Поцелуй по ошибке
Одно время, будучи лицеистом, Пушкин ухаживал за горничной княжны Волконской, фрейлины императрицы, Наташей. Друг поэта Иван Пущин в своих воспоминаниях описывает интересный случай, произошедший в этой связи с Александром Сергеевичем в одном из дворцовых коридоров.
«…У дворцовой гауптвахты, перед вечерней зарей, обыкновенно играла полковая музыка. Это привлекало гуляющих в саду, разумеется, и нас, l’inévitable Lycée (вездесущий Лицей), как называли иные нашу шумную, движущуюся толпу. Иногда мы проходили к музыке дворцовым коридором, в который между другими помещениями был выход и из комнат, занимаемых фрейлинами императрицы Елизаветы Алексеевны. Этих фрейлин было тогда три: Плюскова, Валуева и княжна Волконская. У Волконской была премиленькая горничная Наташа. Случалось, встретясь с нею в темных переходах коридора, и полюбезничать; она многих из нас знала, да и кто не знал Лицея, который мозолил глаза всем в саду?
Однажды идем мы, растянувшись по этому коридору маленькими группами. Пушкин, на беду, был один, слышит в темноте шорох платья, воображает, что непременно Наташа, бросается поцеловать ее самым невинным образом. Как нарочно, в эту минуту отворяется дверь из комнаты и освещает сцену: перед ним сама княжна Волконская. Что делать ему? Бежать без оглядки; но этого мало, надобно поправить дело, а дело неладно! Он тотчас рассказал мне про это, присоединясь к нам, стоявшим у оркестра. Я ему посоветовал открыться Энгельгардту и просить его защиты. Пушкин никак не соглашался довериться директору и хотел написать княжне извинительное письмо. Между тем она успела пожаловаться брату своему П.М. Волконскому, а Волконский - Государю.
Портрет Петра Михайловича Волконского работы Джорджа Доу. Военная галерея Зимнего Дворца, Санкт-Петербург
Государь на другой день приходит к Энгельгардту. «Что ж это будет? - говорит царь. - Твои воспитанники не только снимают через забор мои наливные яблоки, бьют сторожей садовника Лямина…, но теперь уже не дают проходу фрейлинам жены моей». Энгельгардт, своим путем, знал о неловкой выходке Пушкина, может быть, и от самого Петра Михайловича, который мог сообщить ему это в тот же вечер. Он нашелся и отвечал императору Александру: «Вы меня предупредили, Государь, я искал случая принести Вашему Величеству повинную за Пушкина; он, бедный, в отчаянии: приходил за моим позволением письменно просить княжну, чтоб она великодушно простила ему это неумышленное оскорбление». Тут Энгельгардт рассказал подробности дела, стараясь всячески смягчить кару Пушкина, и присовокупил, что сделал уже ему строгий выговор и просит разрешения насчет письма. На это ходатайство Энгельгардта Государь сказал: «Пусть пишет, уж так и быть, я беру на себя адвокатство за Пушкина; но скажи ему, чтоб это было в последний раз. La vieille est peut-être enchantée de la méprise du jeune homme, entre nous soit dit» («Между нами: старая дева, небось, про себя в восторге от ошибки молодого человека»), - шепнул император, улыбаясь, Энгельгардту. Пожал ему руку и пошел догонять императрицу, которую из окна увидел в саду». *
По этому случаю юный повеса сочинил эпиграмму на француском:
On peut très bien, mademoiselle,
Vous prendre pour une maquerelle,
Ou pour une vieille guenon,
Mais pour une grâce, - oh, mon Dieu, non.
Перевод:
Очень легко, сударыня,
Принять Вас за сводню
Или за старую обезьяну,
Но за грацию, - о Боже, нет!
