зеленые пальцы исламской республики;
завтрак у атомного реактора;
мусульманский анонимный алкоголик;
поминки по имаму и др.
К Ирану мы пришли пешком, в полной темноте.
Водитель турецкой маршрутки высадил в километре от границы и знаками показал, что дальше - только в хиджабе.
Иранский пограничник достал тетрадь учета и подушечку с краской для снятия отпечатков пальцев. Чернила были зелеными и стойкими.
Время убежало вперед на полтора часа и последний автобус в Табриз (300 км от границы) давно ушел. Обменный пункт закрылся потому, что почти наступила пятница (выходной), а наши кредитные карты в этой стране не работают.
Засунув зеленые руки в пустые карманы, мы вышли в исламскую республику Иран.
Продавец орехов Карим ехал с нами до иранской границы в турецком автобусе из Арзурума*
(*про унылый турецкий город Арзурум я собиралась написать отдельный текст,
но не задалось, хотя для него был заготовлен такой пассаж:
«...в Арзуруме, городе в который
кроме меня, Н.Конашенка и Пушкина,
мало кого заносило по доброй воле... »)Карим ехал из Арзурума с пустым чемоданом.
Ореховый коммивояжер, он катается из Ирана в Турцию по вторникам, а обратно возвращается по четвергам.
Компенсируя недостаток английского, Карим развлекался, обучая нас фарси.
После прохождении границы, Карим обратился к нам с речью:
- Да? Нет? Excuse me!Я-домой, вас брать с собой!
Поломавшись для приличия, проверяя не «таароф» ли это (иранский ритуал реверансов вежливости, когда услугу предлагают трижды, не рассчитывая, что на нее согласятся) и согласились. Карим обрадовался и при помощи калькулятора донес до нас, что ехать надо 3 часа и еще 100 км, а потом мы уже у него в гостях.
...Т. разбудил меня тычками часа в два ночи. Слов не говорил, но жестикулировал конвульсивно. За окном такси медленно проплывал силуэт гигантского комплекса с очень знакомыми широкими трубами...
«Атомная станция!», - подумал Штирлиц...
- Дом! Иран! Excuse me!, - подбодрил офигевших нас Карим.
- Приехали!, - сказал таксист.
- Супер!, - сказал Т. и, автоматически, показал сжатый кулак с задранным большим пальцем.
Завтрак Карим сервировал по иранской традиции на полу: клеенка поверх ковра, миска с супом из потрохов и сушеной мяты. Потом Карим дал нам денег на автобус до Табриза и обьяснил, что кулак с задранным пальцем считается в Иране жестом оскорбительным.
Мне удалось отговорить Т. фотографировать АЭС из окна автобуса. А через две недели от Карима пришел СМС: «Iran finish go my home» («Иран кончаться ехать мой дом»).
….......................................................................
- Так, а сейчас она спрашивает нет ли в вашей стране какого-нибудь проверенного средства от выпадения волос?... - Мерзиех переводит мне вопросы одной из золовок. Я сижу на полу, в плотном кольце хихикающих женщин.
Приносят клеенку, суп из лапши и бобов. Семья поужинала еще в 5 часов вечера, поэтому в центре круга, на клеенке, всего две тарелки - для гостей. Все смеются, требуют есть с добавкой. Никто не верит, что мне 34 года. Я тоже не верю, что моей соседке 32 - у нее 6 детей, в зубах она зажимает уголок черной чадры: «Был бы у тебя такой живот как у меня, ханум, ты бы тоже радовалась!», - смеется и тянется ущипнуть меня за щеку.
Это дом свекрови Мерзиех. Из мебели в комнате только ковры, две люминисцентных лампы-трубки и в раме, картина-ковер с портретом погибшего на войне с Ираком младшего сына.
Мерзи - 39. Хуссейну - 47 лет, он главврач больницы и ветеран Ирано-Иракской войны. Сильно хромает - в траншеи упал снаряд, повредил колено.
Познакомились когда она училась в университете. До брака встретились 4 раза (каждое свидание длилось примерно 2 часа).
