Часть 1 Причины возникновения контрреволюционного движения французского крестьянства
Феномен сопротивления крестьян новому республиканскому режиму, провозгласившему свободу, равенство и братство, отменившему большинство привилегий высших сословий, до настоящего времени является предметом научных, идеологических и политических дискуссий.
Наказы («тетради жалоб») избирателей Генеральным штатам 1789 г. открывают уникальную возможность для изучения умонастроений самых широких слоев населения. Каково же было место идей Просвещения в общем массиве изучаемых документов, и является ли строгая рационалистичность формы показателем нового содержания? Как свидетельствуют исследования, политические концепции «философов» имели относительно слабое влияние в обществе, а подавляющее большинство наказов, предлагавших новое видение власти, апеллировали не к научным трактатам, а традиции. Никоим образом не требуя, подобно просветителям, переустройства социального порядка в соответствии с «разумом» и «природой», сельские «реформаторы» 1789 г. пытались лишь отыскать «узурпированные» королевской властью права, восстановить некогда существовавшие законы и институты, возвратить утраченную справедливость. Парижские события лета 1789 г., в одних областях до предела обострившие желание реформ, вызвали обратный эффект в других, так как несли с собой угрозу традиционным устоям сельского общества. В целом традиционалистская манера крестьянских наказов и жалоб проявляется через обращение к таким сугубо правовым понятиям, как административные функции, социальное состояние, формальности соглашения, институты, подлежащие реформированию. 10 наиболее распространенных в текстах существительных подтверждают доминирование подобных формулировок в сравнении с терминологией Просвещения: «депутаты» (встречается 38 раз), «право» (35), «королевство» (26), «государство» (24),«ассамблея» (24), «сословие» (22), «закон» (20), «провинция» (13), «налог» (12), «величество» (12). Слово «житель» (60) заметно преобладает над «гражданином»(24), а «королевство» (26) над «нацией» (4). Последняя при этом воспринималась пассивно, то есть как субъект, не притязающий на определенные права, но, наоборот, мыслящий себя в категориях отношений господства-подчинения с королевской властью. Понятие «нация» уподобляется, таким образом, общепринятому ранее понятию «народ» (11).Существительное «гражданин» конституируется с таким же трудом, находясь в постоянном соседстве со своим «традиционным» визави «подданный» (13) даже в пределах одного наказа. Как правило, оно включалось в дискурс сословного общества, о чем свидетельствует часто встречаемое, но очень противоречивое сочетание: «сословия граждан», «граждане всех сословий» и т.д. (5). Просветительская терминология появляется лишь спорадически, да и то преимущественно в «городских», а не «сельских» жалобах: существительное «свобода»встречается 12 раз, «разум» - 10, «равенство» - 9, «счастье» - 4, «просвещение» - 3, «гуманизм» - 2, «образование» - 1, «суеверие» - 1, «прогресс» и«конституция» - ни разу.
Разумеется, большинство сельских избирателей весной 1789 г. не способны были подняться до высот политических доктрин и концепций, предвидеть ход последующих событий. Выбранные же ими депутаты, оказавшись в столице, практически утратили «обратную связь» со своим электоратом и не могли донести до него смысл происходящего в центре. Письма, направляемые ими на места - в политические комитеты и клубы, становились достоянием лишь весьма ограниченной аудитории. Столичные же газеты, имевшие ничтожный тираж, практически не доходили до провинции. В свою очередь, погруженные в перипетии политической борьбы на общенациональной политической сцене, депутаты оказывались далеки от конкретных нужд своих избирателей. По мнению Д. Тэйлора, именно это отсутствие «обратной связи» и послужило причиной феномена автономного крестьянского движения в Революции, о котором писали Ж. Лефевр и некоторые английские историки. Лишенный возможности сообщить о своих желаниях, непонятный и презираемый люд, появлявшийся время от времени на авансцене истории, действовал иначе, чем предусматривали программа и политические принципы элиты, претендовавшей на выражение его интересов.