Пушкин в Лицее читает эпиграмму на Кюхельбеккера. Художник Борис Николаевич Гущин
"В этих воспоминаниях, написанных в 1857 г., Пущин ничего не говорит о том, что Пушкин действительно написал, но не извинительное письмо княжне, а злую эпиграмму на нее. Эпиграмма эта стала известна лишь в 1871 г., когда в «Вестнике Европы» были опубликованы мемуары М.И. Жихарева, племянника и биографа П. Я. Чаадаева, под названием «Петр Яковлевич Чаадаев. Из воспоминаний современника. Докладная записка потомству о Петре Яковлевиче Чаадаеве». Жихарев рассказывает эту же историю, только в несколько иной интерпретации, чем Пущин. Впервые Жихарев опубликовал и саму эпиграмму на французском языке. После этой публикации эпиграмма заняла свое место во всех изданиях сочинений Пушкина, начиная с издания 1880 г. под редакцией П. А. Ефремова.
При сверке рукописи М. И. Жихарева, хранящейся в Отделе рукописей Государственной библиотеки СССР им. В. И. Ленина, с текстом ее публикации в «Вестнике Европы» я установила, что в публикации, а следовательно, и во всех последующих изданиях Пушкина, как дореволюционных, так и советских, допущена ошибка, изменяющая смысл и стиль всей эпиграммы.
«Один раз под вечер, - пишет Жихарев, - когда все кошки делаются серыми, Пушкин, бегая по какому-то коридору, наткнулся на какую-то женщину, к которой пристал с неосмотрительными речами, и даже, сообщают злоязычники, с необдуманными прикосновениями. Женщина подняла крик и ускользнула, однакоже успела рассмотреть и узнать виноватого. Она была немолода **,3 некрасива и настолько знатна, что слух об этом маленьком происшествии дошел до ушей самого Государя. Государь, недовольный шалостью одного из воспитанников своего любимого лицея, приказал немедленно Пушкина высечь. Энгельгардт этого приказания не исполнил. Известно что при императоре Александре I можно было иногда повелений такого рода не исполнять, а потом за ослушание получать благодарность.
Слух же про крошечный скандальчик разнесся по Царскому Селу, и раздражительный поэт почтил пожилую девушку следующим французским четверостишием, в котором, мне кажется, уже вполне проглядывают столько впоследствие известныя и грозныя пушкинския когти:
On peut très bien, mademoiselle,
Vous prendre pour une maquerelle,
Ou pour une vieille guenon,
Mais pour une garce, - oh, mon Dieu, non.
Как видим, Жихарев в отличие от Пущина сгущает краски.
Пущин: «...бросается поцеловать ее самым невинным образом». Жихарев: «...пристал с неосмотрительными речами и <...> с необдуманными прикосновениями».
Пущин: «Государь сказал: „...Я беру на себя адвокатство за Пушкина“». Жихарев: «Государь <...> приказал немедленно Пушкина высечь».
Что же касается ошибки, то она заключается в том, что в четвертой строке употреблено слово «garce», которое переводилось впоследствии как «грация» (Жихарев эпиграмму не переводит). Слово «garce» полисемично и имеет древнюю этимологию. Первоначально (с XII в.) оно означало «девицу низкого происхождения, служанку». Именно в этом значении оно, очевидно, употребляется Пушкиным. Позднее Г. Флобер впервые употребил его в значении «шлюха, потаскуха», и значение это распространилось настолько широко, что сегодня слово «garce» воспринимается прежде всего именно в этом смысле. Думаю, что ко времени публикации воспоминаний Жихарева, в 1871 г., оно уже воспринималось таким образом.5 Следовательно, можно предположить, что цензура решила устранить слово «garce» по соображениям приличия, как вульгарное и грубое, и заменить словом «grâce».
Французские слова «garce» и «grâce» в написании различаются не только порядком букв. В слове «grâce» присутствует надстрочный знак (accent circonflexe). Думаю, что опечатка в этом случае исключена: можно по ошибке поменять местами буквы, но нельзя случайно добавить надстрочный знак, создающий новое слово. Именно поэтому я и предполагаю, что данное разночтение преднамеренное, что здесь в дело вмешалась цензура." ***
В 1858 году Иван Сергеевич Аксаков, супруг Анны Фёдоровны Тютчевой, фрейлины императрицы Марии Александровны, посоветовал жене написать мемуары, в которых она упомянула княжну Варвару Михайловну Волконскую.
