otsvet
in
fomenko_ru
интервью Евгения Каменьковича
Ученик чародеев
Евгений Каменькович замахнулся на «Улисса» нашего, Джойса
Репертуар «Мастерской Петра Фоменко» стоит на спектаклях Евгения Борисовича Каменьковича в степени немалой. Было так всегда, потому что Каменькович без малого двадцать лет преподавал на гитисовских курсах Фоменко. Кто поставил «Двенадцатую ночь» на втором курсе первых «фоменок» с Тюниной-Оливией и сестрами-близнецами? Тем, кто смотрел этот спектакль 40, 60 раз (были такие!), напоминать не надо, а вновь прибывшим поклонникам «Мастерской», может, и надо - Каменькович. «Школу для дураков» в Голубом фойе Дома актера, где от прекрасности Агуреевой театралы начали сходить с ума всерьез? Кто открыл Москве пьесы Оли Мухиной и поставил «Ю», потом поставленное в МХТ с другими актерами и чудом сохранившее атмосферу теплого летнего вечера в старой Москве? Евгений Борисович.
Каменькович - не только режиссер «Мастерской», он активно с 1983 года преподает и всегда обожает своих студентов. Сейчас его любимцы - актерско-режиссерская мастерская в ГИТИСе, которую он ведет совместно с Дмитрием Крымовым.
А в родной «Мастерской» Каменькович ставит джойсовского «Улисса». Репетиции начинаются в 11.00. К восьми Каменькович отводит ребенка в школу, приезжает в театр на метро и до одиннадцати читает в тишине.
Или дает интервью. Редко, иногда.
- У вас за плечами опыты разных режиссерских школ. Сначала Андрей Гончаров, потом вы работали педагогом в театре Анатолия Васильева, теперь ваша жизнь связана с Петром Наумовичем Фоменко и Сергеем Васильевичем Женовачем. Насколько разные режиссерские задачи вы наблюдали в эти периоды и решали сами?
- Фоменко - ученик Гончарова, Женовач - ученик Фоменко, и поэтому, хотя это абсолютно разные художники, в принципе они движутся в одном направлении в разных формах. Их бог - русский психологический театр.
Васильев сильно отличается от всех, потому что он пытается сделать из театра науку, с каждым годом все больше уходит от живого театра в театр исследовательский. Его чудовищное, как я считаю, отсутствие в нашей стране сказывается. Я не очень точно знаю, как он живет на Западе, но вот он закончил, кажется, преподавание в Лионе и у него огромное количество заказов на книги, ведь книги о театре никто не пишет - так, по-настоящему. Почему сейчас все разрывают книгу Михаила Буткевича «К игровому театру»? Она спорная, но очень серьезная.
Михаил Буткевич - мой учитель. Когда у ГИТИСа не хватало денег на издание книги, я встретился с Антоном Табаковым, моим однокурсником. Он, не разговаривая, выложил деньги на стол. Мы с нетерпением ждем второй книги - после Буткевича осталось пять тысяч карточек с мыслями и упражнениями. Я тоже со студенческих лет пишу свои упражнения на карточках.
- Почему вы так любите преподавать?
- Насчет «любите» это спорный вопрос, потому что, после того как выпустились основные «фоменки-основоположники», я себя не то что заставлял, но как-то крепко думал - продолжать или нет. Потому что был уверен, что так звезды больше не сойдутся. Но я был не прав, потому что тот курс, где были Илья Любимов, Полина Агуреева, Лена Невежина, оказался не слабее. А следующий курс - Евгений Цыганов, Павел Баршак, Наталья Курдюбова, был по-своему возмутительно хорош. И когда я решил, что теперь завяжу окончательно, случилась перемена - Петр Наумович ушел из ГИТИСа, а Сергей Васильевич Женовач набрал какой-то совершенно другой курс, тоже талантливый. В общем, после этого я перестал дергаться и понял, что наша родная страна, что бы с ней ни случилось, как бы жизнь ни дорожала, родит таланты исправно.
- Вы все время боитесь сыграть на понижение?
