О "Размышлениях о Божественной Литургии" Гоголя
Н.В. Гоголь закончил работу над «Размышлениями о Божественной Литургии» в 1852 году, за несколько месяцев до смерти. Это своё последнее произведение он начал писать в 1845 году. В течение этих семи лет Гоголь изучал святоотеческие труды о Литургии, много раз редактировал, сокращал, переписывал свой далеко не самый большой по объёму текст.
Несмотря на ряд мелких неточностей в описании чина Литургии, «Размышления» многократно переиздавались в Российской Империи. В Советском Союзе до 1990 года произведение не издавалось, и даже было исключено из советского полного собрания сочинений Гоголя с удивительной формулировкой - как «не имеющее прямого отношения к литературной деятельности Гоголя и представляющее узко биографическое значение». Случай исключительный. Во все остальные советские ПСС русских классиков включалось абсолютно всё, вышедшее из под пера писателя, в т.ч. и крамольные для коммунистов тексты. К примеру, роман «Бесы» был издан в составе ПСС Достоевского отдельным томом, который у читателей советских библиотек пользовался повышенным спросом.
Но всё же в вердикте советских цензоров присутствует некая доля истины - в литературной деятельности Гоголя эта книжка на самом деле занимает особое место. Уже начав работу над «Размышлениями», Гоголь писал летом 1847 г. в своем неотправленном письме к В.Г. Белинскому: “Не моё дело говорить о Боге. Мне следовало говорить не о Боге, а о том, что вокруг нас, что должен изображать писатель, но так, чтобы каждому самому захотелось бы заговорить о Боге”.
И всё же, в конце творческого и жизненного пути он решился говорить о Боге, нарушив свой же принцип, которого придерживался на протяжении двух десятков лет. Мы не можем с полной уверенностью говорить о том, что подтолкнуло Гоголя заняться как будто бы не своим делом. Чтобы начать строить свои предположения на этот счёт, следует в первую очередь попытаться открыть перед своим мысленным взором ту эпоху и общественную среду, в которой жил Гоголь. Его современники, люди его круга, конечно же говорили о Боге, и то что они о Нём говорили часто было далеко от православного вероучения. Их бог был более похож на масонского великого архитектора вселенной, нежели на Иисуса Христа. Их отношение к религии выразил Пушкин в примечаниях к «Подражаниям Корану»: «"Нечестивые, пишет Магомет … , думают, что Коран есть собрание новой лжи и старых басен". Мнение сих нечестивых, конечно, справедливо; но, несмотря на сие, многие нравственные истины изложены в Коране сильным и поэтическим образом». Под «старыми баснями» подразумеваются христианство, из которого ислам многое позаимствовал. Пушкину в 1824 году, как и многим людям его круга православие представлялась некой традиционной, утвердившейся в России формой богопочитания, представляющей собой не более чем совокупность мифов и обрядов, Церковь воспринималась как департамент нравственности, а Иисус Христос считался полулегендарной полуисторической личностью (Лев Толстой называл Его «великим моральным учителем человечества»).
Большинство образованных современников Гоголя не являлись атеистами, их мировоззрение более напоминало аморфный теизм, о котором спустя сто лет после Гоголя высказался Клайв Стейплз Льюис: «"Упадок веры" - явление неоднозначное. Точнее всего сказать, что в упадок пришло не христианство, а расплывчатый теизм, с крепким, а порой - и рыцарским нравственным кодексом. Теизм этот не "стоял против мира" - им были пропитаны насквозь все наши институции и чувства; в церковь же его сторонники ходили в лучшем случае из вежливости или по привычке, а в худшем - из лицемерия».
В наше время считается, что в России имеет место быть православное большинство, но это не вполне точное утверждение. Основная масса этого большинства состоит из условно-православных теистов, которые время от времени по той или иной причине заходят в храм - т.н. «захожане». Президент РФ является показательным примером такого условно-православного теиста. Его можно часто видеть на экране с зажжённой свечкой и даже прикладывающимся к иконам на Валааме, но его высказывания на религиозные темы свидетельствуют о том, что, кого-кого, а православного духовника в списке его советников нет от слова совсем. К примеру, в документальном фильме «Валаам» он взялся рассуждать о мощах: «Вот смотрите, Ленина положили в мавзолей. Чем это отличается от мощей святых для православных, да просто для христиан? Когда мне говорят, что нет, в христианстве нет такой традиции, ну как же нет, в Афон поезжайте, посмотрите - там мощи святые есть, да и у нас вот здесь тоже святые мощи. По сути ничего нового тогдашняя власть не придумала, она просто приспособила под свою идеологию то, что человечество уже давно изобрело». Каким способом человечество изобрело нетленные мощи христианских святых - как говорится, догадайтесь сами.
