Дойче опер
Величайшее разочарование этого лета - опера на открытом воздухе. Давно, давно я мечтала увидеть нечто подобное, и вот оно, само плывёт в руки. Мы в Берлине, а наша любимая Катарина Тальбах представляет не что-нибудь, а «Волшебную флейту». Весь город в курсе, в проект вложены огромные деньги, билеты покупаются активно, народ в предвкушении праздника. Премьера.
Так вот, деньги ничего не решают. Вернее, практически всегда решают не в пользу качества. Деньги, видимо, очень надо было отбить, поэтому опера превратилась в дурновкусный балаган. На роль Папагено пригласили какого-то юмориста и по совместительству телеведущего. Как он пел, понятно. Но и остальные пели ненамного лучше. Декорации откровенно скучные. Нет, может, на озере (как оно было задумано) они бы и смотрелись впечатляюще, но на берегу озера (как решила местная бюрократия) выглядели довольно жалко. Уровень шуток непередоваем. Пошлость, вполне уместная в комедиях Шекспира, в опере Моцарта (пусть и комической) смотрится диковато. Включение куска современной музыки ничем не оправдано. В общем, ситуация как раз такая, когда начинает раздражать всё вокруг: постепенно понижающаяся температура, голодные комары, запахи готовящейся вокруг еды и сама атмосфера. Народ одновременно отвязан (ходит пописать посреди действия, журналисты ведут репортажи, заслоняя видимость зрителям и заглушая собой исполнителей) и зажат (вяло хлопает вместо того, чтобы свистеть или просто развернуться и уйти). Больше всего, впрочем, раздражает тотальное отсутствие всякого смысла. Хотя бы на уровне сюжета.
Хворь, как известно, лечат другой хворью , поэтому лечиться мы стали творением другой немки - постановкой генделевского «Адмета» Дорис Дерри. И ещё раз скажу - хорошая запись всегда лучше плохого живого исполнения.
Дерри переносит действие в Японию, и этот постмодернистский ход выглядит вполне оправданным. В Японии система ритуалов и околомифологического мышления развита ничуть не меньше, чем в Древней Греции, только ко дню сегодняшнему она гораздо ближе. Потому и воспринимается самурайская история о любви и смерти как нечто живое, а не абстрактно далёкое. Живое, хотя даже внешне всё сведено к символу, к минимуму, к театру теней. Декораций почти нет, перемещения по сцене скупы, никаких завлекалочек для зрителя, так, пара умело разбросанных шуток да стадо овец, виртуозно сыгранное японской танцевальной труппой. И при этом от зрелища не оторваться. И дело даже не в очень качественном и ровном вокальном исполнении, не в прекрасных костюмах, не в умелой работе со светом. Дело в том, что Дерри рассказывает историю. И за развитием этой истории интересно следить, вне зависимости от того, насколько хорошо помнишь либретто. Интересно, потому что каждый характер придуман, и певцы действуют в логике характеров. Интересно, потому что ритм выдержан виртуозно и каждая последующая сцена вытекает из предыдущей, даже если формально с ней сюжетно не связана. Интересно, потому что эмоции проживаются, а не изображаются (и тут Япония - снова помощница, ибо проживание эмоции в японском театре таково, что даже невеликие актёры смотрятся убедительно). Перефразируя классическую фразу Пины Бауш «меньше всего я интересуюсь тем, как люди двигаются, меня интересует, что ими движет», Дерри интересует не то, как поют её герои (это их должно интересовать, они же профессионалы), а что в них поёт и почему именно так. Задача же режиссёра - найти соответствующий пластический образ, такой, что не можно глаз отвесть. Такой, что не будет отвлекать от пения (как сплошь и рядом случается в современной опере), а будет попадать в резонанс, многократно усиливая впечатление.
А история в итоге получается совсем не про Адмета. Ибо он в опере лицо наименее действующее, а Дерри занимает именно действие. Те, кто знает, чего хочет и настойчиво идёт к цели (Альцеста, Трасимед) - в дамках, те же, кто мечется или только изображает действие (Антигона, Адмет) - смиряются с обстоятельствами. Не ново? Ничто не ново под луной.