Наири. Часть 2.
Ох, уж этот советско-бандитский принцип “отобрать и поделить!” Он ведь касался не только фабрик и заводов, земли и скота и прочая, и прочая. Неутомимые фанатики “справедливого” обустройства мира, может быть, более всего и жаждали уравниться с талантливыми, знающими, умелыми. Отобрать у них часть (большую часть) их способностей, умения, а главное - славы, материального достатка. А как можно им отдать часть своего таланта, даже если очень хочешь поделиться? Я, например, не могу себе этого представить. При всей своей открытости и доброжелательности не мог себе этого представить и Грачья, и потому не вписался во всеобщий контекст советской армянской научной “культуры”. Если к этому добавить его “ахпарское” происхождение, а также абсолютное неумение и нежелание льсить вышестоящим, участвовать в непременных для советского истеблишмента, но совершенно бессмысленных лично для него многочисленных застольях, то станет ясно, почему он так фатально не пришелся ко двору руководству института.
Последнее, действительно, стояло перед серьезной дилеммой: с одной стороны, после ошеломительного успеха “Наири-1” институту (читай, Овсепяну) предлагались заманчивые проекты участвовать в новых перспективных разработках, с другой стороны, дать “этому бестолковому ахпару” развернуться во всю мощь своего таланта было выше его сил. И руководство института приняло “соломоново” решение: деньги на разработки взять, но работать Овсепяну не давать. Благо, в советской экономической системе для этого имелось множество способов - деньги-то были ненастоящие, игрушечные. Они вовсе не поступали в полное распоряжение Главного конструктора, на них нельзя было ничего купить, или нанять работника - для этого надо было выбивать отдельно фонды и штаты сотрудников, и тут было полное раздолье для чиновников от науки, никогда не упускающих своего шанса. Москва давала деньги институту и отходила в сторону, а площади, оборудование и сотрудников под проект давало уже руководство института, и Овсепян никогда не имел здесь приоритета.
“Серьезные” деньги давались, естественно, под серьезный проект. “Наири-3” действительно стала этапным достижением советского компьютеростроения. Это была первая советская машина третьего поколения, реализованная на гибридных интегральных схемах. Заложенный еще в “Наири-1” микропрограммный принцип управления был максимально развит и доведен в “Наири-3” до качественно нового уровня, при этом была создана возможность уплотненного хранения больших (до 128 тысяч микрокоманд) массивов микропрограмм (для сравнения - предельное количество микрокоманд, хранимых в существующих до “Наири-3” ЭВМ, составляло всего 4 тысячи) при одновременном резком сокращении времени обращения и сохранения возможности применения всех приемов обычного программирования (таких как, например, условные и безусловные переходы, групповые операции и т.д.). Эта новаторская компьютерная архитектура позволила обеспечить
- Многоязыковую структуру ЭВМ;
- Режим разделения времен с одновременным доступом до 64 терминалов, каждый из которых мог выполнять функции одной ЭВМ “Наири-2”;
- Развитую систему диагностики на микропрограммном уровне;
- Двухмашинный режим работы;
- Реализацию сложных алгоритмов специализированных задач на смешанном программно-микропрограммном уровне.
Соответствие “Наири-3” самым высоким техническим стандартам того времени признавали и американцы, приводя ее в качестве единственного примера советской машины третьего поколения, которая в состоянии сравниваться с современными ей американскими моделями.
Этот потрясающий успех скромного по своим масштабам предприятия был достигнут ценой неимоверных усилий Главного конструктора и выпестованного им талантливого коллектива разработчиков вопреки козням и откровенному саботажу руководства института. Нормальный человеческий рассудок (но только не советский!) не в состоянии поверить в последнее, поэтому необходимо подробнее остановиться на истории создания и буквально “отвоевывания” “Наири-3”.