По своей сути аморфный теизм есть проявление маловерия, которое было есть и будет до скончания веков. До сознания маловеров трудно достучаться словом истины, поскольку они воспринимают проповедников в качестве профессиональных агитаторов своей религиозной доктрины. Вероятно, это обстоятельство и побудило Гоголя взяться за написание произведения на религиозную тему - читать сочинения Святых Отцов большинство людей его круга можно было заставить разве что под пыткой, а его, автора «Ревизора» и «Мёртвых душ», наверняка будут читать и обсуждать.
И во вступлении к «Размышлениям о Божественной Литургия» Гоголь счёл необходимым напомнить читателю о том, Кем на самом деле является Иисус Христос для всего человечества и для каждого из нас:
«Божественная Литургия есть вечное повторение великого подвига любви, для нас совершившегося. Скорбя от неустроений своих, человечество отовсюду, со всех концов мира взывало к Творцу своему - и пребывавшие во тьме язычества и лишенные Боговедения - слыша, что порядок и стройность могут быть водворены в мире только Тем, Который в стройном чине повелел двигаться мирам, от Него созданным. Отовсюду тоскующая тварь звала своего Творца. Воплями взывало все к Виновнику своего бытия, и вопли эти слышней слышались в устах избранных и пророков. Предчувствовали и знали, что Создатель, скрывающийся в созданьях, предстанет Сам лицем к человекам, - предстанет не иначе, как в образе того созданья Своего, созданного по Его образу и подобию. Вочеловечение Бога на земле представлялось всем, по мере того как сколько-нибудь очищались понятия о Божестве. Но нигде так ясно не говорилось об этом, как у пророков Богоизбранного народа. И самое чистое воплощение Его от Чистой Девы было предслышиваемо даже и язычниками; но нигде в такой ощутительно видной ясности, как у пророков.
Вопли услышались: явился в мир, Им же мир бысть; среди нас явился в образе человека, как предчувствовали, как предслышали и в темной тьме язычества, но не в том только, в каком представляли Его неочищенные понятия - не в гордом блеске и величии, не как каратель преступлений, не как судия, приходящий истребить одних и наградить других. Нет! Послышалось кроткое лобзание брата. Совершилось Его появление образом, только одному Богу свойственным, как прообразовали Его Божественно пророки, получившие повеление от Бога...»
Вступление к «Размышлениям» открывает перед нами творческую сверхзадачу, которую поставил перед собой Гоголь - написать проповедь в виде художественного описания чина православной Литургии, и написать её так, чтобы у читателя не осталось сомнений в том, что Литургия - не театрализованное действо на религиозную тему, а реальная встреча человека с Богом.
Гоголь - самый поэтичный из русских прозаиков. «Мёртвые души» он сам назвал поэмой, да и всё остальное, что он написал можно считать поэмами в прозе и «Размышления» не являются исключением.
В «Авторской исповеди» Гоголь открывает одно из важнейших качеств своего дарования: «От малых лет была во мне страсть замечать за человеком, ловить душу его в малейших чертах и движениях его, которые пропускаются без внимания людьми, - и я пришел к Тому, Который один полный ведатель души и от Кого одного я мог только узнать полнее душу». В «Размышлениях» как будто незримо присутствуют все те люди, которые поучаствовали в создании чина Литургии, вложили в неё частицу своей души. Гоголю удалось показать душу Литургии, изобразить её такой, какой она должна быть в идеале. А поскольку в нашем мире не бывает ничего идеального, он деликатно призывает нас не забывать об идеале. И его призыв направлен не только к мирянам, но и к духовным лицам:
«Священник, которому предстоит совершать Литургию, должен еще с вечера трезвиться телом и духом, должен быть примирен со всеми, должен опасаться питать какое-нибудь неудовольствие на кого бы то ни было<…>
[Священник и дьякон] приступают к облачению себя в священные одежды, чтобы отделиться не только от других людей, - и от самих себя, ничего не напомнить в себе другим похожего на человека, занимающегося ежедневными житейскими делами<…>
И одетый таким образом в орудия Божии, священник предстоит уже иным человеком: каков он ни есть сам по себе, как бы ни мало был достоин своего звания, но глядят на него все стоящие во храме, как на орудие Божие, которым наляцает Дух Святый<…>
Как священник, так и диакон омывают оба руки, сопровождая чтеньем псалма: Умыю в неповинных руки мои и обыду жертвенник Твой. Повергая по три поклона в сопровождении слов: Боже! очисти мя грешного и помилуй, восстают омытые, усветленные, подобно сияющей одежде своей, ничего не напоминая в себе подобного другим людям, но подобяся скорее сияющим видениям, чем людям».
