Остаться с «Носом» («Нос» Дмитрия Шостаковича)
Детские воспоминания об опере тесно связаны у меня с театром Бориса Покровского. Дело в том, что оперу у нас в доме не уважали. Папенька вообще был не большим любителем классической музыки, а матушка явно предпочитала балет. Тем не менее, от неё я узнала о существовании каких-то Архиповой, Образцовой и Синявской, но, понятное дело, не отличала их друг от друга, да, скорее всего, просто не задавалась вопросом, как они выглядят. Ещё я откуда-то знала, что оперные певицы - это такие здоровые и немолодые тётки, так что слушать их, равно как и смотреть на них, у меня никакого желания не возникало.
Театр же Покровского ассоциировался с таинственной дверью… ну, буквально, как в каморке папы Карло. Дверь вела в маленький домик, а рядом висела простая, но завораживающая картинка. Понятное дело, тогда я не знала, что она называется логотип.
Домик находился на метро «Сокол», куда мы время от времени ездили в детский магазин «Смена». Как-то я набралась смелости и поинтересовалась у матушки, нельзя ли сходить в такой интересный театр. Но меня уверили, что мне такое не понравится. Вероятно, как любопытный ребёнок я выяснила, что «камерный» значит «маленький», и тёплое отношение к театру Покровского осталось у меня на всю жизнь.
Что не помешало мне, когда я таки собралась первый раз пойти в оперу, отправиться к Бертману, а не к Покровскому. Сильно подозреваю, что решило всё местоположение - в районе Большой Никитской я тогда постоянно ошивалась, нет, не из-за консерватории, а из-за Кинотеатра повторного фильма и Дома медика.
Потом, уже вполне серьёзно интересуясь оперой, я многажды слышала, как велик Покровский - от Рождественского, Вишневской и прочих уважаемых людей. Но руки, как обычно, не доходили. Ну, вот и дошли.
- А ты знаешь, что мы «Леди Макбет Мценского уезда» пытались посмотреть два раза и не смогли? - спросила меня на днях подруга моя Ника Игоревна.
Я не стала признаваться, что оперу Шостаковича пыталась посмотреть не меньше четырёх раз - и всё без толку. Зато благодаря той же Нике (и её доброй подруге) мы посмотрели в Мариинке прокофьевского «Игрока». Причём Ника Игоревна получала явное удовольствие, хотя и поругивала исполнителей, а меня исполнители в целом устраивали, но я страдала. Если уж для меня Сергей Сергеич сложен, что говорить о Дмитрий Дмитриче?
И всё-таки я рискнула посмотреть «Нос». Нет, не сам «живой» спектакль, а запись того, старого, легендарного «Носа», с которого театр Покровского и начинался. До начала спектакля я могла сказать: у «Носа» есть одно большое достоинство - он короткий. После спектакля я могу добавить: у «Носа» целая россыпь достоинств. Эксцентрика и инфернальное смешаны здесь в каких-то виртуозных пропорциях. Абсолютный, практически цирковой минимализм: ширма, матрас, чёрные кубы, пустая рамка без зеркала. Убедительный, но ненавязчивый миманс, который и сегодня смотрится вполне естественно. Пластика придумана и выверена так (особенно у самого Носа - этакого ломкого кота Базилио), что от сцены глаз не отвесть. А голоса… Неужели у нас так пели? Оркестр не удивляет, дирижирует-то маэстро Рождественский, но голоса…
И ах как хороша музыка! Написанная ещё совсем молодым Шостаковичем опера провокативна, энергична и прекрасно слушается. А партия ударных в первом акте… а ставшие общим местом взбесившиеся духовые…
- Может, всё же сходим, послушаем оперу «живьём»? - вдохновившись, заныла я.
- Ты как хочешь, но я в Баварскую оперу ни ногой, - мгновенно отреагировала сообразительная подруга.