Сегодня я бездарно изменила своему чудесному и любимому парикмахеру с крашеной блондинкой в леопардовом костюмчике. Бес попутал, и имя ему Ника Игоревна.
- Юля такая прекрасная, - уверяла она. - Сколько можно ходить к Серёже?
Могла бы я и подумать своей пустой головой, что поначалу у Ники все прекрасные, Серёжа тоже когда-то был. В смысле, прекрасным он остался, но не для Ники. Но я-то, на беду, отличаюсь постоянством.
Содрогаясь от отвращения к себе самой, я совсем уже было поехала домой, но пинками всё же заставила себя дойти до «Люмьеров». Поскольку помнила, что выставка русского немца Эрвина Волкова вот-вот закончится. Заодно и недавно открывшегося Арнольда Ньюмана можно было посмотреть (раньше сядешь - раньше слезешь).
И вот привычные парадоксы жизни - признанный и залюбленный Ньюман не то чтобы мне совершенно не понравился, но, по большому счёту, оставил равнодушной, никому же не известный Волков по-настоящему порадовал.
Ньюман - великолепный технарь. Его кадры прекрасно сконструированы, концептуальны, часто строятся на контрастах - и цветовых, и фактурных. Восхищаешься мастерством, иногда - придумками и почти никогда людьми на портретах. Больше всего меня удивило, как редко люди на портретах Ньюмана улыбаются. Какая-то всеобщая мрачность, зажатость, временами прям-таки зловещая. Да, ещё я очень не люблю эффект, когда портрет на экране компьютера нравится мне больше, чем на стене. Нехорошо это, неправильно. Так было, скажем, с портретом Пикассо, одним из немногих, где лицо взято крупным планом. Обычно люди задвинуты у Ньюмана куда-нибудь в угол, лиц и не разглядишь, как следует. И, конечно, невозможно не узнать Кокто или Шагала, но они как-то неожиданно похожи друг на друга и не глянулись мне оба.
Впрочем, если не придираться, некоторые портреты показались мне удачными и интересными - Элеоноры Рузвельт, Энн Рэнд, Джорджии О’Киф (может, мастеру вообще лучше удавались женские портреты?). Но и они статичны, а статика трогает, только когда масштаб античный. Тут же всё как-то мелко. И гламуром, вроде, не назовёшь, и на символизм не тянет.
На этом фоне Волков - как свежий глоток воздуха. Москва, Питер, Киев и всякие дальние уголки от Мурманска до Шушенского. Милые лица, непринуждённые позы, динамика, просто подсмотренные и запечатлённые мгновения жизни. Но это же надо увидеть. И успеть нажать на кнопку.
Не объяснить, почему это так трогает. Причёски, фасоны одежды и машины, знакомые, больше, по фильмам и каким-то семейным фотографиям. Уголки любимых мест - почти неузнаваемые, но с характерными деталями. Всё родное практически до слёз. Генетическая память срабатывает? Так же, как сработала она у немецкого фотографа с русской фамилией? Смотришь на фотографии и думаешь: «Как хорошо, что всё это успели снять, что это останется». На лица Ньюмана смотришь и в голове унылое «Ну, да, ну, да».
И неправы будут те, кто решит, что я полюбила Волкова за снимок верблюда на фоне театра Советской Армии (что горбатого туда занесло?). Хотя радость узнавания была и здесь.
P.S. К слову, 11 июня в «Люмьерах» открывается выставка Саши Гусова, который, подруга моя
Вероника не даст соврать, прекрасен.