"Княжна Волконская, бедная сморщенная старушка, по целым дням сидевшая у себя в салоне в перчатках, разубранная, как икона. Каждое утро можно было видеть, как она мелкими шажками семенила по фрейлинскому коридору, направляясь в церковь, где ежедневно на хорах присутствовала у обедни и усердно молилась.
Разбитая параличом несколько лет спустя, с парализованными ногами и почти впавшая в детство, она чуть не до последнего дня своей жизни настаивала, чтобы ее в кресле возили на церковные хоры к обедне. Я часто навещала эту бедную старушку, очень одинокую в старости. Она рассказывала мне, что во время нашествия французов в 12-м году, когда русское дворянство со всех сторон приносило огромные жертвы для обороны страны, она, не имея никаких средств, кроме своего жалованья фрейлины, в то время очень скромного, и лишенная, таким образом, возможности принести денежную жертву, дала обет ежедневно до конца своей жизни ходить к обедне, если Россия выйдет победительницей из борьбы. Этот обет она добросовестно продолжала выполнять по истечении сорока лет со времени французского нашествия, будучи уже 80 лет, и выполняла его до первого дня Рождества 1860 года. В этот день и в тот самый час, когда в дворцовой церкви с большой торжественностью служили благодарственный молебен, ежегодно справляемый после обедни в воспоминание избавления державы Российской от нашествия галлов, в ту минуту, когда звонили колокола и победные песнопения молебна раздавались под сводами больших залов, наполненных гвардейскими войсками, княжна Волконская тихо и одиноко отдала Богу свою немудреную душу, душу, однако, таившую в себе такую прекрасную искру патриотизма, что Бог почел ее достойной предстать пред ним среди чудных благодарственных песнопений нашей церкви". ****
* И.И. Пущин. "Записки о Пушкине" // А. С. Пушкин в воспоминаниях современников. М., 1985. Т. 1. С. 83-84
** Княжне Волконской в это время было 35 лет.
*** Л. Каменская. "Об одной эпиграмме Пушкина"
**** А.Ф. Тютчева. "При дворе двух императоров"
«…У дворцовой гауптвахты, перед вечерней зарей, обыкновенно играла полковая музыка. Это привлекало гуляющих в саду, разумеется, и нас, l’inévitable Lycée (вездесущий Лицей), как называли иные нашу шумную, движущуюся толпу. Иногда мы проходили к музыке дворцовым коридором, в который между другими помещениями был выход и из комнат, занимаемых фрейлинами императрицы Елизаветы Алексеевны. Этих фрейлин было тогда три: Плюскова, Валуева и княжна Волконская. У Волконской была премиленькая горничная Наташа. Случалось, встретясь с нею в темных переходах коридора, и полюбезничать; она многих из нас знала, да и кто не знал Лицея, который мозолил глаза всем в саду?
Однажды идем мы, растянувшись по этому коридору маленькими группами. Пушкин, на беду, был один, слышит в темноте шорох платья, воображает, что непременно Наташа, бросается поцеловать ее самым невинным образом. Как нарочно, в эту минуту отворяется дверь из комнаты и освещает сцену: перед ним сама княжна Волконская. Что делать ему? Бежать без оглядки; но этого мало, надобно поправить дело, а дело неладно! Он тотчас рассказал мне про это, присоединясь к нам, стоявшим у оркестра. Я ему посоветовал открыться Энгельгардту и просить его защиты. Пушкин никак не соглашался довериться директору и хотел написать княжне извинительное письмо. Между тем она успела пожаловаться брату своему П.М. Волконскому, а Волконский - Государю.