Многим из нас возглас «оглашенные, изыдите» кажется анахронизмом. Гоголь показывает актуальный во все времена смысл понятия «оглашенные»:
«Хотя и редко бывают теперь не принявшие святого Крещения и находящиеся в числе оглашенных, но всякий присутствующий, помышляя, как далеко он отстоит и верой и делами от верных, удостаивавшихся соприсутствовать Трапезе Любви в первые веки христиан, видя, как он, можно сказать, только огласился Христом, но не внес Его в самую жизнь, только что слышит разум слов Его, но не приводит их в исполнение, и еще холодно его верованье, и нет огня всепрощающей любви к брату, поядающей душевную черствость, и что, крещеный водой во имя Христа, он не достигнул того возрожденья в духе, без которого ничтожно его христианство, по слову Самого Спасителя: кто не родится свыше, не внидет в Царствие Небесное, - соображая все сие, всякий из присутствующих сокрушенно поставляет себя в число оглашенных и на призванье диакона: Помолитеся, оглашенные, Господу! - от глубины сердца взывает: Господи, помилуй!
Верные - взывает диакон: помолимся об оглашенных, чтобы Господь их помиловал, чтобы огласил их словом истины, чтобы открыл им Евангелие правды, чтобы соединил их Своей Святой Соборной и Апостольской Церкви, чтобы спас, помиловал, заступил и сохранил их Своею благодатью!
И верные, чувствующие, как мало они стоят названия верных, молясь об оглашенных, молятся о самих себе, и на всякое отдельное призванье диакона восклицают внутренне вослед за поющим ликом: Господи, помилуй! Диакон взывает: Оглашенные, главы ваши Господу преклоните! Все преклоняют свои главы, восклицая внутренне в сердцах: Тебе, Господи!
Священник втайне молится об оглашенных и о тех, которых смиренье души поставило себя в ряды оглашенных. Молитва его в сих словах: Господи Боже наш, живущий на высоких, взирающий на смиренных, ниспославший спасенье человеческому роду - Своего Сына, Бога и Господа нашего, Иисуса Христа! воззри на оглашенных рабов Твоих, подклонивших Тебе свои выи! Приобщи их Церкви Твоей и сопричисли Твоему избранному стаду, чтобы и они славили вместе с нами пречестное и великолепное имя Твое, Отца, и Сына, и Святаго Духа, ныне, и присно, и во веки веков. Лик гремит аминь. А в напоминанье, что наступила минута, в которую древле выводились из церкви оглашенные, диакон возглашает громко: Оглашенные, изыдите! И вслед за тем, возвысив голос, возглашает в другой раз: Оглашенные, изыдите! И потом в третий раз: Оглашенные, изыдите! да никто от оглашенных, одни только верные, вновь и вновь Господу помолимся!
От слов этих содрогаются все, чувствующие свое недостоинство. Взывая мысленно к Самому Христу, изгнавшему из храма Божия продавцов и бесстыдных торгашей, обративших в торжище Его святыню, каждый предстоящий старается изгнать из храма души своей оглашенного, неготового присутствовать при святыне, и взывает к Самому Христу, чтобы воздвигнул в нем верного, причисленного к избранному стаду, о котором сказал Апостол: Язык свят, люди обновления, камение, зиждущееся в храм духовен, - причисленного к тем истинно верным, которые присутствовали при Литургии в первые века христиан, которых лики глядят теперь на него с иконостаса. И объемля их всех взорами, призывает их на помощь, как братьев, молящихся теперь на небесах, ибо предстоят священнейшие действия - начинается Литургия верных».
В «Размышлениях» мы находим объяснение одного из существенных различий католической Мессы и православной Литургии:
«В первоначальные времена Церкви причащались ими [Святыми Дарами] в виде несоединенном, как ныне приобщаются у нас одни иереи, и каждый, приемля в руки Тело Господа, испивал потом сам из Чаши. Но когда, - бесчинством невежественных новообращенных христиан, ставших только по имени христианами, - начали уносить Святые Дары в дома свои, употребляя их в суеверия и колдовства, или же бесчинно обращаться с ними тут же во храме, толкая друг друга, производя шум и даже проливая Святые Дары, когда нашлись в необходимости отцы многих Церквей отменить вовсе приобщение Крови для всего народа, заменив его хлебным знаком облатки, как сделала то у себя католическая Западная Церковь, - тогда святой Иоанн Златоуст, чтобы не случилось и в Церкви Восточной того, установил преподавать народу Кровь и Тело не порознь, но в соединенном виде, и не давать ему ни того, ни другого в собственные руки, но преподавать святой ложкой, имеющей образ тех клещей, которыми огненный серафим прикоснулся устам пророка Исаии, дабы напомнить всем, какого рода то прикосновение, которое готово прикоснуться устам, дабы увидел ясно всяк, что сей святой ложкой держит иерей тот горящий угль, который схватил таинственными клещами серафим от самого жертвенника Божия, дабы единым только прикосновеньем его к устам пророка отъять от него все грехи его. Тот же самый Златоуст, чтобы удалить с тем вместе всякую мысль о том, что сие соединение Тела и Крови воедино и вместе делается произвольно иереем, ввел в минуту самого соединения их вместе влитие теплой воды в сосуд, знаменующее теплотворную благодать Духа Святаго, изливаемую в разрешение такого соединения, почему и произносится при этом диаконом: Теплота веры, исполнь Духа Святаго. А на самое влитие теплоты призывается благословение Того же Духа Святаго, чтобы ничто не совершилось при этом без благословенья Самого Господа, чтобы в то же время и теплота послужила подобием теплоте Крови, давая самим вкушеньем ее чувствовать всякому, что не от мертвого тела, из которого не истекает теплая кровь, но от Живого, Животворящего и Животворного Тела Господня он ее приемлет, чтобы и здесь он слышал возвещенье того, что и от мертвого Тела Господня не отступила Божественная Душа, и было действ Духа оно полно, и Божество с ним не разлучалось».
