(no subject)
На границе сна и безумия мне привиделось, как сквозь пальцы утекают смыслы.
Я стояла на вершине муравейника и большая муравьиная бездна задавала мне немые непонятные вопросы.
Там, внизу, под ногами, у меня была маленькая роль в жизни, как у всех. В ней был муравьиный обычный смысл. Все муравьи живут, работают и умирают.
Но я так не хотела, и мне было тесно, и я вылезла на крышу мира, и я ждала там увидеть большое небо и большую свободу, очень большой и настоящий смысл. Не такой, как у других.
Но там не было ничего.
Потому что тут, наверху, над муравейником, большие смыслы были для других больших существ, в их собственном большом мире, который мне даже не было видно. В котором мне не было места. Может быть, этого большого мира даже и не было.
И смыслы в руках рассыпались в мелкий песок и утекли сквозь пальцы.
А я стояла, окаменев от страха перед собственной слабостью, перед ненужностью ни там, внизу, ни тут, наверху, перед необходимостью признать полную бессмысленность собственного существования.
Я стояла на вершине муравейника и большая муравьиная бездна задавала мне немые непонятные вопросы.
Там, внизу, под ногами, у меня была маленькая роль в жизни, как у всех. В ней был муравьиный обычный смысл. Все муравьи живут, работают и умирают.
Но я так не хотела, и мне было тесно, и я вылезла на крышу мира, и я ждала там увидеть большое небо и большую свободу, очень большой и настоящий смысл. Не такой, как у других.
Но там не было ничего.
Потому что тут, наверху, над муравейником, большие смыслы были для других больших существ, в их собственном большом мире, который мне даже не было видно. В котором мне не было места. Может быть, этого большого мира даже и не было.
И смыслы в руках рассыпались в мелкий песок и утекли сквозь пальцы.
А я стояла, окаменев от страха перед собственной слабостью, перед ненужностью ни там, внизу, ни тут, наверху, перед необходимостью признать полную бессмысленность собственного существования.