Из старых стихов
Внезапная смерть
Завяжут там, а тут не расплести,
Здесь в дверь стучим, а отворяют где-то,
И наши судьбы вшиты и продеты
В переплетенья Млечного Пути.
Что нам чужие ссоры и вендетты,
Но там пальнут - а сердце здесь задето,
Да так, что человека не спасти,
И он, упав, лежит, зажав в горсти
Пучок травы с другого края света,
И шорох волн с неведомой планеты
В его ушах предсмертно шелестит.
Глубоководный улов
Создания глубин, где мрак всегда,
Пропитанные сжатою водою,
Густой соленой смазкой, как бедою,
И тяжелей, и холоднее льда,
Что в каждой клетке правдою полны
Про холод, тьму и многотонный пресс,
Лишенные иллюзии небес
И утешенья Солнца и Луны,
Вознесшись ввысь, где ласков океан,
Как некий соблазнительный обман,
Которым их прельстили рыбаки,
Где много пищи, свет и кислород,
В жестокой муке разевают рот,
Выблевывая печень и кишки.
Псевдосонет всем классикам сразу
Печальный вечер, мост через канал,
Тоска от солнца, что садится в лужу.
Наверно, завтра будет все не хуже,
И послепосле... А потом - финал.
И взвоет хор: ну что ж вы, миллионы,
Так будем обниматься - или как?
И прослезится миллион макак,
И будет снова, как во время оно.
Какая, на хрен, улица, фонарь,
Не говоря - аптека? Вот же тварь,
Регресс уже дошел до почкованья.
Какая лестница, какой Ламарк,
О женщины, вам имя - аардварк.
Звезда упала. Загадай желанье.
Запахи
Подстерегают запахи, как звери.
Они способны в душу проникать,
Перенося сквозь время и пространство,
Сквозь наше и других непостоянство,
Из прошлого картины извлекать,
Ломая заколоченные двери,
Ведущие в места, что не сыскать.
Понятно, что недолог век собачий.
Мы тоже вряд ли б выдержать смогли,
Когда б волной могучей и пьянящей
Захлестывали запахи нас чаще
И уводили б, словно корабли,
Туда, где все, как было, но иначе,
Остановив вращение Земли.
Зазеркалье
Здесь бьется жизнь, как сердце бычье,
А в зеркалах, а в зеркалах
Висят старинные портреты,
Полупонятные предметы
На всех столах, во всех углах,
Приметы пыльного величья.
Здесь, как один, все деловиты,
А за стеклом, а за стеклом
Чернь серебра и зелень меди.
Трухой набитые медведи
В воспоминаньях о былом,
Когда бродили, неубиты.
Здесь прошлое в гробу видали,
А там, с обратной стороны
Чума, пожары и сраженья,
И тоже, вместо отраженья
Картины странные видны
В отполированном металле.
Новаторство
О закрой свои бледные ноги
(В. Брюсов)
Конечности Прекрасной Даме
Поэт отрезал, как трамвай,
И это - повод для печали.
Конь бледный с бледными ногами,
Их прикрывай - не прикрывай -
Прискачет в срок, как обещали,
Удобной выжженной дорогой,
За ним - Буденный на коне,
Консервы «Истина в вине» -
Привет от умершего Бога.
Вы захлебнетесь в новизне,
Которой будет слишком много.
Посвящается Гераклиту
Хрипят за нами присланные кони
Давно корабль к отплытию готов
Таксист ведьмак на помеле с коляской
Куда угодно может нас доставить
Не говоря про нуль транспортировку
Нет лишь приспособленья чтоб остаться
Не ехать не лететь не плыть сквозь землю
Не прорываться и в гиперпространство
Не просочиться на пятьсот парсеков
Во всей Вселенной не осталось места
Где можно зацепиться задержаться
Пожить прожить остаться и продлиться
Да все течет но глупая дилемма
Войти однажды в реку или дважды
Когда все дело в том что невозможно
Ни на секунду выйти из реки
У Фауста губа была не дура
Когда хотел остановить мгновенье
Но кто же даст да кто же нам позволит
Не вышли рылом и не по карману
Сидячие места для благородных
А для простых бегучие места
Времена неудобовыносимые
Прикрывши кожей и одеждой
Тоску и тяжесть бытия,
Возьмемся за руки, друзья,
И распрощаемся с надеждой.
А кровь течет, контора пишет,
В желудке плещет кислота,
Болят различные места,
Но, впрочем, правды нет и выше.
Поднявших меч, задравших хвост -
Всех равно ожидает мост,
Острей и тоньше нанотрубки.
Над черным лесом Орион
С Возничим хлещет самогон
Под хряск вселенской мясорубки.
Памяти Винни Пуха и всех-всех-всех
Остался Лес, и плюшевые звери -
Все это спасено ценой потери,
И посвященный в Рыцари Медведь,
Пронзивший Осью Земляную Твердь...
Вот Камелот - другого не бывает.