Гоголь неподражаем в своих кратких толкованиях заповедей блаженств. Вот одно из них: «Блаженны чистые сердцем, яко тии Бога узрят - как в чистом зеркале успокоенных вод, не возмущаемых ни песком, ни тиной, отражается чисто небесный свод, так и в зеркале чистого сердца, не возмущаемого страстями, уже нет ничего человеческого, и образ Божий в нем отражается один».
А вот его толкование молитвы «Отче наш»:
«Все обняла собою сия молитва, и в ней все заключилось, что нам нужно. Прошеньем: да святится имя Твое, просится первое, о чем прежде всего мы должны просить: где святится Божье имя, там всем хорошо, там, значит, все в любви живут, ибо любовью только святится имя Божие. Словами да приидет Царствие Твое, вызывается Царство Правды на землю, ибо без прихода Божья не быть правде: ибо Бог есть правда. К словам: да будет воля Твоя - приводит человека и вера, и разум: чья же воля может быть прекрасней Божьей воли? Кто же лучше Самого Творца знает, что нужно Его творению? Кому же ввериться, как не Тому, Который весь есть благотворящее благо и совершенство? Словом: даждь нам хлеб наш насущный, просим мы всего, что нужно для дневного существованья нашего, хлеб же наш есть Божья Премудрость, есть Сам Христос. Он Сам сказал: Аз есмъ хлеб, и ядый Меня не умрет. Словом: остави нам долги наша, мы просим и о снятии с нас всех тяжких грехов наших, на нас тяготеющих, - просим прощенья нам всего того, чем задолжали мы Самому Творцу в лице братии наших, Который ежедневно и ежеминутно в образе их протягивает нам руку Свою, надрывающим всю душу воплем умоляя о милости и милосердии. Словом: не введи нас во искушение, мы просим о избавлении нас от всего смущающего дух наш и отъемлющего у нас душевное спокойствие. Словом: но избави нас от лукаваго, мы просим о небесной радости: ибо как только отступает от нас лукавый, радость уже вдруг входит в нашу душу, и мы уже на земле, как на небесах».
О воздействии Литургии на нашу повседневную жизнь:
«Действие Божественной Литургии над душою велико: зримо и воочью совершается, в виду всего света, и скрыто. И если только молившийся благоговейно и прилежно следит за всяким действием, покорный призванью диакона, - душа приобретает высокое настроение, заповеди Христовы становятся для него исполнимы, иго Христово благо и бремя легко. По выходе из храма, где он присутствовал при Божественной Трапезе Любви, он глядит на всех, как на братьев. Примется ли он за обыкновенное теченье своих дел в службе ли, в семье, где бы ни было, в каком бы ни было, сохраняет невольно в душе своей высокое начертанье любовного обращенья с людьми, принесенного с небес Богочеловеком. Он невольно становится милостивей и любовней с подчиненным. Если сам под властью другого, то охотней и любовней ему повинуется, как Самому Спасителю. Если видит просящего помощи, сердце его более чем когда-либо располагается помогать, чувствует он больше наслаждения, с любовью дает он неимущему. Если он неимущий, он благодарно принимает малейшее даяние: растроганное сердце его теряется в благодарности, и никогда с такой признательностью не молится он о своем благодетеле. И все, прилежно слушавшие Божественную Литургию, выходят кротче, милее в обхожденьи с людьми, дружелюбнее, тише во всех поступках.
А потому для всякого, кто только хочет идти вперед и становиться лучше, необходимо частое, сколько можно, посещенье Божественной Литургии и внимательное слушанье: она нечувствительно строит и создает человека. И если общество еще не совершенно распалось, если люди не дышат полною, непримиримой ненавистью между собою, то сокровенная причина тому есть Божественная Литургия, напоминающая человеку о святой, небесной любви к брату. А потому кто хочет укрепиться в любви, должен, сколько можно чаще, присутствовать, со страхом, верою и любовию, при Священной Трапезе Любви. И если он чувствует, что недостоин принимать в уста свои Самого Бога, Который весь любовь, то хоть быть зрителем, как приобщаются другие, чтобы незаметно, нечувствительно становиться совершеннее с каждой неделей.
Велико и неисчислимо может быть влияние Божественной Литургии, если бы человек слушал ее с тем, чтобы вносить в жизнь слышанное».