Портрет Петра Михайловича Волконского работы Джорджа Доу. Военная галерея Зимнего Дворца, Санкт-Петербург
Государь на другой день приходит к Энгельгардту. «Что ж это будет? - говорит царь. - Твои воспитанники не только снимают через забор мои наливные яблоки, бьют сторожей садовника Лямина…, но теперь уже не дают проходу фрейлинам жены моей». Энгельгардт, своим путем, знал о неловкой выходке Пушкина, может быть, и от самого Петра Михайловича, который мог сообщить ему это в тот же вечер. Он нашелся и отвечал императору Александру: «Вы меня предупредили, Государь, я искал случая принести Вашему Величеству повинную за Пушкина; он, бедный, в отчаянии: приходил за моим позволением письменно просить княжну, чтоб она великодушно простила ему это неумышленное оскорбление». Тут Энгельгардт рассказал подробности дела, стараясь всячески смягчить кару Пушкина, и присовокупил, что сделал уже ему строгий выговор и просит разрешения насчет письма. На это ходатайство Энгельгардта Государь сказал: «Пусть пишет, уж так и быть, я беру на себя адвокатство за Пушкина; но скажи ему, чтоб это было в последний раз. La vieille est peut-être enchantée de la méprise du jeune homme, entre nous soit dit» («Между нами: старая дева, небось, про себя в восторге от ошибки молодого человека»), - шепнул император, улыбаясь, Энгельгардту. Пожал ему руку и пошел догонять императрицу, которую из окна увидел в саду». *
По этому случаю юный повеса сочинил эпиграмму на француском:
On peut très bien, mademoiselle,
Vous prendre pour une maquerelle,
Ou pour une vieille guenon,
Mais pour une grâce, - oh, mon Dieu, non.
Перевод:
Очень легко, сударыня,
Принять Вас за сводню
Или за старую обезьяну,
Но за грацию, - о Боже, нет!
Пушкин в Лицее читает эпиграмму на Кюхельбеккера. Художник Борис Николаевич Гущин
"В этих воспоминаниях, написанных в 1857 г., Пущин ничего не говорит о том, что Пушкин действительно написал, но не извинительное письмо княжне, а злую эпиграмму на нее. Эпиграмма эта стала известна лишь в 1871 г., когда в «Вестнике Европы» были опубликованы мемуары М.И. Жихарева, племянника и биографа П. Я. Чаадаева, под названием «Петр Яковлевич Чаадаев. Из воспоминаний современника. Докладная записка потомству о Петре Яковлевиче Чаадаеве». Жихарев рассказывает эту же историю, только в несколько иной интерпретации, чем Пущин. Впервые Жихарев опубликовал и саму эпиграмму на французском языке. После этой публикации эпиграмма заняла свое место во всех изданиях сочинений Пушкина, начиная с издания 1880 г. под редакцией П. А. Ефремова.
При сверке рукописи М. И. Жихарева, хранящейся в Отделе рукописей Государственной библиотеки СССР им. В. И. Ленина, с текстом ее публикации в «Вестнике Европы» я установила, что в публикации, а следовательно, и во всех последующих изданиях Пушкина, как дореволюционных, так и советских, допущена ошибка, изменяющая смысл и стиль всей эпиграммы.
«Один раз под вечер, - пишет Жихарев, - когда все кошки делаются серыми, Пушкин, бегая по какому-то коридору, наткнулся на какую-то женщину, к которой пристал с неосмотрительными речами, и даже, сообщают злоязычники, с необдуманными прикосновениями. Женщина подняла крик и ускользнула, однакоже успела рассмотреть и узнать виноватого. Она была немолода **,3 некрасива и настолько знатна, что слух об этом маленьком происшествии дошел до ушей самого Государя. Государь, недовольный шалостью одного из воспитанников своего любимого лицея, приказал немедленно Пушкина высечь. Энгельгардт этого приказания не исполнил. Известно что при императоре Александре I можно было иногда повелений такого рода не исполнять, а потом за ослушание получать благодарность.
Слух же про крошечный скандальчик разнесся по Царскому Селу, и раздражительный поэт почтил пожилую девушку следующим французским четверостишием, в котором, мне кажется, уже вполне проглядывают столько впоследствие известныя и грозныя пушкинския когти:
On peut très bien, mademoiselle,
Vous prendre pour une maquerelle,
Ou pour une vieille guenon,
Mais pour une garce, - oh, mon Dieu, non.