Впрочем, этим проблема отнюдь не исчерпывается. Стоит задаться вопросом: а действительно ли депутаты 1789 г. намеревались сверять свои действия с мнением «народа»? Начиная еще с Ж. де Лабрюйера, считавшего крестьян «дикими животными», обширнейшая литература XVII-XVIII вв. описывала селян как людей, погрязших в невежестве, зверей своего рода. Уже во время Революции администраторы департамента Вандея характеризовали её жителей как покорных, доверчивых и замкнутых в себе эгоистов: «лишенные общения с внешним миром, они не знают ничего кроме своих плугов, сеньоров и священников».
Подобное отношение было напрямую связано с философией Просвещения. «Вы понимаете под "дикарями", - вопрошал Вольтер, - мужланов, живущих в жалких лачугах со своими бабами и домашними животными.., говорящих на неизвестном в городах жаргоне, имеющих мало идей и, как следствие, мало эмоций.., собирающихся в определенные дни в каком-то подобии риги, чтобы отпраздновать церемонии, в которых они ничего не понимают..? В таком случае следует заключить, что народы Канады и кафры, коих нам нравится называть дикими, несравненно более просвещенны, чем наши собственные».
Унаследованное от античности (Эпикур, Лукреций) убеждение в том, что Природа «производит» людей точно так же как она «производит» растения и животных («теория климатов»), имело значительное влияние на интеллектуалов XVIII в. Географические контрасты даже на территории одного государства, считали они, приводят к формированию различных типов населения. «Среди нас, - писал, например, Бюффон, - жители сельской местности гораздо более безобразны, чем жители городов». Однако и крестьяне в своей массе не одинаковы. В развитых аграрных регионах они «ловкие, бодрые, хорошо сложенные, одухотворенные»; напротив, представители отсталых областей имели репутацию «грубых, тяжеловесных, плохо сложенных, глупых».
Таким образом, помимо недостаточной «обратной связи» с молчаливым большинством сельской Франции, характер принимаемых декретов был обусловлен мировоззрением и идеологией первых законодателей. В основе их мыслей и действия лежали отнюдь не пожелания крестьян, отдавших им свои голоса, но просветительское представление об идеальном и разумном обществе, где каждому гражданину отведено сугубо определенное место.
Религиозный фактор, роль масонства в революции
Кроме того нельзя не учитывать масонского и антихристианского характера Великой Французской Революции, идеологи которой «провозглашая верховное владычество разума, выступая с проповедью веры в человеческую природу, в то, что природа человека, испорченная разного рода учреждениями, поработившими ее в течение исторической жизни, проявит все свои хорошие стороны, как только ей будет возвращена свобода» (П.А Кропоткин). Теоретики и практики революции выступали в качестве социальных инженеров, создающих из человеческого материала нового универсального человека. И если этот материал являлся, с их точки зрения, неподходящим для достижения поставленных целей, то он подлежал уничтожению.
Вот что пишет о масонском факторе Великой Французской Революции русский идеолог анархизма П.А. Кропоткин.
«Что дало возможность людям, столь различным по убеждениям, как жирондисты, Дантон, Робеспьер, Марат, действовать несколько лет заодно против королевской власти?
Весьма вероятно, что интимное и братское общение, установившееся еще до начала революции в масонских ложах в Париже и провинциях между всеми видными деятелями того времени, способствовало этому единству действия. Известно, в самом деле, через Луи Блана, Анри Мартена и из прекрасной монографии профессора Эрнеста Ниса*, что почти все выдающиеся революционеры принадлежали к франк-масонству. Мирабо, Байи, Дантон, Робеспьер, Марат, Кондорсе, Бриссо, Лаланд и т. д. и т. п. - все принадлежали к этому братству, а герцог Орлеанский (назвавший себя во время революции «Филипп Равенство») оставался великим национальным мастером масонского братства вплоть до 13 мая 1793 г. Кроме того, известно также, что Робеспьер, Мирабо, химик Лавуазье и, вероятно, многие другие принадлежали к ложам иллюминатов, основанным Вейсгауптом, цель которых была «освободить народы от тирании князей и духовенства и, как немедленный прогресс, освободить крестьян и рабочих от крепостного состояния, от барщины и от ремесленных гильдий».
