Мой друг Маринетти чувствует так же, и изложил мне это в словах свободы. Академик подыскал бы иные выражения, более человечные, но по смыслу одинаковые, выразив ту же идею в риторических и мифологических образах. Наконец, реалист отразил бы этот эпизод человечества в терминах «объективность/конвенциональность». Верди, положим, нарисовал бы сцену любви: использовав известную народную мелодию. Дебюсси для тех самых целей прибег бы к более изысканной гармонии. Дикарь в тех же самых целях использовал бы гонги или дудки. Все эти добрые люди искренни, все согласны друг с другом: лучшего и быть не могло. Одни думают, что данный способ выражения лучше, чем другой, что здесь нужно использовать этот элемент, а не какой-то иной; и все они искренне согласны друг с другом. На этом неизменном уровне все равно, что Апеллес, что Боччони, что Гомер, что Рембо, что Орфей, что Стравинский; и чем больше каждый из них стремится утвердить свою ироничную неподвижность, тем больше, с полной искренностью, каждый ищет новые (более адекватные) формы выражения.
В таком смысле импульс к новому есть демонстрация человечности и, тем самым, отказ от большего - от утопления личности в бесконечном. Чтобы найти источник вдохновения, чувства, искренности и честности, никто никогда не выходил и никогда не выйдет в будущем за пределы того круга, в котором заключены грубые массы и галлюцинирующие недоумки.
Чтобы достичь нового (индивидуального), необходимо заставить подвигнуться глубинное содержание, сам субстрат, глубже, чем иллюзорные волны поверхности: необходима воля к корням эстетического чувства. По ту сторону человека надо создать чувство Единственного. Только там искусство может спасти себя само и показать - как в свете молчаливых ночных фонарей пейзажи неожиданных гигантских белых городов - цветение высшего сознания, где оно выходит за пределы природы, чувства, человечности: au-dessus de la melee, там, где произведено эгоистическое действие и осуществлено нарочито спорное, но холодно желаемое выражение состояния полной отстранённости, живой смерти.
Марино более велик, нежели Данте.
Выражение: 1) необходимость выражения, 2) возможность выражения.
1) У выражения нет логической причины: если оно наличествует, то это шуты и проститутки выставляют свою грязную наготу на потеху сластолюбивой толпы. Художник, который, охваченный неуправляемой лихорадкой, создает «истинное» произведение искусства - это нес, вскакивающий на суку и ей овладевающий; ровно то же самое.
Подчиняться нежному приглашению «духа природы», горячечному порыву собственных сил при соприкосновении с внешними сознаниями, в разбухающей экзальтации личного пафоса, более или менее сладострастно разбереженного брутальными ритмами материи «внешней реальности» (я говорю о натуралистах: Гете, романтиках: Гюго, об авторах героического стиля: Вагнере, Данте, о патетиках: Бетховене, Китсе, о сенсуалистах: Дионисе, Матиссе) - значит подчиняться материальной потребности (такой, как уринировать, потеть, поглощать пищу), окрашенной в золото иллюзии страстной духовности, производя неизменно, независимо от самых эффективных переодеваний (художник, мол, осуществляет искусство для искусства) и комедийных представлений горизонтального толка, за которые часто еще и не платят.
2) Выразить можно только элементы низшего искусства: определяющие символические средства выражения в этом случае служат интересам рынка, практики (Бергсон) и совершенно неспособны передать чистые и глубинные движения индивидуума. Выражение - это трансформации чистых стихий в конвенциональный и человечный элемент: от электричества к электрическому свету.
ФУНДАМЕНТНАЯ ПЛИТА.