СКАЗКА ПРО ТО, КАК МЫ ПЕРЕИМЕНОВАЛИ УЛИЦЫ
Мы выбираемся из кабинки фуникулера, довольные как слоны.
Причем несмотря на существенную разницу в росте и весе, слоны из нас получились удивительно большие и жутко одинаковые.
Собственно, на улицу сначала выходят две наши улыбки, словно предусмотрительные хоботы-перископы, и только потом к ним присоединяемся мы сами.
- Все-таки у тебя тут очень короткий путь наверх, какой-то игрушечный фуникулер, только сел и уже приехал, - говорю я, смиряя расплывающиеся в стороны уголки губ, - Надо было нам с тобой купить хотя бы по десять билетов и покататься туда-сюда, чтобы дорога стала длиннее и можно было вести долгий разговор, который бросить потом на сидении - авось кому понравится.
- Если ты хотела долгий путь, то надо было не в сюда ехать, а куда-нибудь в Швейцарию - там тебе и не такое предложат хитрые иностранцы.
- В Швейцарию я не поехала, потому что тебя там точно нет, мне рассказывали. А ездить туда, где есть полное отсутствие всякого присутствия тебя я категорически не согласна. Не сейчас, не в этой жизни, не со мной. И точка.
Он ухмыляется, и совершенно очевидно, что доволен. Все-таки Швейцария, целая горная страна, только что проиграла ему с разгромным счетом.
Так ей и надо.
- Если хочешь долго подниматься, то это я тебе легко устрою, потому что нас ждет путь домой, значит, вверх. Заметь, еще и в толпе, еще и мимо кучи всяких сувениров. Хотя конечно можно просто пойти по мостовой, посредине и избежать толкучки, - говорит, а сам вот-вот лопнет от восторга, такая погода случилась теплая и солнечная для зимы, такую и весной фиг допросишься.
- В таких местах можно играть в какую-нибудь игру, которая существует только для данного места и данного времени. Строго говоря, еще и только для нас с тобой, иначе никакого смысла. Вот например... мне совершенно не нравятся названия улиц. Ну что это такое улица Амосова или улица Михайловская.
Или даже Прорезная, хотя это не худший вариант конечно, чего уж там.
Вот если я турист и редкостная тупица, и мне совершенно ничего не говорят имена тех людей, что отдали свои имена во имя улиц - как тогда быть? Я же вот такая впечатлительная, теперь спать не буду, пока не узнаю, что кроется за этими названиями. А наверняка все скучно - ученые, знаменитости местные, актеры.
- Нуууу... а ты как хотела бы? - спрашивает, покупая леденцы на палочке, один красный и один желтый. Но конечно чтобы не есть, это каждый дурак может, а чтобы смотреть сквозь прозрачное нутро на солнечные зайцы, прохожих и дома.
- Ну например, эту улицу я назвала бы Лестницей в небо, это как минимум. И тут конечно всегда должны играть Зепелины из какого-нибудь окна. Причем так, чтобы никто никогда не мог понять, из какого.
Ну вот.
А парк со смешными фигурами я бы назвала Королевством кривых фигур, потому что они там и правда все какие-то поразительно неровные, а потому очень крутые.
А твою улицу...
- Дай тебе волю, ты бы полгорода назвала в мою честь. Совершенно без злого умысла, а чтобы было смешнее. Знаю я тебя. Вот даже не представляешь, насколько хорошо знаю, - хмурится. Но конечно не по-настоящему.
- Ну нет, я же сказала, никаких имен, на фиг.
Твою я назвала бы улицей Цветных крыш. И властям сразу пришлось бы все перекрасить, а то такое крутое название и такие скучные цвета - совершенно не пропорционально глупо.
- А пропорционально - это тогда как? - интересуется, а сам довольно перекатывает на языке как конфету, - Цветных крыш. Цветныыыых. Крыыыышшшш, - доволен абсолютно.
- Пропорционально это как у тебя. Ты такой умный и талантливый, что твои подопечные все глупые и одноразовые, - передразниваю я его и бегу вверх, на очередной изгиб пути. Залезть на парапет, задрать руку козырьком, поглядеть вниз, на порт, которого нет, но был бы очень кстати именно здесь.