Нет никакого сомнения, как это говорит Э. Нис, что «своими человечными стремлениями, своим непоколебимым чувством достоинства человека и своими принципами свободы, равенства и братства» масонство сильно содействовало подготовлению общественного мнения к новым идеям; и это - тем более, что «повсеместно, на всей территории страны, масоны держали собрания, в которых излагались и восторженно принимались прогрессивные идеи и где - факт гораздо более важный, чем это думают, - подготовлялись люди, умевшие обсуждать сообща дела и голосовать». «Соединение трех сословий в июне 1789 г. и ночь 4 августа были, по всей вероятности, подготовлены в масонских ложах»
Эта предварительная работа, несомненно, установила также между людьми действия известные личные отношения и привычки взаимного уважения помимо отношений, всегда слишком узких в партиях, и интересов узкопартийных. Вот что позволило, мы думаем, революционерам очень разнообразных партий действовать в продолжение четырех лет с некоторым единством против королевского деспотизма. Позже это единство подверглось слишком суровым испытаниям и, конечно, не удержалось, тем более что сами масоны разделились по вопросу о королевской власти, о казни короля и еще более по отношению к коммунистическим учениям до того, когда масонские ложи были закрыты в начале 1793 г. Отношения, установившиеся между масонами до революции и в начале ее, не сохранились, таким образом, до конца революционного периода; и тогда борьба партий разразилась с отчаянным ожесточением».
По мнению Кропоткина «Революция - это быстрое уничтожение, на протяжении немногих лет, учреждений, устанавливавшихся веками и казавшихся такими незыблемыми, что даже самые пылкие реформаторы едва осмеливались нападать на них. Это - распадение, разложение в несколько лет всего того, что составляло до того времени сущность общественной, религиозной, политической и экономической жизни нации; это - полный переворот в установленных понятиях и в ходячих мнениях по отношению ко всем сложным отношениям между отдельными единицами человеческого стада.
27 февраля 1771 г. королева Мария Антуанетта писала своей сестре Марии Христине: "Мне кажется, вы придаете слишком много значения масонству во Франции; оно далеко не играло у нас такой роли, как в других странах, благодаря тому, что здесь все к нему принадлежат и таким образом нам известно все, что там происходит. В чем же вы видите опасность? Я понимаю, что можно было бы опасаться распространения масонства, если бы это было тайным политическим сообществом, а ведь это общество существует только для благотворительности и для развлечений; там много едят, пьют, рассуждают, поют, а король говорит, что люди, которые пьют и поют, не могут быть заговорщиками. Также нельзя масонство называть обществом убежденных безбожников, ибо я слышала, там постоянно говорят о Боге, кроме того там раздают много милостыни, воспитывают детей бедных или умерших членов братства, выдают их дочерей замуж - во всем этом я, право, не вижу ничего дурного. На днях принцесса де Ламбаль была избрана великой мастерицей одной ложи; она мне рассказывала, как там с ней мило обращались, но говорила, что выпито было больше, чем спето; на днях там предполагают дать приданое двум девицам. Правда, мне кажется, что можно бы было делать добро без всяких таких церемоний, но ведь у каждого своя манера веселиться; лишь бы делать добро, а остальное не безразлично ли нам".
Но спустя девять лет, Мария Антуанетта писала 17 августа 1790 года своему брату императору Леопольду II: "Прощайте, дорогой брат, верьте нежности вашей несчастной сестры. Главное, остерегайтесь всякого масонского сообщества. Этим путем все здешние чудовища стремятся во всех странах к достижению одной и той же цели".
Общество "существующее для развлечения и благотворения" убило 2 сентября 1792 г. принцессу де-Ламбаль, а 16 октября 1793 г. - саму королеву.
Прикрываясь высоко гуманными и филантропическими принципами, масонство подготовило, организовало и осуществило так называемую "Великуюреволюцию". По мнению Нис, "без масонства французская революция не могла бы совершиться".
