Про алкоголь, хлеб и норвежскую литературу
Уговорили нас, значит, в театр сходить. Точнее, уговорили билет купить (маркетинг был примерно такой: вся общественность пойдет, а вы чего не ходите?). Делать нечего, в воскресение в семь вечера мы подползли к назначенному месту (театр экспериментальный, пароли и явки сообщаются только купившим билет), разглядели издалека общественность, грустно курящую на крыльце, и вдруг поняли, что на искусство нам смотреть совсем не хочется. Зато очень хочется навестить бармена Пашу в секретном месте неподалеку (участники продовского слета без труда вспомнят и место, и Пашу). В общем, пригнувшись (чтобы общественность не заметила), мы рванули в знакомом направлении.
Бармен Паша в тот день не работал, но мальчик-стажер весьма искусно смешал нам все, что полагается. Посидели, поговорили про искусство (ну, а зачем еще люди в бар ходят?), поглазели по сторонам. Обнаружили рекламку свежеоткрывшегося DrinkBar'а и в качестве вечерней прогулки, решили до него дойти.
DrinkBar оказался весьма приличным заведением. И French75 там тоже был правильный. В общем, посидели, поговорили еще про искусство и про то, что никто его не понимает, и направились на выход.
На выходе М. вдруг осенило, что мы находимся в районе хлебозавода, при котором есть ночной магазин, торгующий горячим хлебом. Решив, что раз уж на зрелище не попали, так хотя бы хлеба купим, мы направились на поиски. Свернув в проулок, который (как нам помнилось) выводит к хлебозаводу, мы обнаружили две три вещи: 1) проулок к хлебозаводу не ведет, 2) он все равно очень красивый и извилистый (интересно, кстати, смотреть, как старый город проявляется в изгибах улиц), 3) на нем стоит потрясающей красоты дом с удивительными окнами - чудом уцелевший в этой части города шедевр. Нос все-таки вывел нас к хлебозаводу. Ночной магазин уменьшился до размеров киоска с окошечком. В окошечке сидела тетенька с традиционной наколкой на голове, и было такое впечатление, что она сидела там всегда. Тетенька сидела под лампой и читала книжку, причем читала так увлеченно, что на постукивание по стеклу, размахивание руками и другие подобные телодвижения отреагировала лишь минут через пять. Аккуратненько заложив страничку, тетенька в наколке продала нам требуемые хлебобулочные изделия. На этом нам бы и распрощаться, но филологическое любопытство взяло вверх. Ну что, в самом деле, может с таким интересом читать тетенька в ночном хлебном магазине?
- Интересная книжка? - спрашиваем.
- Очень, - с готовностью отвечает тетенька.
- А называется как? - не отстаем мы.
- "Кристин, дочь Лавранса", - без запинки отвечает тетенька.
- Вы Сигрид Унсет читате? - переглядываемся мы.
- Да, - отвечает она, - а вы читали?
Слегка обалдев от того, что инициатива в разговоре от нас ускользает, мы делаем последнюю попытку:
- А вы знаете, что она Нобелевскую премию по литературе получила?
- Конечно, знаю, - улыбается тетенька. - А какая книжка хорошая! И ведь надо же, как она босиком-то шла... Они ж тоже - христиане...
В общем, хорошо, что мы не пошли в театр. Искусство - оно, конечно, вещь хорошая, но все-таки жизнь вокруг - тоже штука интересная. И пока тетеньки в хлебных палатках будут читать нобелевских лауреатов, я буду верить в человечество.
Бармен Паша в тот день не работал, но мальчик-стажер весьма искусно смешал нам все, что полагается. Посидели, поговорили про искусство (ну, а зачем еще люди в бар ходят?), поглазели по сторонам. Обнаружили рекламку свежеоткрывшегося DrinkBar'а и в качестве вечерней прогулки, решили до него дойти.
DrinkBar оказался весьма приличным заведением. И French75 там тоже был правильный. В общем, посидели, поговорили еще про искусство и про то, что никто его не понимает, и направились на выход.
На выходе М. вдруг осенило, что мы находимся в районе хлебозавода, при котором есть ночной магазин, торгующий горячим хлебом. Решив, что раз уж на зрелище не попали, так хотя бы хлеба купим, мы направились на поиски. Свернув в проулок, который (как нам помнилось) выводит к хлебозаводу, мы обнаружили две три вещи: 1) проулок к хлебозаводу не ведет, 2) он все равно очень красивый и извилистый (интересно, кстати, смотреть, как старый город проявляется в изгибах улиц), 3) на нем стоит потрясающей красоты дом с удивительными окнами - чудом уцелевший в этой части города шедевр. Нос все-таки вывел нас к хлебозаводу. Ночной магазин уменьшился до размеров киоска с окошечком. В окошечке сидела тетенька с традиционной наколкой на голове, и было такое впечатление, что она сидела там всегда. Тетенька сидела под лампой и читала книжку, причем читала так увлеченно, что на постукивание по стеклу, размахивание руками и другие подобные телодвижения отреагировала лишь минут через пять. Аккуратненько заложив страничку, тетенька в наколке продала нам требуемые хлебобулочные изделия. На этом нам бы и распрощаться, но филологическое любопытство взяло вверх. Ну что, в самом деле, может с таким интересом читать тетенька в ночном хлебном магазине?
- Интересная книжка? - спрашиваем.
- Очень, - с готовностью отвечает тетенька.
- А называется как? - не отстаем мы.
- "Кристин, дочь Лавранса", - без запинки отвечает тетенька.
- Вы Сигрид Унсет читате? - переглядываемся мы.
- Да, - отвечает она, - а вы читали?
Слегка обалдев от того, что инициатива в разговоре от нас ускользает, мы делаем последнюю попытку:
- А вы знаете, что она Нобелевскую премию по литературе получила?
- Конечно, знаю, - улыбается тетенька. - А какая книжка хорошая! И ведь надо же, как она босиком-то шла... Они ж тоже - христиане...
В общем, хорошо, что мы не пошли в театр. Искусство - оно, конечно, вещь хорошая, но все-таки жизнь вокруг - тоже штука интересная. И пока тетеньки в хлебных палатках будут читать нобелевских лауреатов, я буду верить в человечество.