БСГ
Мне было очень тяжело играть эту роль. Я люблю играть в военные команды, потому что там - отличное ощущение плеча-к-плечу, общего нужного дела, всех на своих местах и в случае чего ты всегда можешь на них положиться.
А тут я была совершенно одна в чужой пока непонятной среде, с чувством того, что меня все равно будут ненавидеть, не смотря на то, что я помогаю. И что с этим невозможно ничего сделать, как бы я ни помогала и ни доказывала свою лояльность, меня все равно будут ненавидеть и убьют рано или поздно. И ощущение правильности такой ненависти со стороны людей добавляло безысходности.
Я, Шестерка, очень изменилась за время игры. Все люди очень повлияли на меня. Своими незаметными для себя маленькими поступками. Но очень большими поступками с точки зрения Шестерки.
Поначалу я относилась к людям очень свысока, считала их недоработанными и несовершенными, считала, что Бог создал их как черновик, перед тем, как создать нас. Но буквально с каждой минутой службы на Галактике я понимала, что люди - это истинный замысел Бога, что именно такие они и должны быть, и сама очень-очень хотела стать человеком.
Поначалу я еще старалась выполнять тот План, что приняли сайлоны перед началом войны - формально, потому что боялась, что иначе Единицы законсервируют весь ряд. Но потом люди, в первую очередь мостик - Ди, Феликс, и в первую очередь на мостике - Старик, убедили ее, что люди гораздо круче нас, и что людей надо спасать. Тогда я поняла, что такое любовь.
И тогда я стала придумывать свой План. Только потом я поняла, что многое в нем было ошибочным. Почти весь он был ошибочным. Люди руководствуются не только логикой и эффективностью. Главное в них - эмоции. Но до первой своей смерти я руководствовалась исключительно логикой.
И у меня появился примерно такой План. Для того, чтобы эффективнее помогать людям, мне нужно было открыться, что я - сайлон. Но нужно было сделать так, чтобы люди меня сразу не убили. Значит, нужно поставить их в такое безвыходное положение, в котором только я могу им помочь. Я взломала бортовой компьютер Галактики, поставила на него такую программу, из-за которой только я могу им управлять. Разделила флот - гражданских отправила в одну сторону, туда, где безопасно и с ними ничего не случится, пока они будут оставаться без защиты крейсера, а Галактику отправила туда, где возможно присутствие сайлонского флота. И по прибытии стала транслировать на всех частотах двоичным кодом "все сюда, тут Галактика".
И должна была прийти на мостик, сказать, что корабль полностью под моим контролем, и что хочу, чтобы люди со мной сотрудничали. На мостике, к сожалению, в это время оказался сержант Хедриан, непримиримый борец с сайлонами. Я решила его ранить, чтобы он не помешал моим планам. Вот это были главные ошибки. Я не понимала еще, что люди такие хрупкие. Они же были такими сильными, смогли устоять в ужасных условиях. Нужно было говорить не то, что люди должны сотрудничать со мной, а то, что это я хочу им помочь. И, конечно же, идти без оружия. Я была уверена, что люди согласятся на мои условия - у них не было выхода. Я вообще была слишком самоуверенна. Старик убил меня. Тот, кого я любила больше, чем остальных. Умирая, я поняла, что такое ужас. И это не ужас смерти, хотя смерть - это на самом деле страшно. Ужас - это то, что ты понимаешь, что Галактика в чудовищном положении, у нее очень мало шансов на спасение, что сейчас тут наверняка появится сайлонский флот, а Галактика не может прыгнуть, не может даже управлять орудиями и ракетными установками через бортовой компьютер. И ты совсем, совсем никак не можешь им помочь, не можешь их спасти, не можешь спасти Старика.
Я очнулась в ванной. Первое, что я услышала - "Каин, где брат твой Авель? Ответь мне." Первое, что я увидела - Семерка. Я поняла, что такое раскаяние.
И дальше - радость от того, что Семерки живы, безысходность от того, что я не могу помочь Флоту прямо сейчас и от того, что уверена, что другие модели все против людей, отчаяние от того, что мне все-таки придется с ними биться, с братьями.