Как видим, Жихарев в отличие от Пущина сгущает краски.
Пущин: «...бросается поцеловать ее самым невинным образом». Жихарев: «...пристал с неосмотрительными речами и <...> с необдуманными прикосновениями».
Пущин: «Государь сказал: „...Я беру на себя адвокатство за Пушкина“». Жихарев: «Государь <...> приказал немедленно Пушкина высечь».
Что же касается ошибки, то она заключается в том, что в четвертой строке употреблено слово «garce», которое переводилось впоследствии как «грация» (Жихарев эпиграмму не переводит). Слово «garce» полисемично и имеет древнюю этимологию. Первоначально (с XII в.) оно означало «девицу низкого происхождения, служанку». Именно в этом значении оно, очевидно, употребляется Пушкиным. Позднее Г. Флобер впервые употребил его в значении «шлюха, потаскуха», и значение это распространилось настолько широко, что сегодня слово «garce» воспринимается прежде всего именно в этом смысле. Думаю, что ко времени публикации воспоминаний Жихарева, в 1871 г., оно уже воспринималось таким образом.5 Следовательно, можно предположить, что цензура решила устранить слово «garce» по соображениям приличия, как вульгарное и грубое, и заменить словом «grâce».
Французские слова «garce» и «grâce» в написании различаются не только порядком букв. В слове «grâce» присутствует надстрочный знак (accent circonflexe). Думаю, что опечатка в этом случае исключена: можно по ошибке поменять местами буквы, но нельзя случайно добавить надстрочный знак, создающий новое слово. Именно поэтому я и предполагаю, что данное разночтение преднамеренное, что здесь в дело вмешалась цензура." ***
В 1858 году Иван Сергеевич Аксаков, супруг Анны Фёдоровны Тютчевой, фрейлины императрицы Марии Александровны, посоветовал жене написать мемуары, в которых она упомянула княжну Варвару Михайловну Волконскую.
"Княжна Волконская, бедная сморщенная старушка, по целым дням сидевшая у себя в салоне в перчатках, разубранная, как икона. Каждое утро можно было видеть, как она мелкими шажками семенила по фрейлинскому коридору, направляясь в церковь, где ежедневно на хорах присутствовала у обедни и усердно молилась.
Разбитая параличом несколько лет спустя, с парализованными ногами и почти впавшая в детство, она чуть не до последнего дня своей жизни настаивала, чтобы ее в кресле возили на церковные хоры к обедне. Я часто навещала эту бедную старушку, очень одинокую в старости. Она рассказывала мне, что во время нашествия французов в 12-м году, когда русское дворянство со всех сторон приносило огромные жертвы для обороны страны, она, не имея никаких средств, кроме своего жалованья фрейлины, в то время очень скромного, и лишенная, таким образом, возможности принести денежную жертву, дала обет ежедневно до конца своей жизни ходить к обедне, если Россия выйдет победительницей из борьбы. Этот обет она добросовестно продолжала выполнять по истечении сорока лет со времени французского нашествия, будучи уже 80 лет, и выполняла его до первого дня Рождества 1860 года. В этот день и в тот самый час, когда в дворцовой церкви с большой торжественностью служили благодарственный молебен, ежегодно справляемый после обедни в воспоминание избавления державы Российской от нашествия галлов, в ту минуту, когда звонили колокола и победные песнопения молебна раздавались под сводами больших залов, наполненных гвардейскими войсками, княжна Волконская тихо и одиноко отдала Богу свою немудреную душу, душу, однако, таившую в себе такую прекрасную искру патриотизма, что Бог почел ее достойной предстать пред ним среди чудных благодарственных песнопений нашей церкви". ****
* И.И. Пущин. "Записки о Пушкине" // А. С. Пушкин в воспоминаниях современников. М., 1985. Т. 1. С. 83-84
** Княжне Волконской в это время было 35 лет.
*** Л. Каменская. "Об одной эпиграмме Пушкина"
**** А.Ф. Тютчева. "При дворе двух императоров"