Поскольку уже на этапе отладки опытного образца “Наири-3” стало совершенно ясно, что эта машина - единственная надежда СССР в его потугах конкурировать с Соединенными Штатами Америки в деле создания машин третьего поколения, министр радиоэлектронной промышленности Калмыков на выставке новейших достижений компьютерной техники СССР в начале 1969 года лично просил Овсепяна доложить высшему руководству страны (в лице присутствующих на выставке члена Политбюро Устинова и руководителя ВПК Смирнова), что якобы уже идет подготовка к серийному производству этих машин, и, поскольку все были очень заинтересованы поскорее отрапортовать, что и в СССР уже имеется машина третьего поколения, фактически только на основании заявления Главного конструктора “Наири-3” были выделены огромные деньги на освоение производства машин этого типа на Астраханском заводе ферритов. Как это ни парадоксально, именно этот подневольный обман Овсепяном первых лиц страны в конечном итоге спас прекрасную машину от живого ее захоронения, к чему активно стремилось руководство родного его предприятия.
В то время как окрыленные почетным заказом астраханцы пытались добросовестно выполнить порученное дело, в Ереване лихорадочно искали методы опорочить детище собственного предприятия. Каждый сбой, каждая неполадка, неизбежные и естественные на этом этапе работы, превращались в предмет особого разбирательства с неприкрытой целью дискредитировать Главного конструктора. При этом совершенно не принималось во внимание, что сбои в основном происходят из-за неспособности (или нежелания) технологов (находящихся в подчинении вышеупомянутого Ишина) обеспечить металлизацию отверстий в печатных платах, вследствие чего Главному конструктору пришлось взять на себя ответственность за осуществление на опытных образцах плат частично подвесного монтажа, а это и являлось, в основном, причиной сбоев в работе ЭВМ. Главный инженер института, будучи председателем заводской комиссии по испытанию и приемке опытного образца “Наири”, не сумев (или не пожелав) по существу разобраться в сложившейся ситуации, сделал заключение, что причиной систематических сбоев являются какие-то посторонние наводки, возникающие, якобы, вследствие неверных технических решений Овсепяна. (Ничего общего с реальностью эта версия, конечно, не имела.) Наконец, Ишин предпринял неприкрытый саботаж работы: будучи к этому времени уже главным инженером опытного завода предприятия, он волевым решением заменил в производимых на месте по образцам московского закрытого предприятия разъемах пружинистые контакты, предусмотренные техническими условиями на изделие, на обычные, следствием чего был их стопроцентный выход из строя после двух-трех переключений. Прекрасно понимающий и техническую, и политическую подоплеку всего происходящего Овсепян потребовал проведения официальных испытаний отделом технического контроля (ОТК), на которых начальник этого подразделения профессионально доказал, что причиной неудовлетворительной работы разъемов является именно отсутствие пружинистости у злополучных контактов, но на руководство предприятия это не произвело никакого впечатления: оно, закусив удила, добивалось одного - отстранения Овсепяна от руководства проектом, и все, что не служило поставленной цели, бесцеремонно игнорировалось. Несговорчивого начальника ОТК попросту уволили, а на одном из партийных собраний директор института позволил себе за глаза (Грачья Есаевич никогда не был членом партии) грязно выругаться в адрес Овсепяна, обвинив его во всех бедах предприятия, и дав, таким образом, всем понять, что вопрос о его отстранении от работы решен твердо и окончательно.
В критической ситуации Овсепян сделал единственно верный ход: он потребовал, чтобы его вместе с небольшой группой специалистов командировали в Астрахань, где он обещал в кратчайшие сроки отладить те первые машины, которые уже были запущены в серию (вот где та старая ложь об уже готовой машине оказалась “во спасение”). При всем своем нежелании руководство ЕрНИИММ не могло воспрепятствовать этому, так как в дело были замешаны слишком большие силы, потрачены были слишком большие деньги, и слишком большие люди в Москве с нетерпением ждали положительного результата работы. Но и здесь неутомимый Ишин не оставлял своих попыток воспрепятствовать нормальному завершению работы: он регулярно названивал директору Астраханского завода и убеждал его, что дело окончательно провалено, и он (директор) только вредит своему предприятию, давая возможность Овсепяну “тянуть время”. Вследствие этого, Овсепян, проводящий едва ли не 24 часа в сутки на заводе, был вынужден плюс ко всему отбивать абсурдные атаки по советскому обычаю ничего не смыслящего в деле директора завода. Но остановить Овсепяна было невозможно, не для того он вложил столько душевных и интеллектуальных сил в свое детище, чтобы отступить под давлением мелких интриганов.