- Хуссейн очень религиозный, а я больше в Бога не верю. Но он добрый, хороший человек. Летом мы ездили в Россию. В Петербурге жили на площади Победы и Хуссейну очень там памятник понравился (блокада). Он прям ностальгию по войне испытал. Он настоящий герой, Хуссейн.
Мерзи не работает. Их 13тилетняя дочь - инвалид (задержка в развитии) нуждается в постоянном уходе. Два раза в неделю Мерзи ходит к псхотерапевту.
- Я сходила с ума, не могла находится с дочерью и Хуссейн отправил меня к врачу и по ночам кататься на велосипеде. Днем на велосипеде женщине нельзя, у нас город консервативный, а ночью мы собираемся группой и ездим в пустыню. Утром я с дочерью. После дневного отдыха, к 5ти часам едем к свекрови, потом к моей маме, потом домой и еще я иногда хожу с женщинами в волейбол играть.
….......................................................
Масуд по утрам служит в армии, а по вечерам преподает английский на языковых курсах. Только отслужив он сможет получи загранпаспорт. Потом хочет найти постдок и уехать с женой в Германию.
Они не собирались жениться, но без свидетельства невозможно снять вместе квартиру. Да и гостей приглашать опасно, потому что если соседи настучат в полицию, то проблем может быть очень много.
- Город консервативный, косо могут посмотреть даже если мы вдвоем по улице идем и смеемся, так что проще было пожениться. Вообще ситуации бывают разные. Есть например система временного брака - «сиге». Ну, например, есть вдова и ей не на что жить, и есть мужчина, который ищет сексуальных отношений (он может быть уже женат, может быть даже на ее собственной племяннице). Они идут к мулле и тот составляет договор, в котором оговаривается сумма денежного вознаграждения, которую мужчина будет ежемесячно выплачивать этой вдове и они заключают этот тип брака - «сиге». Говорят, что в Коме (религиозный центр Ирана где жил аятолла Хомейни) некоторые товарищи из духовенства работают как «брачные агентства», у них есть целые альбомы с фотографиями женщин и расценками. Проституция ли это? Ну, не знаю, может быть есть и проституция, но, вообще, это конечно финансово спасает огромное количество женщин. Для многих вдов - это единственный способ найти средства к существованию.
….....................................................
Квартиру, куда нас пригласили на вечеринку, находим просто - лестничная площадка до середины пролета завалена уличной обувью. Много книг, европейская мебель и туалет типа «отверстие в полу».
Играет музыка, девушки без платков.
Звонок домофона обрывает смеховую завесу.
- Полиция?, - нервничаем мы
- Виночерпий!, - радуется хозяин и выбегает из квартиры.
Возвращается с черным пакетом. Извлекает из него двухлитровую пластиковую бутылку с прозрачной жидкостью. На черном рынке можно достать любой алкоголь.
В данном случае, имеем арак - самогонку из кишмиша.
Чайные чашки превращаются в стопки.
После второй затевают гадания на томике стихов Хафеза. Относятся к предсказаниям очень серьезно. Ахают. Вслух, с придыханием читают куплеты. Многие - наизусть (для сравнения представьте себе российскую вечеринку, где в апофеозе попойки народ станет вслух зачитывать из Слова о полку игореве ).
После третьей рассказывают как ходили на подпольный концерт музыкального коллектива, сочиняющего музыку на стихи поэта Саади (13й век).
После двух литров играем в «Крокодил», разыгрывая Рубаи Омара Хаяма.
Но пьют не все.
- Не могу, мне рано с утра на собрание, - отказывается крашеная блондинка.
- Ну какие собрания по пятницам? Ты чего?
- Собрание..., - мнется, - общества Анонимных Алкоголиков...
Секундное предположение, что это, должно быть, такая шутка, смешная в стране где алкоголь запрещен с 1979 года.
Но блондинка достает из сумки брошюрку заповедей АА.
На собрания ходит уже год.
…....................................................................
Рахель работает на федеральном ТВ, делает детскую вечернюю программу типа «Спокойной ночи, малыши». 2D анимация по мотивам детских книжных новинок. Получала федеральные призы и очень горда. Вот уже год они с мужем оформляют собственную компанию, прошли все поверки, включая проверку на социальную благонадежность, и скоро должны получить регистрационный номер.