Он качает головой, но не ругается, потому что понял уже - бессмысленно и вредно для здоровья.
Плохое настроение старит душу, а у него задача максимум догнать меня в обратном направлении, то есть как можно больше радоваться, улыбаться Кроносу и получить коврижки в виде внезапно разгоревшихся глаз по утрам, как в детстве.
- Ничего себе, - говорю я и хватаюсь за его плечо, - НИЧЕГО СЕБЕ!
И молчу, потому что нечего тут говорить, смотреть надо в две пары глаз, вниз, на лазурное небо переходящее в лазурное же море.
Море.
Здесь.
Умереть.
Мы стоим посредине улицы, кажется, ровно в ее центре относительно длины. Я на парапете, вцепившись в его плечо. Он рядом, с леденцами в руках, с распахнутыми от удивления глазами, с мечтательной улыбкой на губах.
Кажется, никто кроме нас не видит никакого моря, никто даже не думает смотреть вниз, зато мы рады выполнить повинность сразу за всех жителей, которые сами виноваты, что все время спешат.
- Ну, ты блин через коромысло деда твоего четыре раза! Ну это уже как-то слишком, - говорит он сердито, при это лицо настолько довольное, что кажется, будто это говорит кто-то другой, невидимый, - Что натворила?
- Я тут, между прочим, совершенно ни.при.чем.
Это между прочим ты у нас Ихтиандр, оживающий у больших водоемов с соленой водой, дельфинами и возможностью заплывать за буйки.
А я так. Просто. Погулять вышла. Между прочим опять-таки с тобой и по твоему предложению.
Съел?
Отнимаю у него красный леденец и сквозь него показываю язык, он видит исключительно красного солнечного зайца, который сидит у меня на носу.
- Ну ладно, я так я, - соглашается миролюбиво, - тогда для равновесия должно исполнится что-то твое.
- Ты знаешь, у меня стойкое ощущение, что уже. Потому что вот у меня яндекс навигатор. А вот Радостная улица. А перед ней - Грустная. И ее не было, пока я ее не придумала. Но вот же. Написано.
Мы глядим на карту и удивляемся.
- Зачем тебе Грустная улица, - спрашивает, - грусти и так хватает.
- Потому что элементарно, Ватсон. Дальше у нас Радостная. А чтобы действительно ощутить ее во всей полноте, надо сначала так загрустить, что прямо ух.
- А если, скажем, человек идет в другую сторону и сначала испытает радость, а потом попадет на нее, вот как тогда?
- Ну элементарно опять-таки. Ну. С какой бы стороны ты не пришел, ты все равно сначала попадешь на улицу меланхолическую, а потом окажешься вселенски счастливым.
Реальность не дура же, знает, как помочь человеку.
Мы так довольны, что молчим целых десять минут.
За это время видим три раза воздушных змеев, одного акробата, который висит над улицей на веревке, протянутой из одного окна в другое, и читает книгу.
Встречаем толпу летчиков, у которых в руках синие самолетики. И еще толпу взрослых детей, которые на вид большие, лет под пятьдесят, а на самом деле жрут мороженое, отпускают воздушные шарики и галдят как первоклашки.
А потом мы приходим на улицу, где его дом, и совсем не удивляемся, что все крыши и сами дома стали цветными, снега нет вообще, на улице май и цветут каштаны, а мы держимся за руки, нам по десять лет и впереди так много чуда, что страшно и клево.
И из окна доносится аромат булочек с корицей, кофе и лимонного сока.
- Все-таки очень хорошо, что мы такие сумасшедшие волшебники, - говорит, - а то я уже почти поверил, что стал взрослым и так скучно живу. А у меня дома есть тархун, бабушка и спрятанная петарда. Я ее еще не взорвал, но думаю, получится выпустить джина. Пойдешь со мной?
Я киваю головой, и мы идем к оранжевому дому.
С ума сойти, как еще долго до того момента, когда придется повзрослеть и почти забыть себя.
Или не забыть.
Это уж как повезёт.