Как известно, поэт в России больше чем поэт, поэтому исповедание автором своей веры в литературном произведении само по себе является мощной проповедью. Друг Гоголя Пушкин незадолго до своей трагической смерти в стихотворении «Мирская власть» исповедал «Того, чья казнь весь род Адамов искупила». Гоголь же сподобился написать религиозное произведение, не имеющее аналогов в русской литературе.
Несмотря на ряд мелких неточностей в описании чина Литургии, «Размышления» многократно переиздавались в Российской Империи. В Советском Союзе до 1990 года произведение не издавалось, и даже было исключено из советского полного собрания сочинений Гоголя с удивительной формулировкой - как «не имеющее прямого отношения к литературной деятельности Гоголя и представляющее узко биографическое значение». Случай исключительный. Во все остальные советские ПСС русских классиков включалось абсолютно всё, вышедшее из под пера писателя, в т.ч. и крамольные для коммунистов тексты. К примеру, роман «Бесы» был издан в составе ПСС Достоевского отдельным томом, который у читателей советских библиотек пользовался повышенным спросом.
Но всё же в вердикте советских цензоров присутствует некая доля истины - в литературной деятельности Гоголя эта книжка на самом деле занимает особое место. Уже начав работу над «Размышлениями», Гоголь писал летом 1847 г. в своем неотправленном письме к В.Г. Белинскому: “Не моё дело говорить о Боге. Мне следовало говорить не о Боге, а о том, что вокруг нас, что должен изображать писатель, но так, чтобы каждому самому захотелось бы заговорить о Боге”.
И всё же, в конце творческого и жизненного пути он решился говорить о Боге, нарушив свой же принцип, которого придерживался на протяжении двух десятков лет. Мы не можем с полной уверенностью говорить о том, что подтолкнуло Гоголя заняться как будто бы не своим делом. Чтобы начать строить свои предположения на этот счёт, следует в первую очередь попытаться открыть перед своим мысленным взором ту эпоху и общественную среду, в которой жил Гоголь. Его современники, люди его круга, конечно же говорили о Боге, и то что они о Нём говорили часто было далеко от православного вероучения. Их бог был более похож на масонского великого архитектора вселенной, нежели на Иисуса Христа. Их отношение к религии выразил Пушкин в примечаниях к «Подражаниям Корану»: «"Нечестивые, пишет Магомет … , думают, что Коран есть собрание новой лжи и старых басен". Мнение сих нечестивых, конечно, справедливо; но, несмотря на сие, многие нравственные истины изложены в Коране сильным и поэтическим образом». Под «старыми баснями» подразумеваются христианство, из которого ислам многое позаимствовал. Пушкину в 1824 году, как и многим людям его круга православие представлялась некой традиционной, утвердившейся в России формой богопочитания, представляющей собой не более чем совокупность мифов и обрядов, Церковь воспринималась как департамент нравственности, а Иисус Христос считался полулегендарной полуисторической личностью (Лев Толстой называл Его «великим моральным учителем человечества»).
Большинство образованных современников Гоголя не являлись атеистами, их мировоззрение более напоминало аморфный теизм, о котором спустя сто лет после Гоголя высказался Клайв Стейплз Льюис: «"Упадок веры" - явление неоднозначное. Точнее всего сказать, что в упадок пришло не христианство, а расплывчатый теизм, с крепким, а порой - и рыцарским нравственным кодексом. Теизм этот не "стоял против мира" - им были пропитаны насквозь все наши институции и чувства; в церковь же его сторонники ходили в лучшем случае из вежливости или по привычке, а в худшем - из лицемерия».
В наше время считается, что в России имеет место быть православное большинство, но это не вполне точное утверждение. Основная масса этого большинства состоит из условно-православных теистов, которые время от времени по той или иной причине заходят в храм - т.н. «захожане». Президент РФ является показательным примером такого условно-православного теиста. Его можно часто видеть на экране с зажжённой свечкой и даже прикладывающимся к иконам на Валааме, но его высказывания на религиозные темы свидетельствуют о том, что, кого-кого, а православного духовника в списке его советников нет от слова совсем. К примеру, в документальном фильме «Валаам» он взялся рассуждать о мощах: «Вот смотрите, Ленина положили в мавзолей. Чем это отличается от мощей святых для православных, да просто для христиан? Когда мне говорят, что нет, в христианстве нет такой традиции, ну как же нет, в Афон поезжайте, посмотрите - там мощи святые есть, да и у нас вот здесь тоже святые мощи. По сути ничего нового тогдашняя власть не придумала, она просто приспособила под свою идеологию то, что человечество уже давно изобрело». Каким способом человечество изобрело нетленные мощи христианских святых - как говорится, догадайтесь сами.
По своей сути аморфный теизм есть проявление маловерия, которое было есть и будет до скончания веков. До сознания маловеров трудно достучаться словом истины, поскольку они воспринимают проповедников в качестве профессиональных агитаторов своей религиозной доктрины. Вероятно, это обстоятельство и побудило Гоголя взяться за написание произведения на религиозную тему - читать сочинения Святых Отцов большинство людей его круга можно было заставить разве что под пыткой, а его, автора «Ревизора» и «Мёртвых душ», наверняка будут читать и обсуждать.
