ПАСМУРНО
Оригинал взят у dcim в ПАСМУРНО
Неделю назад умер Сергей, символ нашей компании. Добрый, смешной, нелепо скрывающий свое воровство и мокрые простыни, вечно попадающий в передряги из-за своего неуемного любопытства.
Ему стало плохо в школе, говорят, он и еще один парень из интерната что-то пили на перемене. Ни у кого из взрослых этот факт не вызвал подозрений, равно как и то, что два урока подряд после этого Сергей спал на глазах у учителей. После занятий его посадили в автобус, на котором преподаватели возвращались в город, - все видели его состояние, но, опять же, никто ничего не сделал.
Скорую вызывал уже его патронатный воспитатель, Дима Никулин, когда Сергей свалился на дороге, так и не дойдя до дома. А на утро в больнице он умер, захлебнувшись собственной рвотой в реанимации.
Кажется, когда в крышку гроба вбили последний гвоздь, где-то раздался выстрел стартового пистолета, и безумная орда понеслась на перегонки. Опека издала приказ об отмене патроната и возврате остальных ребят в интернат, учителя застрочили докладные и объяснительные в той или иной форме объясняющую свою непричастность к событиям, врачи ушли в недоступную тень, а кое-кто дал команду искать наркотический след (уместный, блять, в среде умственно-отсталых детей, не понимающих разницу между героином и гастрономом).
Никто не сказал ни слова о действиях медиков в интернате и больнице. Такое впечатление, что это настолько закрытая от обсуждений тема, что даже не стоит смотреть в ее сторону. Директор инкубатора, который уполномочен поднять этот вопрос на правах опекуна, говорит, что он - вопрос этот, - не самый важный. Кое-кто ищет наркотический след, а значит необходимо установить причину возникновения загадочной бутылки и ее содержимого.
Подробности удалось получить лишь от мужиков больничной палаты, где лежал Сергей. По их словам, никаких медицинских мероприятия кроме капельницы они не наблюдали, все время, что Сергей был в палате, он лежал, не приходя в сознание, тяжело дышал. В пять утра его увезли в реанимацию, в шесть он умер. Второго парня из интерната, который пил эту дрянь, отпоили кефиром - он проблевался и пришел в себя. Почему в больнице не сделали элементарное промывание желудка? Как можно захлебнуться рвотой в реанимации? Что происходило за час до смерти?
Никто не выясняет эти подробности, а если выясняет, то не объясняет.
Единственный комментарий больницы был о том, что врач ничего не слышал про отравление, а посему - идите нахуй, виноваты сами. Учителя формулируют тот же месседж, свидетельствуя, что Никулинские ребята часто приходили с домашней едой, поэтому никакие бутылки не вызвали подозрений, а спал Сергей, потому что играл всю ночь в компьютер. Дети всё валят на единственного участника, который уже не скажет ни слова в свое оправдание.
И всех, похоже, такое положение устраивает.
После кипы заявлений в прокуратуру, опеку и интернат, до соцзащиты дошла, наконец, светлая мысль, что с приказом о возврате детей в интернат они, скорее всего, погорячились. Однако вместо того, чтобы отменить неправомерное распоряжение, начальник управления заявляет, что возврат детей был добровольным актом со стороны патронатного воспитателя. Казалось бы - бред, не достойный даже быть предметом разговора, но он имеет все шансы проканать, поскольку в акте передачи стоит подпись Никулина.
Можно понять Никулина, который после похорон (реально, спустя полчаса), «разъяснительной беседы» и унизительного приказа вряд ли в полной мере отдавал отчет в подобной трактовке своей подписи. Но как понять вас, Армен Липаритович, заявляющего о том, что это проходило в «добровольном порядке»? Вас либо неправильно информировали из района, либо за годы службы грань между понятиями «добровольно» и «принудительно» стерлась.
Горько.
Даже после двух с лишним лет домашней жизни, Сергей ушел с клеймом «воспитанника интерната» и по тому же сценарию - один, в больнице, на казенной койке. Не было ни одного официального соболезнования Никулину, даже о смерти сообщили не ему, а директору интерната. Как будто он, да и все мы - чужые люди. Как будто все, что было - было плодом нашей фантазии, было в другой реальности и было невсерьез.
Раньше была ярость, сейчас апатия.
Я молча наблюдаю за тем, как все, что мы создавали последние годы, рушится и летит в пропасть, - последняя уже давно стала символом если не Псковской области, то точно Порховского района.
