему. После смерти последнего шляхта Киевского воеводства собрала ополчение и выгнала разбойного шляхтича и из его владений, захваченных нечестно, и из староств, пожалованных королём. Он бежал с Киевщины, найдя на время нового сильного покровителя - князя Владислава Доминика Заславского. Уже шестидесятилетним Лащ участвовал в войне с Хмельницким (хотя, по некоторым сведениям, собирался перейти на его сторону), был под Пилявцами, под Константиновом в войске Вишневецкого, но годы уже были не те. Коронационный сейм 1649 года за верность короне отменил все инфамии и банниции, благодаря чему Лащ смог умереть через несколько месяцев нищим, но закопослушным гражданином. Общество ему составлял только цыган-скрипач, которому умирающий приказывал громко играть, если приходили кредиторы.
Такая вот жизнь. И был Лащ, получается, героем многих войн, разбойником и добрым католиком - каждый год в конце масленицы пан Самийло на несколько дней удалялся в монастырь замаливать грехи. В России или во Франции такой человек, надо полагать, узнал бы всю тяжесть монаршего правосудия, а в Польше ему разве что немного не повезло. Золотая вольность!