Идейную подготовку французской революции сделали ученые и философы просветители. Масонские ложи собрали в своих недрах выдающихся представителей наук и искусств. В основанной в 1769 г. Лаландом Ложе Наук, переименованной в Ложу Девяти Сестер, значились Вольтер, Франклин, Кондорсэ, Дюпати, Эли де Бомон, Курт де Гебелин, Дантон, Бриссо, Камиль Демулен, Сиейс, Бальи, Ромм, Гара, Пастерэ, Форстер, Кабанис, Грез, Берне, Гудон, братья Монголфьеры и другие. В этой же ложе находились крупные политические деятели, литераторы, художники и ученые. Государственные основы королевской Франции подтачивались пропагандой масонов Вольтера, Кондорсэ, Дидро, дєАламбера, Монтескье и Ж.Ж. Руссо. Все эти философы, особенно Вольтер, дєАламбер и Дидро былипроникнуты глубокой ненавистью к христианству и монархическому образу правления.
Вольтер воспользовался идеями Локка, Бэкона, Ньютона и других английских писателей и применил их к практическим требованиям момента. Исповедуя деизм, Вольтер считал религию необязательной и даже вредной, доказывая, что история религий есть "ряд обманов и глупостей". В своих политических проповедях он требовал реформ и коренного переустройства всех общественных отношений.
Монтескье проповедовал теорию разделения властей и рекомендовал во Франции установить английскую форму правления, при которой народу принадлежит власть законодательная, королю - исполнительная и независимому сословию судей - власть судебная.
Повторяя мысли Локка, что человеческое общество возникло в силу договора между людьми, которые первоначально были свободны, Жан Жак Руссо приходит к крайнему выводу и проповедует безусловное верховенство народа, отвергая и представительство, и принцип разделения властей. По его мнению распоряжение в государстве должно исходить непосредственно от народного собрания, в котором имеют право участвовать все граждане. Руссо учил, что сам народ непосредственно устанавливает для граждан законы, права и религиозные убеждения. Несмотря на то, что эта бредовая идея была направлена против самого понятия о государстве, Руссо пользовался колоссальной популярностью, как "Отец Демократии", его учение властвовало над взбудораженными умами и делало страшное разрушительное дело.
Рекламу произведениям "просветителей" делали масонские ложи. Целая плеяда более мелких писателей создала литературу, доступную пониманию масс: памфлеты, пиграммы, анекдоты и пр. Для распространения масонского учения в народе употреблялись литературные сборники, журналы, романы, брошюры, театр.
Известный клуб масона Гольбаха был главной фабрикой литературы: "Большая часть книг того времени, направленных против религии, нравственности и против правительства, была нашего производства, - говорит один из членов этого клуба. - Масса памфлетов самого непристойного содержания, направленных главным образом против королевы и сочинявшихся в Англии, ходили по Парижу. Для распространения же противоправительственных и противорелигиозных сочинений в среде народа существовала целая система и делалось это через посредство школьных учителей и особых разносчиков, странствовавших по деревням".
Л. де-Понсен в своем замечательном труде: "Тайные силы революции" пишет: "Революция 1789 года не была ни самопроизвольным движением против "тирании" старого порядка, ни искренним порывом к новым идеям свободы, равенства и братства, как это хотят нас заставить верить. Масонство было тайным вдохновителем и в известной степени руководителем движения. Оно выработало принципы 1789 г., распространило их в массах и активно содействовало их осуществлению".
Посвященные в тайну великого заговора против французского королевства знали о революции и высказывались по этому поводу совершенно открыто за несколько лет до наступления "великого события". В 1760 г. масон Руссо писал: "По моему мнению, невозможно, чтобы великие монархии просуществовали долго. Мы приближаемся к кризису, к веку революции". В 1762 г. масон Вольтер писал к маркизу де Шевален: "Все, что я теперь вижу, разбрасывает семена будущей революции, которая неминуемо должна случиться, но которой я не буду уже иметь удовольствие быть свидетелем. Свет до такой степени распространился, что от малейшего случая может произойти взрыв. И вот будет славное крошево. Как счастливы молодые люди. Каких штук они не насмотрятся".
Часть 3