Об одной дуэли Казановы
Читаю "Историю моей жизни".
Дело было в 1766 году в Варшаве. Казанову очень радушно приняли в польском высшем свете, особенно представители "фамилии" - Чарторыйские, Понятовские, Любомирские. Но появились у него и недоброжелатели. Одним из них стал граф Франтишек-Ксаверий Браницкий, позже прославившийся как видный деятель русской партии и муж племянницы Потёмкина.
Столкновение произошло в театре, когда Казанова зашёл в уборную одной балерины засвидетельствовать ей своё почтение. Туда же зашёл и Браницкий с одним из офицеров своего полка. Последовал обмен колкостями; Казанова был назван "венецианским трусом" (видимо, из-за того, что не захотел обострять ситуацию), но всё-таки ушёл, не бросив вызов: он опасался, как бы офицер Браницкого не зарубил его на месте саблей. Я понимаю его опасения.
Браницкий
Проведя вечер в раздумьях, утром Казанова всё же написал Браницкому письмо. Текст приводится в мемуарах:
"Милостивейший государь!
Вчера в театре Вы, Ваше Сиятельство, умышленно нанесли мне оскорбление, не имея ни повода, ни причин так со мной обходиться. Из сего я заключаю, что Вы меня ненавидите и потому желаете исключить из числа живущих. Я могу и
желаю пойти в сем навстречу Вашему Сиятельству. Соблаговолите, милостивейший государь, уделить мне место в Вашей карете и отвезти туда, где моя погибель не понудит Вас держать ответ перед законами польскими и где я буду иметь то же преимущество, ежели Господь сподобит меня убить Ваше Сиятельство. Я не послал бы Вам, милостивейший государь, сей вызов, не быв убежден в Вашем великодушии. Имею честь пребывать, милостивейший государь, Вашего Сиятельства всенижайший и всепокорнейший слуга Казанова".
Утвердительный ответ был получен уже через полчаса. Но тут сказались, похоже, различия в этикете между западом и востоком Европы: Казанова был уверен, что поединок должен состояться на следующий день, а Браницкий думал драться, не откладывая. Поняв позицию противника из недолгой переписки, граф явился к нему сам и настоял на своём. "Мы будет драться сегодня или никогда".
Казанова
По предложению Браницкого дрались на пистолетах. Казанова не был известен никому в Варшаве до своего приезда, так что вполне мог оказаться каким-нибудь "фехтмейстером", а огнестрельное оружие всегда усиливало роль случайности. Дальше - фрагмент из "Истории моей жизни":
"...Браницкий торопит меня выбирать. Я сбрасываю шубу и беру первый попавшийся пистолет. Браницкий, взяв другой, говорит, что честью заверяет, что у меня в руках отличное оружие. Я отвечаю, что опробую его об его голову. При этих страшных словах он бледнеет, швыряет шпагу одному из пажей и обнажает грудь. Не без сожаления я принужден сделать то же, ибо опричь пистолета шпага была единственным моим оружием. Я, в свой черед, распахиваю на груди камзол и отступаю шагов на пять-шесть, то же делает подстолий. Далее отступать было некуда. Видя, что он стоит, как вкопанный, опустив дуло к земле, я снимаю шляпу левой рукой, честью прошу его стрелять первым и вновь надеваю ее. Вместо того чтоб сразу стрелять, подстолий потерял две-три секунды, вытягивая руку, пряча голову за рукояткой пистолета; обстоятельства не дозволяли мне ждать всех его приуготовлений. Я выстрелил по нему в точности в тот миг, когда он по мне, что обнаружилось, когда люди из соседних домов в один голос говорили, что слышали только один выстрел. Увидав, что он упал, я быстро сунул в карман левую руку, почувствовав, что она поранена, и, бросив пистолет, поспешил к нему; но каково было мое удивление, когда три обнаженные сабли взметнулись в руках палачей-дворян и вмиг бы искрошили меня, бросившегося на колени, когда бы подстолий не вскричал громовым голосом, заставив их остолбенеть:
-- Канальи, уважайте благородного человека!
Они удалились..."
Кстати, за двадцать лет до того Адам Тарло, раненный в поединке с Казимиром Понятовским, был прикончен челядью последнего, так что мемуары Казановы вполне могли остаться ненаписанными, если бы Браницкий потерял сознание от раны. В третий раз за этот день Казанова избежал смерти, когда, оставив раненого в близлежащем трактире, ехал в санях в сторону Варшавы, накрывшись какой-то дерюгой с головой, а навстречу ему проскакал офицер Браницкого - тот самый, что был в уборной балерины. Видимо, зарубил бы...
Добравшись до столицы и будучи уверен в том, что его противник умирает (рана в живот всё-таки), Казанова укрылся в монастыре францисканцев. Чарторыйские прислали двести человек, чтобы те окружили монастырь и защищали его от людей Браницкого, но это не потребовалось. Да и граф, как ни странно, выжил, позже противники примирились, а вот балерина, ставшая поводом для ссоры, осталась очень недовольна. Зато вошла в историю.