- Да-да! Действительно, очень боюсь. Мне кажется, что в театральных вузах собираются сборные страны (на столе перед Каменьковичем его любимая газета «Спорт-Экспресс»), теперь сборные Европы. Люди в это время своей жизни еще верят, не обременены семьями, необходимостью зарабатывать и действительно занимаются театром 24 часа в сутки. Самый тяжелый период - когда после студенческой скамьи они попадают в театр. Жизнь их очень сильно меняется.
- И вы на эту веру сильно реагируете. Листая статьи о ваших спектаклях, я поняла, что самые дорогие для меня спектакли Каменьковича - студенческие: «Ю», «Мариенбад»…
- Ну хорошо, я вам больше скажу. Самое лучшее «Ю» было даже не студенческим спектаклем, а когда у нас была читка в «Любимовке». Было раннее лето, мы вытащили окна из того павильона, где Станиславский гипотетически репетировал «Чайку», нарвали полевых цветов, почему-то поставили мотоцикл. Расселись на высоких любимовских окнах, прочитали текст, и я чувствовал, что это божественный момент.
- Скажите, права я или нет. Думаю, спектакли «Школа для дураков», «Самое важное» по «Венерину волосу» Шишкина и «Затоваренная бочкотара» объединяются в утопическую трилогию. Ваша новая «Затоваренная бочкотара» в «Табакерке» достраивает трилогию фантастических миров, которую вы создаете с середины 90-х годов, со «Школы для дураков» по Саше Соколову, где играла студентка Полина Агуреева. Тексты Соколова, Шишкина, Аксенова роднит утопическая природа: всякий раз мир описывается глазами «внутреннего ребенка», живущего в авторе и режиссере.
- Это придумали вы, мне очень приятно. Я действительно начал читать Шишкина, после того как прочитал его интервью, где он называл своих любимых писателей - Чехова, Льва Толстого и Сашу Соколова. Меня это поразило. После этого я стал читать его книги. Мне очень нравится Саша Соколов, конкретно «Школа для дураков», и я понял - буду ставить Шишкина.
- Вы начали репетировать «Улисса» Джойса. Не страшно?
- Нет. Еще когда мы делали «Варваров» в 1998 году, я собрал два поколения «фоменок» и до позднего вечера мучил их чтением моей инсценировки «Улисса». Они вежливо похлопали - «может, мы еще поработаем над инсценировкой»? Она лежала, я периодически к ней возвращался. А потом во время работы над «Самым важным» Петр Наумович позвонил и сказал: «Может, пора вернуться к «Улиссу»?» Я так обрадовался! Все лето сидел над текстом. 1 февраля мы приступили к репетициям, и все вычищаем инсценировку. У каждого роман на английском языке, и каждый сражается за свою роль, как у нас всегда бывает. Нам сейчас важно не ошибиться, потому что когда выпрямляешь, прелесть уходит. Если вдруг добежим до финала - тоже еще не факт, то понятно, что играть надо целый день.
Самое главное в «Улиссе» - попытаться достать из него театр. Главы написаны в разных жанрах - как фильм «Стена» «Пинк Флойд», снятый в разных киножанрах. Еще Васильев обратил мое внимание на то, что фильм «Стена» - это учебник режиссуры. Нечто подобное я хочу сделать театральными средствами - как театры могут меняться с каждой главой.
- Импровизация - краеугольная для вас вещь в работе со студентами.
- Я верю в импровизацию стопроцентно. Вообще все, чему научил Буткевич, я стараюсь как-то развивать. Но я должен честно сказать - так, как импровизировали первые «фоменки», так больше никто не занимался. Может быть, я сам был молодой и все пробовал. Каждый раз, когда я сейчас занимаюсь на нашем совместном с Крымовым курсе, я на себя злюсь. Дело не в них - во мне. Студенты все делают замечательно. Я все время помню о том, что «основоположники» умудрялись оставаться в импровизации поэтичными. Их импровизации всегда хотелось зафиксировать и Петру Наумовичу и Сереже Женовачу показать. Почему-то это было удивительно.