И произошло очередное чудо: в рекордно короткие сроки в Астрахани были отлажены и с высокой приемной оценкой сданы заводской комиссии семь машин “Наири-3”, которые знаменовали собой очередное этапное достижение советской компьютерной техники. (К стыду ереванских производственников именно одна из этих “астраханских” машин была в последующем перевезена в Ереван и представлена Государственной комиссии под руководством академика Дородницына, которая приняла ее с самой высокой оценкой.) Проект был до такой степени продуман и так глубоко и подробно проработан, что при добросовестном подходе для наладки машин не потребовалось ни много времени, ни особых усилий и навыков, так что очень скоро ереванские специалисты смогли перепоручить дальнейшую работу по выпуску серийных машин местным инженерам. Вообще следует отметить, что одним из замечательных качеств машин серии “Наири” являлась их высокая технологичность, что позволяло организовать их производство практически на любом предприятии подходящего профиля, и многие заводы в различных уголках бывшего Советского Союза обязаны своим расцветом именно тому, что им поручали их изготовление.
Когда разработчики победоносно возвратились в Ереван, у директора Опытного завода ЕрНИИММ, который и сам в свое время приложил немало усилий, чтобы “утопить” Овсепяна, хватило совести строго спросить у него: “А как это случилось, Грачья Есаевич, что в Астрахани за короткое время Вы сумели отладить семь машин, в то время как здесь долгое время не получается отладить даже одну из них?” Овсепяну не оставалось ничего иного, как пожать плечами: “Этот вопрос, уважаемый директор, вероятно, следовало бы мне задать Вам”. На этом совещание, посвященное обсуждению итогов работы по отладке ЭВМ “Наири-3” на опытном заводе, закончилось. Кроме себя обвинять было некого.
Не надо думать, однако, что после этого триумфа у Главного конструктора все пошло, как по накатанной дорожке. Наоборот, чем крупнее были его достижения, чем очевиднее колоссальный разрыв (во всех смыслах) между ним и его “оппонентами”, тем ожесточеннее вели последние свою нечистоплотную войну против человека, который своим трудом и талантом, собственно, и обеспечивал нехудое их существование. Помутневшие от злобы и зависти их умы, однако, ни принять, ни примириться с этой простой житейской истиной были не в состоянии. Обычное столкновение таланта и бездарности! Та же политика - выжать из Овсепяна все, что возможно, и не дать ему самому ничего - продолжалась все то время, пока он работал в институте. Даже когда стоял вопрос о присуждении разработчикам “Наири” Государственной премии СССР, местные деятели пытались “растворить” фамилию Овсепяна в общем списке, даже не выделяя его в качестве главного конструктора, и лишь вмешательство московского руководства поставило все на свои места в этом вопросе. Самым возмутительным, однако, было включение в состав лауреатов того самого Ишина, который сделал в свое время все возможное, чтобы провалить проект. “Если его не включить в состав коллектива представляемых к награде разработчиков, то он может навредить нашему общему делу, - уговаривали Овсепяна сведущие люди, - У него большие связи в верхах, он может сделать так, что нас вообще лишат премии!” Связи, а не дело было самое важное в той стране, надо ли удивляться, что она развалилась! Получил-таки Ишин свою Государственную премию за то фактически, что не удалось ему утопить “Наири”.
Много, очень много было поводов у Овсепяна, чтобы всерьез задуматься о дальнейшей своей жизни и работе в этой стране. Проблема нравственного выбора стоит не только перед великими учеными, когда им заказывают изготовление смертоносного оружия - она, в сущности, стоит перед каждым честным человеком на его собственном скромном уровне. У меня лично нет никаких сомнений, что именно подленькое желание каждого из нас уйти от ответственности за все происходящее вокруг, спрятаться за ничего не значащими фразами о невозможности ничего изменить, об ответственности за своих детей (как будто не эта самая ответственность требует прежде всего быть честным перед самим собой!) и позволило построить страну, целиком базирующуюся на лжи, равно как и сегодня позволяет делать то же самое с тем же успехом и, несомненно, с тем же ожидаемым результатом.