И во вступлении к «Размышлениям о Божественной Литургия» Гоголь счёл необходимым напомнить читателю о том, Кем на самом деле является Иисус Христос для всего человечества и для каждого из нас:
«Божественная Литургия есть вечное повторение великого подвига любви, для нас совершившегося. Скорбя от неустроений своих, человечество отовсюду, со всех концов мира взывало к Творцу своему - и пребывавшие во тьме язычества и лишенные Боговедения - слыша, что порядок и стройность могут быть водворены в мире только Тем, Который в стройном чине повелел двигаться мирам, от Него созданным. Отовсюду тоскующая тварь звала своего Творца. Воплями взывало все к Виновнику своего бытия, и вопли эти слышней слышались в устах избранных и пророков. Предчувствовали и знали, что Создатель, скрывающийся в созданьях, предстанет Сам лицем к человекам, - предстанет не иначе, как в образе того созданья Своего, созданного по Его образу и подобию. Вочеловечение Бога на земле представлялось всем, по мере того как сколько-нибудь очищались понятия о Божестве. Но нигде так ясно не говорилось об этом, как у пророков Богоизбранного народа. И самое чистое воплощение Его от Чистой Девы было предслышиваемо даже и язычниками; но нигде в такой ощутительно видной ясности, как у пророков.
Вопли услышались: явился в мир, Им же мир бысть; среди нас явился в образе человека, как предчувствовали, как предслышали и в темной тьме язычества, но не в том только, в каком представляли Его неочищенные понятия - не в гордом блеске и величии, не как каратель преступлений, не как судия, приходящий истребить одних и наградить других. Нет! Послышалось кроткое лобзание брата. Совершилось Его появление образом, только одному Богу свойственным, как прообразовали Его Божественно пророки, получившие повеление от Бога...»
Вступление к «Размышлениям» открывает перед нами творческую сверхзадачу, которую поставил перед собой Гоголь - написать проповедь в виде художественного описания чина православной Литургии, и написать её так, чтобы у читателя не осталось сомнений в том, что Литургия - не театрализованное действо на религиозную тему, а реальная встреча человека с Богом.
Гоголь - самый поэтичный из русских прозаиков. «Мёртвые души» он сам назвал поэмой, да и всё остальное, что он написал можно считать поэмами в прозе и «Размышления» не являются исключением.
В «Авторской исповеди» Гоголь открывает одно из важнейших качеств своего дарования: «От малых лет была во мне страсть замечать за человеком, ловить душу его в малейших чертах и движениях его, которые пропускаются без внимания людьми, - и я пришел к Тому, Который один полный ведатель души и от Кого одного я мог только узнать полнее душу». В «Размышлениях» как будто незримо присутствуют все те люди, которые поучаствовали в создании чина Литургии, вложили в неё частицу своей души. Гоголю удалось показать душу Литургии, изобразить её такой, какой она должна быть в идеале. А поскольку в нашем мире не бывает ничего идеального, он деликатно призывает нас не забывать об идеале. И его призыв направлен не только к мирянам, но и к духовным лицам:
«Священник, которому предстоит совершать Литургию, должен еще с вечера трезвиться телом и духом, должен быть примирен со всеми, должен опасаться питать какое-нибудь неудовольствие на кого бы то ни было<…>
[Священник и дьякон] приступают к облачению себя в священные одежды, чтобы отделиться не только от других людей, - и от самих себя, ничего не напомнить в себе другим похожего на человека, занимающегося ежедневными житейскими делами<…>
И одетый таким образом в орудия Божии, священник предстоит уже иным человеком: каков он ни есть сам по себе, как бы ни мало был достоин своего звания, но глядят на него все стоящие во храме, как на орудие Божие, которым наляцает Дух Святый<…>
Как священник, так и диакон омывают оба руки, сопровождая чтеньем псалма: Умыю в неповинных руки мои и обыду жертвенник Твой. Повергая по три поклона в сопровождении слов: Боже! очисти мя грешного и помилуй, восстают омытые, усветленные, подобно сияющей одежде своей, ничего не напоминая в себе подобного другим людям, но подобяся скорее сияющим видениям, чем людям».
Многим из нас возглас «оглашенные, изыдите» кажется анахронизмом. Гоголь показывает актуальный во все времена смысл понятия «оглашенные»:
«Хотя и редко бывают теперь не принявшие святого Крещения и находящиеся в числе оглашенных, но всякий присутствующий, помышляя, как далеко он отстоит и верой и делами от верных, удостаивавшихся соприсутствовать Трапезе Любви в первые веки христиан, видя, как он, можно сказать, только огласился Христом, но не внес Его в самую жизнь, только что слышит разум слов Его, но не приводит их в исполнение, и еще холодно его верованье, и нет огня всепрощающей любви к брату, поядающей душевную черствость, и что, крещеный водой во имя Христа, он не достигнул того возрожденья в духе, без которого ничтожно его христианство, по слову Самого Спасителя: кто не родится свыше, не внидет в Царствие Небесное, - соображая все сие, всякий из присутствующих сокрушенно поставляет себя в число оглашенных и на призванье диакона: Помолитеся, оглашенные, Господу! - от глубины сердца взывает: Господи, помилуй!