А вот Осел, хранящий Мудрость и Мораль,
Ошметки шарика кладет в Святой Грааль
И вновь торжественно из Чаши вынимает.
Посвящается Майринку
Ангел Западного Окна,
Ангел Кровли и Ангел Двери,
Не пройти по-простому к вере,
Не бывает она одна.
Как зайдешь в храм - ID на бочку,
Ангел требует документ.
Ищешь Камень - находишь цемент
Каземата, иль камень, но в почку.
А чего же еще ожидать,
Если Камень растить в пробирке.
Ха! Бессмертье! На ноги - бирки,
Чтоб на Страшном Суде опознать
Тех, кто лезли, как тать, в окно,
Кто якшались с сомнительной стражей,
Кто поклялись идти до конца,
Получить серебро из свинца,
Но не поняли фокуса даже
С превращеньем воды в вино.
ДК Горького
I
Дворец культуры, разрисованные стены -
Серпы, колосья, белозубое жлобьё
(Как люди - люди, без сомнения, бесценны,
А как картинки на плакатах - ё-моё...).
Вообще, примета человека есть ружьё,
А вот примета насекомого - антенны.
Но конвергенция наступит постепенно.
Но эволюция всегда возьмет своё.
II
"Кино искусство есть важнейшее для нас" -
Осталось гласом вопиющего в пустыне.
Я вот что думаю: когда б не Фантомас,
Возможно, Троя бы стояла и поныне.
В какой же класс тогда ходил я? В первый класс?
А Жан Маре летел в летающей машине
С непромокаемой башкой, как водолаз,
В волшебный замок на сияющей вершине.
Вот так вот были опорочены святыни.
Вот так вот всем нам и открыли третий глаз.
Ветер
Сначала легкий ветерок
В траве играет шаловливо,
Шевелит листья на деревьях,
Мешает бабочкам порхать
(Чуть-чуть). Потом на небе тучки
(Еще не тучи) появились,
И ветер дует посильнее.
Трава шуршит, кусты шумят...
Вот и деревья закачались.
А вот и листья полетели.
И пыль. Откуда столько пыли?
Не только пыль, уже и камни.
Какая темень... Небо в тучах
С нездешней гнойной желтизною.
Ломаются, как спички, сосны,
Но корни держатся. Потом
Вихрь выворачивает корни,
И почва вспорота. Стемнело.
Совсем стемнело, не бывает
Такого ни безлунной ночью,
Ни в грозы. Разве что в пещерах.
Наверно, было б очень шумно,
Когда б могли хоть чьи-то уши
Все это слышать. Но куда...
Сплошная смесь из почвы, влаги,
Остатков воздуха, обломков,
Камней, костей, кусков деревьев...
На черном небе появились
Вдруг огоньки. Колючий звездный
Свет, не смягченный атмосферой,
Поскольку нету. Почвы тоже.
Скалистый остов проступает
Земли, как кости динозавра.
Нет больше ветра. И не будет.
Когда Спящий проснётся
Солнце, встающее над ржавыми гаражами,
Багровое, в лёгкой дымке гало.
За мной опять всю ночь гонялись с ножами,
А также я всю ночь за кем-то гонялся с ножами,
Но, опять, оказалось - во сне. И мне, и им повезло.
Наши сны переполнены кровью и крошевом.
Говорят, если чистая совесть - спишь без проблем.
Видимо, не хватает на всё время во мне хорошего,
Днём я, да, мало кого обижаю
И, как граф Толстой, почти никого не ем.
Какое счастье, что мы сравнительно мирные человеки.
Нет, не так, просто сейчас сравнительно мирные времена.
Но, между прочим, Вий постоянно талдычит «Поднимите мне веки»,
И кто-нибудь когда-нибудь ему их поднимет одна...
Страшно даже подумать, что там, под тонкой плёнкой
И под густой пеленой убаюкивающих завораживающих слов.
А ведь нас не зря в детстве учили - давайте, орлёнки,
Учитесь летать, ну и вообще - будь готов.
Имя
1.
Дай имя мне. Из мороси, тумана,
Где выветрился запах океана,
Из гумуса, из грязи, где вода
С песком не расстается никогда,
В мир четких форм, где свет рисует сети,
Которыми и живо всё на свете,
Где музыка, и краски, и слова,
Где мы получим бытие сперва,
Потом молекул прочное плетенье,
Когда произойдет грехопаденье,
И, до того, как мир сгорит в огне,
Успеть бы вымолить: Дай имя мне.
2.
Что значит имя? Сброшенная шкура,
Которую покинула змея,
Истлевших лет и зим макулатура.
Вот эта строчка буковок - не я.
Как клок волос для злого колдуна,
Что при заклятье может пригодиться,
От нас оставшись, наши имена
В руках забьются, что твоя синица.
Твердят, что слава греет мертвеца.
О да, в аду она и согревает.
Что значит имя, если нет лица.
Бывает так. И как еще бывает.
