И еще про эволюцию и антропный принцип
Ну, хорошо, я понимаю, что среди бесчисленного множества миров есть такой, в котором совершенно случайно, флуктуационным путем, на одной из планет возник сразу готовый комплекс макромолекул, способный к воспроизводству. Антропный принцип: там, где такой комплекс не возник, некому спрашивать, что да как. Принимается.
Но тут я вспоминаю Стругацких и начинаю думать о мире, в котором совершенно случайно, флуктуационным путем, сразу возник венец творения в виде рюмки коньяка с ломтиком лимона, а человек, промежуточное звено, не то что вымер, а вообще не появлялся.
И, воля ваша, после этого я уже ни о чем думать какое-то время не могу вообще.
А где-то ведь есть (не могут не быть!) миры, в которых просторы Вселенной, заполненной звездами строго додекаэдрической формы, бороздят приспособившиеся к жизни в пустоте каракатицы со ста семнадцатью щупальцами, из которых ровно девятнадцать ярко-оранжевого цвета, а еще к семи привязаны кремовые абажуры с перегоревшими электрическими лампочками внутри. Вероятность такого мира крайне мала, намного меньше, чем нашего, но строго нулю не равна.
И что мне делать с этим знанием?
Разумеется, это не попытка опровергнуть гипотезу Мультиверса в сочетании с антропным принципом, это попытка объяснить ее полную психологическую неприемлемость лично для меня. Мы лишаемся права задавать вопрос "почему?" и давать на него честный ответ "пока не знаем". Он заменяется универсальным, а потому бессмысленным, ответом "таковы свойства нашего мира".
Но тут я вспоминаю Стругацких и начинаю думать о мире, в котором совершенно случайно, флуктуационным путем, сразу возник венец творения в виде рюмки коньяка с ломтиком лимона, а человек, промежуточное звено, не то что вымер, а вообще не появлялся.
И, воля ваша, после этого я уже ни о чем думать какое-то время не могу вообще.
А где-то ведь есть (не могут не быть!) миры, в которых просторы Вселенной, заполненной звездами строго додекаэдрической формы, бороздят приспособившиеся к жизни в пустоте каракатицы со ста семнадцатью щупальцами, из которых ровно девятнадцать ярко-оранжевого цвета, а еще к семи привязаны кремовые абажуры с перегоревшими электрическими лампочками внутри. Вероятность такого мира крайне мала, намного меньше, чем нашего, но строго нулю не равна.
И что мне делать с этим знанием?
Разумеется, это не попытка опровергнуть гипотезу Мультиверса в сочетании с антропным принципом, это попытка объяснить ее полную психологическую неприемлемость лично для меня. Мы лишаемся права задавать вопрос "почему?" и давать на него честный ответ "пока не знаем". Он заменяется универсальным, а потому бессмысленным, ответом "таковы свойства нашего мира".