Эхо ликбеза
Двадцать первый век - век открытий. И не открытий двери или пивной банки, но открытий социальных. Крушением мечт. Открытием глаз! Поднимите мне веки, А-ХА-ХА-ХА-ХА-АХА!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!1
Одна из побасенок, мешающих нам прилично развиваться, это заскорузлый, слепой взгляд на нашу историю. Как-то очень уж мы странно глядим на нее. Взяли от Советской истории Победу 1945-го, взяли Гагарина и Спутник, но стыдненько так открестились от прочего. В том числе и того, что до семнадцатого года Россия была очень неприятным местом для 90% населения. Впрочем, до, пожалуй, 1928 - 1930-го она и продолжала оставаться неприятным местом, но уже местом с надеждой на светлое будущее. А это, согласитесь, немало. Одно дело сегодня работать на износ и терпеть лишения, зная, что завтра есть шанс зажить лучше. Другое дело, когда на работу ведет палка рабовладельца. Или страшная нужда. Но ты знаешь - оттого, что работаешь, тебе никаких перспектив не появится. И палка, и нужда останутся завтра и плавно перейдут в «вечно». Короче говоря, за десять лет страну пришлось взять за шкварник и поднять. До этого она стояла коленопреклонно. Да еще и целовала ботинок рабовладельцу-царю. Царя ушли, но поза осталась. Трудно даже представить, какими усилиями Ленин сотоварищи вытаскивали страну из натурального рабства. Не до конца вытащили. Не повезло. Вторая Мировая случилась слишком рано. Не дала нескольким поколениям пожить в мире и согласии. Чуть-чуть окультуриться. Да и не просто война, но такого масштаба. Большую часть усилий свела на нет. Но мы даже по сей день можем прочувствовать отголоски той борьбы с рабским сознанием. С борьбой от восемнадцатого до тридцатого года того века…
Сижу сегодня себе в больнице, жду врача. Безуспешно, ессно. А вокруг бегает лялечка - девочка трехлетняя. Бегает и считает вслух: «Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь…». А в это же самое время у меня дома бегает пятилетняя племянница и тоже всё считает. Уже бойче, но принцип-то тот же. Девочек учат считать и читать. Чтобы к школе грамотными подошли. Умели читать и считать. Это как-то даже неприлично и стыдно, чтобы ребенок пошел в школу, не умея считать и читать. Позорно! Куда родители глядели и чем с ребенком занимались?! Что бабки с дедками делали?! Я помню, как меня учили тоже до школы читать и считать. До сих пор в семье принято смеяться моему тогдашнему тугодумию. Читать-де не хотел учиться. Не способен был. А я по сей день не могу понять, зачем сначала дома, а потом и в школе такое великое внимание уделять совершенству знания русского языка. Я вот его выучил только лет в двадцать пять, предварительно благополучно забыв всё школьное. Выучил с нуля. Но я выучил для дела, написал десяток книг, да и этот журнал богат на слова. А есть же люди, которые текста за жизнь напишут страниц восемь. Зачем им уметь писать непременно грамотно в совершенстве? Я же ведь гляжу, допустим, на американцев - там безграмотность чуть не на государственном уровне. Допустим, запятую при обращении там забывают нарисовать в рекламном баннере, за который платят десятки тысяч долларов. Но это как-то там воспринимается нормально. Понятно ведь - смысл ясен без этой запятой? Ну, и хорошо. У нас же безграмотность и по сей день стыдна. Все обожают посмеяться над ошибками, найденными у какого-нибудь писаки.
Эта вся ситуация тянется еще с тех времен. С знаменитого Ликбеза. Тогда вдруг обнаружилось, что только двадцать процентов страны может прочитать, допустим, письмо. По деревням потому так и ценились попы (ну, в том числе и поэтому), что умели прочитать и написать Бумагу! Документ! У нас и по сей день остались все пиететы перед Бумагой. Больше бумаги - чище жопа, - говорим мы. А это тоже всё оттуда тянется. Тогда мог столичный мудак приехать на село, показать всем бумагу с буквами, заставить подписать… А что в бумаге той? Порой в той бумаге были написаны вещи страшные. Фактически смертные приговоры подписывали себе бедные крепостные или полусвободные безграмотные люди. И их столько раз кидали, что грамотный человек становился для них полубогом. Грамотный, в смысле умения просто посчитать и почитать. А уж какими трагедиями оборачивались разводы счетом! Если не умеешь считать, естественно, тебя разведут. Продашь товар себе в убыток. А «себе в убыток» - это не как сейчас. «Себе в убыток» - это смертный приговор. Это значит, жрать будет нечего зимой. Перемрет вся семья. Это трагедия - самая настоящая.