Успешные, верующие, молодые и современные. Рахель бегает по утрам в парке, коротко стрижется и носит красное спортивное платье «Адидас». Этим летом они ездили по Италии и Франции (не многие иранцы могут сейчас позволить себе поездку в Европу).
Режиссируя совместную фотографию «на память» («Пусть каждый скорчит дурацкую рожу!»), Рахель вдруг выскакивает из кадры за секунду до щелчка.
- Подождите! Я забыла шапку!
Выкладывая фото в Фэйсбук (доступ к которому в Иране официально запрещен), поясняет:
- Я не могу фотографироваться без хиджаба, я ведь на федеральном телевидении работаю! В Италии-Франции когда мы путешествовали, я всегда в кармане платок держала, чтобы голову прикрыть если захочется сфотографироваться.
…...............................................................................
Ближе к полуночи мужчины выходят на улицы. Они несут в руках плети, палки и барабаны, выстраиваются в ряды и медленно движутся по улицам. Впереди каждой такой процессии - барабанщики, в конце - помост на колесах, на котором везут певца с микрофоном и колонками. Певцы чередуются в надрывном плаче-песне. Мужчины движутся в заданном барабанами и рыданием ритме, их движения чем-то напоминают танец «сиртаки», прокручиваемый в замедленной сьемке. За процессиями следует публика, будто заколдованная экстатическими завываниями и глухими ударами.
Ночь. Месяц Муххарам. Идет подготовка к десятому дню - Ашуре, дню траура мусульман-шиитов о смерти имама Хусейна, убитому в 680 году.
Развеваются флаги. На полотнищах - портреты имама без лица, в доспехах и шлеме с плюмажем. Температура приближается к нулю, но многие мужчины босы.
Одеты в черное.
Шаг вперед, поворот корпуса чуть вправо, рука идет вверх и резко вниз, символический удар палкой (или плеткой с металлическими цепями) по собственной спине, разворот корпуса, маленький шажок назад и два вперед.
Гигантской черной гусеницей процессия извивается по улице. Даже будучи зрителем впадаешь в транс, что уж тут говорить о занятых самобичеванием.
Становится понятно почему так легко начинаются в дни Ашуры массовые волнения, не имеющие религиозной подоплеки («зеленая оппозиция» 2009го). Народ уже на улице (и уже в трансе), тут спички не надо - шепни и огонь полыхнет.
Организованная толпа женщин в черных чадрах направляется охранниками с рациями. Женщины, бегут, плачут и бьют себя по голове. «Ааа! Хуссейн! Ааа! Хуссейн!»
Зрелище не для слабонервных, но сразу за ними идет группа мужчин с раскрашенными лицами, в самодельных костюмах с игрушечными мечами и пиками - это самодеятельные театральные труппы Тазие. Карнавальная подкладка старше чем ислам: в сочетании дикого ритуального плача и шутовского смеха - жизнь, а не фольклорная древность.
Актеры Тазие разыгрывают сцены битвы, в которой погиб имам Хуссейн, вплетая в повествование древних персидских героев. Актеры могут быть настоящими бродячими артистами или просто булочником и парикмахером с соседней улицы. Говорят, что в деревнях, во время таких представлений страсти накаляются не шуточно. Вовлеченные зрители пытаются защитить обреченного на смерть имама от врагов, и актера, играющего убийцу Язида, могут даже побить. А могут и предложить актерам денег за хэппи-энд (известны случаи, когда актеры шли навстречу пожеланиям публики).
За день до Ашуры на улицах, базарах, в гостиницах и мечетях готовят и бесплатно раздают еду. В деревенской мечети нас зовут на настоящий церемониальный обед с тремя переменами блюд. На базаре раздают вареные яйца и чай с сахаром.
В Тегеране, посреди улицы тормозит старенький «пейкан», владелец которого вытаскивает из машины коврик и выкладывает на него кексы, а рядом ставит ведро с какао. Он расправляет черный флажок на бампере, вытирает слезы «Ааа! Хуссейн!», потом поворачивается к нам и широко улыбаясь кричит:
- Салам! Какао!