- Какие-то старые спектакли будут восстанавливаться в новом здании «Мастерской»? Те же «Варвары»?
- «Варвары» нет, потому что в театре больше не играет Сергей Тарамаев. Вообще у нашего директора Андрея Воробьева гигантские планы. У нас же ни один спектакль не умер своей смертью. «Владимир III степени», «Двенадцатая ночь», любой спектакль - у Андрея есть планы восстановить все, но я противник этого. Другое дело - традиционно сыграть «Двенадцатую ночь» 6 января, взять всех новых, это у нас запросто. Проще поставить новый спектакль, хотя я точно знаю, что они все тексты помнят.
- По легенде «Двенадцатая ночь» началась с того, что на вступительных экзаменах был найден Мальволио - Тагир Рахимов. Рождаются на вступительных экзаменах новые спектакли?
- Я могу думать сейчас только про Джойса. Сражение с этим романом - на века. Да, я знаю по пальцам людей, которые прочитали роман до конца, я их коллекционирую. «Самое важное» сыграло колоссальную роль в возрождении мысли об «Улиссе» - его непросто смотреть. Но есть люди, которым нужен такой театр, не самый простой, они любят копаться и думать. Чем наиболее велик Фоменко - он всегда заставляет людей думать. На репетициях и в жизни.
- А мне кажется, что в конце «Самого важного», когда Рустэм Юскаев кричит: «Идите со мной, я покажу вам в этом безумном городе травку-муравку», он зовет всех в ваш театр, потому что «Мастерская» - это и есть травка-муравка Москвы.
- Если вы так думаете - это приятно. Проблема в том, что так много сделано и не очень понятно, что делать дальше. Интересно присутствие в театре стажеров. Петр Наумович ушел из ГИТИСа, но не выдержал и устроил для стажеров ГИТИС на дому. Все не то чтобы в панике, но думают, как двигаться дальше.
Беседовала
Екатерина Васенина
22.05.2008
(источник - *Новая газета* № 36 от 22 Мая 2008 г.)
Евгений Каменькович замахнулся на «Улисса» нашего, Джойса
Репертуар «Мастерской Петра Фоменко» стоит на спектаклях Евгения Борисовича Каменьковича в степени немалой. Было так всегда, потому что Каменькович без малого двадцать лет преподавал на гитисовских курсах Фоменко. Кто поставил «Двенадцатую ночь» на втором курсе первых «фоменок» с Тюниной-Оливией и сестрами-близнецами? Тем, кто смотрел этот спектакль 40, 60 раз (были такие!), напоминать не надо, а вновь прибывшим поклонникам «Мастерской», может, и надо - Каменькович. «Школу для дураков» в Голубом фойе Дома актера, где от прекрасности Агуреевой театралы начали сходить с ума всерьез? Кто открыл Москве пьесы Оли Мухиной и поставил «Ю», потом поставленное в МХТ с другими актерами и чудом сохранившее атмосферу теплого летнего вечера в старой Москве? Евгений Борисович.
Каменькович - не только режиссер «Мастерской», он активно с 1983 года преподает и всегда обожает своих студентов. Сейчас его любимцы - актерско-режиссерская мастерская в ГИТИСе, которую он ведет совместно с Дмитрием Крымовым.
А в родной «Мастерской» Каменькович ставит джойсовского «Улисса». Репетиции начинаются в 11.00. К восьми Каменькович отводит ребенка в школу, приезжает в театр на метро и до одиннадцати читает в тишине.
Или дает интервью. Редко, иногда.
- У вас за плечами опыты разных режиссерских школ. Сначала Андрей Гончаров, потом вы работали педагогом в театре Анатолия Васильева, теперь ваша жизнь связана с Петром Наумовичем Фоменко и Сергеем Васильевичем Женовачем. Насколько разные режиссерские задачи вы наблюдали в эти периоды и решали сами?
- Фоменко - ученик Гончарова, Женовач - ученик Фоменко, и поэтому, хотя это абсолютно разные художники, в принципе они движутся в одном направлении в разных формах. Их бог - русский психологический театр.