Ликбез был стране настолько необходим, что сравнивался по значимости с индустриализацией. И это было такое могучее движение, что еще по сей день героические усилия учителей тех времен (того же Макаренко) отдаются в лялечках, которые бездумно пока повторяют: «Один, два, три, четыре, пять…»
Одна из побасенок, мешающих нам прилично развиваться, это заскорузлый, слепой взгляд на нашу историю. Как-то очень уж мы странно глядим на нее. Взяли от Советской истории Победу 1945-го, взяли Гагарина и Спутник, но стыдненько так открестились от прочего. В том числе и того, что до семнадцатого года Россия была очень неприятным местом для 90% населения. Впрочем, до, пожалуй, 1928 - 1930-го она и продолжала оставаться неприятным местом, но уже местом с надеждой на светлое будущее. А это, согласитесь, немало. Одно дело сегодня работать на износ и терпеть лишения, зная, что завтра есть шанс зажить лучше. Другое дело, когда на работу ведет палка рабовладельца. Или страшная нужда. Но ты знаешь - оттого, что работаешь, тебе никаких перспектив не появится. И палка, и нужда останутся завтра и плавно перейдут в «вечно». Короче говоря, за десять лет страну пришлось взять за шкварник и поднять. До этого она стояла коленопреклонно. Да еще и целовала ботинок рабовладельцу-царю. Царя ушли, но поза осталась. Трудно даже представить, какими усилиями Ленин сотоварищи вытаскивали страну из натурального рабства. Не до конца вытащили. Не повезло. Вторая Мировая случилась слишком рано. Не дала нескольким поколениям пожить в мире и согласии. Чуть-чуть окультуриться. Да и не просто война, но такого масштаба. Большую часть усилий свела на нет. Но мы даже по сей день можем прочувствовать отголоски той борьбы с рабским сознанием. С борьбой от восемнадцатого до тридцатого года того века…
Сижу сегодня себе в больнице, жду врача. Безуспешно, ессно. А вокруг бегает лялечка - девочка трехлетняя. Бегает и считает вслух: «Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь…». А в это же самое время у меня дома бегает пятилетняя племянница и тоже всё считает. Уже бойче, но принцип-то тот же. Девочек учат считать и читать. Чтобы к школе грамотными подошли. Умели читать и считать. Это как-то даже неприлично и стыдно, чтобы ребенок пошел в школу, не умея считать и читать. Позорно! Куда родители глядели и чем с ребенком занимались?! Что бабки с дедками делали?! Я помню, как меня учили тоже до школы читать и считать. До сих пор в семье принято смеяться моему тогдашнему тугодумию. Читать-де не хотел учиться. Не способен был. А я по сей день не могу понять, зачем сначала дома, а потом и в школе такое великое внимание уделять совершенству знания русского языка. Я вот его выучил только лет в двадцать пять, предварительно благополучно забыв всё школьное. Выучил с нуля. Но я выучил для дела, написал десяток книг, да и этот журнал богат на слова. А есть же люди, которые текста за жизнь напишут страниц восемь. Зачем им уметь писать непременно грамотно в совершенстве? Я же ведь гляжу, допустим, на американцев - там безграмотность чуть не на государственном уровне. Допустим, запятую при обращении там забывают нарисовать в рекламном баннере, за который платят десятки тысяч долларов. Но это как-то там воспринимается нормально. Понятно ведь - смысл ясен без этой запятой? Ну, и хорошо. У нас же безграмотность и по сей день стыдна. Все обожают посмеяться над ошибками, найденными у какого-нибудь писаки.
Эта вся ситуация тянется еще с тех времен. С знаменитого Ликбеза. Тогда вдруг обнаружилось, что только двадцать процентов страны может прочитать, допустим, письмо. По деревням потому так и ценились попы (ну, в том числе и поэтому), что умели прочитать и написать Бумагу! Документ! У нас и по сей день остались все пиететы перед Бумагой. Больше бумаги - чище жопа, - говорим мы. А это тоже всё оттуда тянется. Тогда мог столичный мудак приехать на село, показать всем бумагу с буквами, заставить подписать… А что в бумаге той? Порой в той бумаге были написаны вещи страшные. Фактически смертные приговоры подписывали себе бедные крепостные или полусвободные безграмотные люди. И их столько раз кидали, что грамотный человек становился для них полубогом. Грамотный, в смысле умения просто посчитать и почитать. А уж какими трагедиями оборачивались разводы счетом! Если не умеешь считать, естественно, тебя разведут. Продашь товар себе в убыток. А «себе в убыток» - это не как сейчас. «Себе в убыток» - это смертный приговор. Это значит, жрать будет нечего зимой. Перемрет вся семья. Это трагедия - самая настоящая.
Ликбез был стране настолько необходим, что сравнивался по значимости с индустриализацией. И это было такое могучее движение, что еще по сей день героические усилия учителей тех времен (того же Макаренко) отдаются в лялечках, которые бездумно пока повторяют: «Один, два, три, четыре, пять…»