Европа
Сквозь плотно заселенное пространство,
Тенями тех, кто тоже проходили
По этой мостовой за пять столетий,
А также тех, кто грязь месили раньше
До мостовой на этом самом месте...
Не получилось ничего закончить,
Ни у кого - резня была напрасной.
Конечно, можно вытолкать из жизни
В другую, параллельную реальность,
Но все равно - давленье остается.
Липучие резиновые нити
Спрессованы послойно, многослойно,
Науки, и законы, и торговля,
Предательство, обман, о вере споры,
И героизм - куда же без него мы.
Но как дышать здесь, как дышать всем этим?
Густой сироп, туманный, золотистый,
История, Европа, Лорелея...
Какая Лета - хрен тут что забудешь,
Наоборот - осталась только память.
Тишина
Остановиться на лыжне в лесу,
Когда ни птиц, ни ветра, ни движенья,
Чистейший снег, и небо голубое,
И солнце, и не надо ничего.
И так стоять, минуту или две.
Смотреть на сосны, ни о чем не думать.
Когда бы мог я выдержать все это
Хоть полчаса, я б стал тогда святым.
Но не святой. Пяти минут довольно.
И снова надо что-то делать с миром,
Как будто можно сделать что-то лучше,
Чем сделан снег, и солнце, и деревья.
Война миров
Тихие звери заполнят собою пространство,
Мягко, неслышно ступая на лапах пушистых.
Странные лица их, как на картинах Магритта,
Доводом могут служить записным оптимистам
(Лица, не морды, поскольку, бесспорно, разумны).
Нет ни свирепости в них, ни враждебности к людям,
Только спокойная и безусловная чуждость.
Сколь примитивны страшилки про злобных чудовищ.
Добрых чудовищ приход - как явленье природы.
Есть красота, например, в изверженье вулкана,
И невозможно сказать, будто людям враждебна стихия.
Мы полагаем врагов наших нашим подобьем.
Нам, для того, чтоб убить, нужно возненавидеть.
Кровь, и стрельба, и резня - это все так привычно.
К битве за дело людей будь готов! - Мы готовы.
Герберт Уэллс объяснил: все пучком, человеки,
Кровушки нашей не вечно сосать марсианам.
Мы не живем и не умираем напрасно.
Может, и так оно, только вот слово «напрасно»
Значит - «бессмысленно», и, при отсутствии смысла,
Смысл не имеет само. Как явленье природы.
Как ураган, как закат, как ледник, как нежданный
Странных зверей симпатичных приход шелестящий.
Классикам
Пока не требует поэта
К священной жертве Аполлон,
Смотреть с тоской на все на это
Он безнадежно осужден.
И вдохновенья рот зажатый,
И глупость в маске мудреца,
И век безумный, расшататый,
Все ранит нежного певца.
Но как заменят сердце снова
На угль, пылающий огнем,
Глядишь - не так уж все хреново,
Не так уж все ебись конем.
На божий мир не смотрит коброй,
На подвиг творческий горазд,
Хлобысь - из тяжести недоброй
Опять прекрасное создаст.
Про вообще
Если мастера культуры не сдаются, их уничтожают.
А всем лучшим из их книг я обязан себе.
А.М.Горький (цит. по памяти)
Итак, вперед, не трепеща
И утешаясь амнезией,
О чем шумите вы, витии,
Прорвавшись, на манер свища?
Умельцы мыслить под фанеру,
Не загрязняйте ноосферу,
Куда, как в теплую постель,
Вот-вот уложит нас метель.
Давайте видеть до весны
Сны про Фому и Августина,
Кому не спится, тот скотина -
На кой нам хрен тут шатуны.
И так пушной полярный зверь
Разъелся - не пролазит в дверь.
Серпентологическое
Она то ластится, как змей...
М. Ю. Лермонтов
Тоска - неядовитая змея,
Скорее, род питона иль удава.
Зачем тебе опасная отрава,
Когда и так силенок до хуя.
Еще - гипноз. Вот главная напасть.
Возможно, врут - есть мнение такое -
Насчет удавов. Но когда с тоскою
Встречаешься, идешь ей прямо в пасть
Сугубо добровольно, как под марш.
Ну, и расплющит в кольцах, словно фарш,
Все выдавит - и веру, и надежду,
Заматерев от слабости твоей.
Фигачь уж сразу, чем потяжелей,
Ее глазенок мерзостных промежду.
***
...на уровне, достигнутом уже
взлетевшими здесь некогда на воздух
(И.Бродский)
Есть время выпускать кишки и резать глотки
И время разводить деревья и цветы,
И время пальцы гнуть и разводить понты,
Куда ж мы, нахрен, все с подводной лодки.
Есть время выдвигать стальные подбородки
И время затыкать себе руками рты,
Поскольку лучше добровольность немоты,
И, кстати, лучше длинный уд, а ум короткий.
А если нет у вас ни голода, ни тетки,
Прямой резон стереть случайные черты,
Хотя, возможно, лучше просто выпить водки
И затянуть: "Когда мы были молоды...".