Верные - взывает диакон: помолимся об оглашенных, чтобы Господь их помиловал, чтобы огласил их словом истины, чтобы открыл им Евангелие правды, чтобы соединил их Своей Святой Соборной и Апостольской Церкви, чтобы спас, помиловал, заступил и сохранил их Своею благодатью!
И верные, чувствующие, как мало они стоят названия верных, молясь об оглашенных, молятся о самих себе, и на всякое отдельное призванье диакона восклицают внутренне вослед за поющим ликом: Господи, помилуй! Диакон взывает: Оглашенные, главы ваши Господу преклоните! Все преклоняют свои главы, восклицая внутренне в сердцах: Тебе, Господи!
Священник втайне молится об оглашенных и о тех, которых смиренье души поставило себя в ряды оглашенных. Молитва его в сих словах: Господи Боже наш, живущий на высоких, взирающий на смиренных, ниспославший спасенье человеческому роду - Своего Сына, Бога и Господа нашего, Иисуса Христа! воззри на оглашенных рабов Твоих, подклонивших Тебе свои выи! Приобщи их Церкви Твоей и сопричисли Твоему избранному стаду, чтобы и они славили вместе с нами пречестное и великолепное имя Твое, Отца, и Сына, и Святаго Духа, ныне, и присно, и во веки веков. Лик гремит аминь. А в напоминанье, что наступила минута, в которую древле выводились из церкви оглашенные, диакон возглашает громко: Оглашенные, изыдите! И вслед за тем, возвысив голос, возглашает в другой раз: Оглашенные, изыдите! И потом в третий раз: Оглашенные, изыдите! да никто от оглашенных, одни только верные, вновь и вновь Господу помолимся!
От слов этих содрогаются все, чувствующие свое недостоинство. Взывая мысленно к Самому Христу, изгнавшему из храма Божия продавцов и бесстыдных торгашей, обративших в торжище Его святыню, каждый предстоящий старается изгнать из храма души своей оглашенного, неготового присутствовать при святыне, и взывает к Самому Христу, чтобы воздвигнул в нем верного, причисленного к избранному стаду, о котором сказал Апостол: Язык свят, люди обновления, камение, зиждущееся в храм духовен, - причисленного к тем истинно верным, которые присутствовали при Литургии в первые века христиан, которых лики глядят теперь на него с иконостаса. И объемля их всех взорами, призывает их на помощь, как братьев, молящихся теперь на небесах, ибо предстоят священнейшие действия - начинается Литургия верных».
В «Размышлениях» мы находим объяснение одного из существенных различий католической Мессы и православной Литургии:
«В первоначальные времена Церкви причащались ими [Святыми Дарами] в виде несоединенном, как ныне приобщаются у нас одни иереи, и каждый, приемля в руки Тело Господа, испивал потом сам из Чаши. Но когда, - бесчинством невежественных новообращенных христиан, ставших только по имени христианами, - начали уносить Святые Дары в дома свои, употребляя их в суеверия и колдовства, или же бесчинно обращаться с ними тут же во храме, толкая друг друга, производя шум и даже проливая Святые Дары, когда нашлись в необходимости отцы многих Церквей отменить вовсе приобщение Крови для всего народа, заменив его хлебным знаком облатки, как сделала то у себя католическая Западная Церковь, - тогда святой Иоанн Златоуст, чтобы не случилось и в Церкви Восточной того, установил преподавать народу Кровь и Тело не порознь, но в соединенном виде, и не давать ему ни того, ни другого в собственные руки, но преподавать святой ложкой, имеющей образ тех клещей, которыми огненный серафим прикоснулся устам пророка Исаии, дабы напомнить всем, какого рода то прикосновение, которое готово прикоснуться устам, дабы увидел ясно всяк, что сей святой ложкой держит иерей тот горящий угль, который схватил таинственными клещами серафим от самого жертвенника Божия, дабы единым только прикосновеньем его к устам пророка отъять от него все грехи его. Тот же самый Златоуст, чтобы удалить с тем вместе всякую мысль о том, что сие соединение Тела и Крови воедино и вместе делается произвольно иереем, ввел в минуту самого соединения их вместе влитие теплой воды в сосуд, знаменующее теплотворную благодать Духа Святаго, изливаемую в разрешение такого соединения, почему и произносится при этом диаконом: Теплота веры, исполнь Духа Святаго. А на самое влитие теплоты призывается благословение Того же Духа Святаго, чтобы ничто не совершилось при этом без благословенья Самого Господа, чтобы в то же время и теплота послужила подобием теплоте Крови, давая самим вкушеньем ее чувствовать всякому, что не от мертвого тела, из которого не истекает теплая кровь, но от Живого, Животворящего и Животворного Тела Господня он ее приемлет, чтобы и здесь он слышал возвещенье того, что и от мертвого Тела Господня не отступила Божественная Душа, и было действ Духа оно полно, и Божество с ним не разлучалось».