Неделю назад умер Сергей, символ нашей компании. Добрый, смешной, нелепо скрывающий свое воровство и мокрые простыни, вечно попадающий в передряги из-за своего неуемного любопытства.
Ему стало плохо в школе, говорят, он и еще один парень из интерната что-то пили на перемене. Ни у кого из взрослых этот факт не вызвал подозрений, равно как и то, что два урока подряд после этого Сергей спал на глазах у учителей. После занятий его посадили в автобус, на котором преподаватели возвращались в город, - все видели его состояние, но, опять же, никто ничего не сделал.
Скорую вызывал уже его патронатный воспитатель, Дима Никулин, когда Сергей свалился на дороге, так и не дойдя до дома. А на утро в больнице он умер, захлебнувшись собственной рвотой в реанимации.
Кажется, когда в крышку гроба вбили последний гвоздь, где-то раздался выстрел стартового пистолета, и безумная орда понеслась на перегонки. Опека издала приказ об отмене патроната и возврате остальных ребят в интернат, учителя застрочили докладные и объяснительные в той или иной форме объясняющую свою непричастность к событиям, врачи ушли в недоступную тень, а кое-кто дал команду искать наркотический след (уместный, блять, в среде умственно-отсталых детей, не понимающих разницу между героином и гастрономом).
Никто не сказал ни слова о действиях медиков в интернате и больнице. Такое впечатление, что это настолько закрытая от обсуждений тема, что даже не стоит смотреть в ее сторону. Директор инкубатора, который уполномочен поднять этот вопрос на правах опекуна, говорит, что он - вопрос этот, - не самый важный. Кое-кто ищет наркотический след, а значит необходимо установить причину возникновения загадочной бутылки и ее содержимого.
Подробности удалось получить лишь от мужиков больничной палаты, где лежал Сергей. По их словам, никаких медицинских мероприятия кроме капельницы они не наблюдали, все время, что Сергей был в палате, он лежал, не приходя в сознание, тяжело дышал. В пять утра его увезли в реанимацию, в шесть он умер. Второго парня из интерната, который пил эту дрянь, отпоили кефиром - он проблевался и пришел в себя. Почему в больнице не сделали элементарное промывание желудка? Как можно захлебнуться рвотой в реанимации? Что происходило за час до смерти?
Никто не выясняет эти подробности, а если выясняет, то не объясняет.
Единственный комментарий больницы был о том, что врач ничего не слышал про отравление, а посему - идите нахуй, виноваты сами. Учителя формулируют тот же месседж, свидетельствуя, что Никулинские ребята часто приходили с домашней едой, поэтому никакие бутылки не вызвали подозрений, а спал Сергей, потому что играл всю ночь в компьютер. Дети всё валят на единственного участника, который уже не скажет ни слова в свое оправдание.
И всех, похоже, такое положение устраивает.
После кипы заявлений в прокуратуру, опеку и интернат, до соцзащиты дошла, наконец, светлая мысль, что с приказом о возврате детей в интернат они, скорее всего, погорячились. Однако вместо того, чтобы отменить неправомерное распоряжение, начальник управления заявляет, что возврат детей был добровольным актом со стороны патронатного воспитателя. Казалось бы - бред, не достойный даже быть предметом разговора, но он имеет все шансы проканать, поскольку в акте передачи стоит подпись Никулина.
Можно понять Никулина, который после похорон (реально, спустя полчаса), «разъяснительной беседы» и унизительного приказа вряд ли в полной мере отдавал отчет в подобной трактовке своей подписи. Но как понять вас, Армен Липаритович, заявляющего о том, что это проходило в «добровольном порядке»? Вас либо неправильно информировали из района, либо за годы службы грань между понятиями «добровольно» и «принудительно» стерлась.
Горько.
Даже после двух с лишним лет домашней жизни, Сергей ушел с клеймом «воспитанника интерната» и по тому же сценарию - один, в больнице, на казенной койке. Не было ни одного официального соболезнования Никулину, даже о смерти сообщили не ему, а директору интерната. Как будто он, да и все мы - чужые люди. Как будто все, что было - было плодом нашей фантазии, было в другой реальности и было невсерьез.
Раньше была ярость, сейчас апатия.
Я молча наблюдаю за тем, как все, что мы создавали последние годы, рушится и летит в пропасть, - последняя уже давно стала символом если не Псковской области, то точно Порховского района.