Васильев сильно отличается от всех, потому что он пытается сделать из театра науку, с каждым годом все больше уходит от живого театра в театр исследовательский. Его чудовищное, как я считаю, отсутствие в нашей стране сказывается. Я не очень точно знаю, как он живет на Западе, но вот он закончил, кажется, преподавание в Лионе и у него огромное количество заказов на книги, ведь книги о театре никто не пишет - так, по-настоящему. Почему сейчас все разрывают книгу Михаила Буткевича «К игровому театру»? Она спорная, но очень серьезная.
Михаил Буткевич - мой учитель. Когда у ГИТИСа не хватало денег на издание книги, я встретился с Антоном Табаковым, моим однокурсником. Он, не разговаривая, выложил деньги на стол. Мы с нетерпением ждем второй книги - после Буткевича осталось пять тысяч карточек с мыслями и упражнениями. Я тоже со студенческих лет пишу свои упражнения на карточках.
- Почему вы так любите преподавать?
- Насчет «любите» это спорный вопрос, потому что, после того как выпустились основные «фоменки-основоположники», я себя не то что заставлял, но как-то крепко думал - продолжать или нет. Потому что был уверен, что так звезды больше не сойдутся. Но я был не прав, потому что тот курс, где были Илья Любимов, Полина Агуреева, Лена Невежина, оказался не слабее. А следующий курс - Евгений Цыганов, Павел Баршак, Наталья Курдюбова, был по-своему возмутительно хорош. И когда я решил, что теперь завяжу окончательно, случилась перемена - Петр Наумович ушел из ГИТИСа, а Сергей Васильевич Женовач набрал какой-то совершенно другой курс, тоже талантливый. В общем, после этого я перестал дергаться и понял, что наша родная страна, что бы с ней ни случилось, как бы жизнь ни дорожала, родит таланты исправно.
- Вы все время боитесь сыграть на понижение?
- Да-да! Действительно, очень боюсь. Мне кажется, что в театральных вузах собираются сборные страны (на столе перед Каменьковичем его любимая газета «Спорт-Экспресс»), теперь сборные Европы. Люди в это время своей жизни еще верят, не обременены семьями, необходимостью зарабатывать и действительно занимаются театром 24 часа в сутки. Самый тяжелый период - когда после студенческой скамьи они попадают в театр. Жизнь их очень сильно меняется.
- И вы на эту веру сильно реагируете. Листая статьи о ваших спектаклях, я поняла, что самые дорогие для меня спектакли Каменьковича - студенческие: «Ю», «Мариенбад»…
- Ну хорошо, я вам больше скажу. Самое лучшее «Ю» было даже не студенческим спектаклем, а когда у нас была читка в «Любимовке». Было раннее лето, мы вытащили окна из того павильона, где Станиславский гипотетически репетировал «Чайку», нарвали полевых цветов, почему-то поставили мотоцикл. Расселись на высоких любимовских окнах, прочитали текст, и я чувствовал, что это божественный момент.
- Скажите, права я или нет. Думаю, спектакли «Школа для дураков», «Самое важное» по «Венерину волосу» Шишкина и «Затоваренная бочкотара» объединяются в утопическую трилогию. Ваша новая «Затоваренная бочкотара» в «Табакерке» достраивает трилогию фантастических миров, которую вы создаете с середины 90-х годов, со «Школы для дураков» по Саше Соколову, где играла студентка Полина Агуреева. Тексты Соколова, Шишкина, Аксенова роднит утопическая природа: всякий раз мир описывается глазами «внутреннего ребенка», живущего в авторе и режиссере.
- Это придумали вы, мне очень приятно. Я действительно начал читать Шишкина, после того как прочитал его интервью, где он называл своих любимых писателей - Чехова, Льва Толстого и Сашу Соколова. Меня это поразило. После этого я стал читать его книги. Мне очень нравится Саша Соколов, конкретно «Школа для дураков», и я понял - буду ставить Шишкина.