Гоголь неподражаем в своих кратких толкованиях заповедей блаженств. Вот одно из них: «Блаженны чистые сердцем, яко тии Бога узрят - как в чистом зеркале успокоенных вод, не возмущаемых ни песком, ни тиной, отражается чисто небесный свод, так и в зеркале чистого сердца, не возмущаемого страстями, уже нет ничего человеческого, и образ Божий в нем отражается один».
А вот его толкование молитвы «Отче наш»:
«Все обняла собою сия молитва, и в ней все заключилось, что нам нужно. Прошеньем: да святится имя Твое, просится первое, о чем прежде всего мы должны просить: где святится Божье имя, там всем хорошо, там, значит, все в любви живут, ибо любовью только святится имя Божие. Словами да приидет Царствие Твое, вызывается Царство Правды на землю, ибо без прихода Божья не быть правде: ибо Бог есть правда. К словам: да будет воля Твоя - приводит человека и вера, и разум: чья же воля может быть прекрасней Божьей воли? Кто же лучше Самого Творца знает, что нужно Его творению? Кому же ввериться, как не Тому, Который весь есть благотворящее благо и совершенство? Словом: даждь нам хлеб наш насущный, просим мы всего, что нужно для дневного существованья нашего, хлеб же наш есть Божья Премудрость, есть Сам Христос. Он Сам сказал: Аз есмъ хлеб, и ядый Меня не умрет. Словом: остави нам долги наша, мы просим и о снятии с нас всех тяжких грехов наших, на нас тяготеющих, - просим прощенья нам всего того, чем задолжали мы Самому Творцу в лице братии наших, Который ежедневно и ежеминутно в образе их протягивает нам руку Свою, надрывающим всю душу воплем умоляя о милости и милосердии. Словом: не введи нас во искушение, мы просим о избавлении нас от всего смущающего дух наш и отъемлющего у нас душевное спокойствие. Словом: но избави нас от лукаваго, мы просим о небесной радости: ибо как только отступает от нас лукавый, радость уже вдруг входит в нашу душу, и мы уже на земле, как на небесах».
О воздействии Литургии на нашу повседневную жизнь:
«Действие Божественной Литургии над душою велико: зримо и воочью совершается, в виду всего света, и скрыто. И если только молившийся благоговейно и прилежно следит за всяким действием, покорный призванью диакона, - душа приобретает высокое настроение, заповеди Христовы становятся для него исполнимы, иго Христово благо и бремя легко. По выходе из храма, где он присутствовал при Божественной Трапезе Любви, он глядит на всех, как на братьев. Примется ли он за обыкновенное теченье своих дел в службе ли, в семье, где бы ни было, в каком бы ни было, сохраняет невольно в душе своей высокое начертанье любовного обращенья с людьми, принесенного с небес Богочеловеком. Он невольно становится милостивей и любовней с подчиненным. Если сам под властью другого, то охотней и любовней ему повинуется, как Самому Спасителю. Если видит просящего помощи, сердце его более чем когда-либо располагается помогать, чувствует он больше наслаждения, с любовью дает он неимущему. Если он неимущий, он благодарно принимает малейшее даяние: растроганное сердце его теряется в благодарности, и никогда с такой признательностью не молится он о своем благодетеле. И все, прилежно слушавшие Божественную Литургию, выходят кротче, милее в обхожденьи с людьми, дружелюбнее, тише во всех поступках.
А потому для всякого, кто только хочет идти вперед и становиться лучше, необходимо частое, сколько можно, посещенье Божественной Литургии и внимательное слушанье: она нечувствительно строит и создает человека. И если общество еще не совершенно распалось, если люди не дышат полною, непримиримой ненавистью между собою, то сокровенная причина тому есть Божественная Литургия, напоминающая человеку о святой, небесной любви к брату. А потому кто хочет укрепиться в любви, должен, сколько можно чаще, присутствовать, со страхом, верою и любовию, при Священной Трапезе Любви. И если он чувствует, что недостоин принимать в уста свои Самого Бога, Который весь любовь, то хоть быть зрителем, как приобщаются другие, чтобы незаметно, нечувствительно становиться совершеннее с каждой неделей.
Велико и неисчислимо может быть влияние Божественной Литургии, если бы человек слушал ее с тем, чтобы вносить в жизнь слышанное».
Как известно, поэт в России больше чем поэт, поэтому исповедание автором своей веры в литературном произведении само по себе является мощной проповедью. Друг Гоголя Пушкин незадолго до своей трагической смерти в стихотворении «Мирская власть» исповедал «Того, чья казнь весь род Адамов искупила». Гоголь же сподобился написать религиозное произведение, не имеющее аналогов в русской литературе.