- Вы начали репетировать «Улисса» Джойса. Не страшно?
- Нет. Еще когда мы делали «Варваров» в 1998 году, я собрал два поколения «фоменок» и до позднего вечера мучил их чтением моей инсценировки «Улисса». Они вежливо похлопали - «может, мы еще поработаем над инсценировкой»? Она лежала, я периодически к ней возвращался. А потом во время работы над «Самым важным» Петр Наумович позвонил и сказал: «Может, пора вернуться к «Улиссу»?» Я так обрадовался! Все лето сидел над текстом. 1 февраля мы приступили к репетициям, и все вычищаем инсценировку. У каждого роман на английском языке, и каждый сражается за свою роль, как у нас всегда бывает. Нам сейчас важно не ошибиться, потому что когда выпрямляешь, прелесть уходит. Если вдруг добежим до финала - тоже еще не факт, то понятно, что играть надо целый день.
Самое главное в «Улиссе» - попытаться достать из него театр. Главы написаны в разных жанрах - как фильм «Стена» «Пинк Флойд», снятый в разных киножанрах. Еще Васильев обратил мое внимание на то, что фильм «Стена» - это учебник режиссуры. Нечто подобное я хочу сделать театральными средствами - как театры могут меняться с каждой главой.
- Импровизация - краеугольная для вас вещь в работе со студентами.
- Я верю в импровизацию стопроцентно. Вообще все, чему научил Буткевич, я стараюсь как-то развивать. Но я должен честно сказать - так, как импровизировали первые «фоменки», так больше никто не занимался. Может быть, я сам был молодой и все пробовал. Каждый раз, когда я сейчас занимаюсь на нашем совместном с Крымовым курсе, я на себя злюсь. Дело не в них - во мне. Студенты все делают замечательно. Я все время помню о том, что «основоположники» умудрялись оставаться в импровизации поэтичными. Их импровизации всегда хотелось зафиксировать и Петру Наумовичу и Сереже Женовачу показать. Почему-то это было удивительно.
- Какие-то старые спектакли будут восстанавливаться в новом здании «Мастерской»? Те же «Варвары»?
- «Варвары» нет, потому что в театре больше не играет Сергей Тарамаев. Вообще у нашего директора Андрея Воробьева гигантские планы. У нас же ни один спектакль не умер своей смертью. «Владимир III степени», «Двенадцатая ночь», любой спектакль - у Андрея есть планы восстановить все, но я противник этого. Другое дело - традиционно сыграть «Двенадцатую ночь» 6 января, взять всех новых, это у нас запросто. Проще поставить новый спектакль, хотя я точно знаю, что они все тексты помнят.
- По легенде «Двенадцатая ночь» началась с того, что на вступительных экзаменах был найден Мальволио - Тагир Рахимов. Рождаются на вступительных экзаменах новые спектакли?
- Я могу думать сейчас только про Джойса. Сражение с этим романом - на века. Да, я знаю по пальцам людей, которые прочитали роман до конца, я их коллекционирую. «Самое важное» сыграло колоссальную роль в возрождении мысли об «Улиссе» - его непросто смотреть. Но есть люди, которым нужен такой театр, не самый простой, они любят копаться и думать. Чем наиболее велик Фоменко - он всегда заставляет людей думать. На репетициях и в жизни.
- А мне кажется, что в конце «Самого важного», когда Рустэм Юскаев кричит: «Идите со мной, я покажу вам в этом безумном городе травку-муравку», он зовет всех в ваш театр, потому что «Мастерская» - это и есть травка-муравка Москвы.
- Если вы так думаете - это приятно. Проблема в том, что так много сделано и не очень понятно, что делать дальше. Интересно присутствие в театре стажеров. Петр Наумович ушел из ГИТИСа, но не выдержал и устроил для стажеров ГИТИС на дому. Все не то чтобы в панике, но думают, как двигаться дальше.
Беседовала
Екатерина Васенина
22.05.2008
(источник - *Новая газета* № 36 от 22 Мая 2008 г.)