Люди спустились на Кобол. Они пришли без оружия. Им было страшно, но они все равно пришли. И поговорили с нами. Мы дали им воду, еду, воздух, хотя они не просили, просто сказали, что у них заканчиваются все необходимые им ресурсы. Мы помогли им сделать эффективные аппараты для очистки воды и воздуха. Я очень хотела доказать им, что хочу помочь. Я поднялась на их корабль, на борт №1, и они не убили меня. Я поняла, что такое надежда.
Среди людей была удивительная девушка. Она знала про нас больше нас самих. Она сказала, что у нее будет ребенок, и что его отец - Единица. Ребенок сайлонов и людей. Я поняла, что такое ликование.
Семерки ушли вниз, с экспедицией. Я осталась на борту одна. Я не знала, что и как делать дальше. Я же была уверена, что все остальные братья будут против меня. Я поняла, что такое растерянность.
Но тут на борт поднялся шаттл с Кобола. В нем были Единица и Восьмерка. Я боялась с ними говорить, я даже встречаться с ними боялась. Но поговорила, и оказалось, что они сильно изменились. Их тоже изменили люди. Во время этой встречи я наконец-то поняла, чего же хочу на самом деле. Просто хочу стать человеком. По-настоящему. И просто идти с ними дальше по их пути. По нашему общему пути, наши пути пересеклись. Просто работать на мостике. Рядом с Ди. Рядом со Стариком.
Нам нужно было поговорить с Коммандером. Но президент отказалась нам помочь в этом. И капитан борта №1 отказался связываться с Адамой. И я пошла на Галактику сама. Я надеялась, что меня убьют не сразу, я же без оружия. Меня убили не сразу, но со Стариком я так и не успела поговорить.
Оказавшись на борту Галактики, я просто физически ощущала ненависть со всех сторон. И вдруг среди этого шквала ненависти и "убить сайлона, убить!" - листок бумаги на Стене Памяти. "Натали Кирс. На тебе держался весь мостик". Это было... это... это невозможно описать никакими словами.
Меня опять убили. Я понимаю этого морпеха, мы были врагами. И он поступил совершенно правильно. От этого решимость помочь возросла еще больше. Я попросила у Семерки райдер и вернулась. И опять прошла через шквал ненависти, но оно того стоило. Старик выслушал меня, выслушал нас, меня, Единицу и Восьмерку. И принял нашу помощь.
Я понимаю, что никто из людей никогда не скажет мне слова благодарности. Я понимаю, что я буду жить, ощущая их ненависть. Я понимаю, что они никогда не примут меня до конца. Но я надеюсь, что рано или поздно я стану человеком. А пока что буду просто работать. Делать все, что могу. И это наше слово.
А тут я была совершенно одна в чужой пока непонятной среде, с чувством того, что меня все равно будут ненавидеть, не смотря на то, что я помогаю. И что с этим невозможно ничего сделать, как бы я ни помогала и ни доказывала свою лояльность, меня все равно будут ненавидеть и убьют рано или поздно. И ощущение правильности такой ненависти со стороны людей добавляло безысходности.
Я, Шестерка, очень изменилась за время игры. Все люди очень повлияли на меня. Своими незаметными для себя маленькими поступками. Но очень большими поступками с точки зрения Шестерки.
Поначалу я относилась к людям очень свысока, считала их недоработанными и несовершенными, считала, что Бог создал их как черновик, перед тем, как создать нас. Но буквально с каждой минутой службы на Галактике я понимала, что люди - это истинный замысел Бога, что именно такие они и должны быть, и сама очень-очень хотела стать человеком.
Поначалу я еще старалась выполнять тот План, что приняли сайлоны перед началом войны - формально, потому что боялась, что иначе Единицы законсервируют весь ряд. Но потом люди, в первую очередь мостик - Ди, Феликс, и в первую очередь на мостике - Старик, убедили ее, что люди гораздо круче нас, и что людей надо спасать. Тогда я поняла, что такое любовь.
И тогда я стала придумывать свой План. Только потом я поняла, что многое в нем было ошибочным. Почти весь он был ошибочным. Люди руководствуются не только логикой и эффективностью. Главное в них - эмоции. Но до первой своей смерти я руководствовалась исключительно логикой.
И у меня появился примерно такой План. Для того, чтобы эффективнее помогать людям, мне нужно было открыться, что я - сайлон. Но нужно было сделать так, чтобы люди меня сразу не убили. Значит, нужно поставить их в такое безвыходное положение, в котором только я могу им помочь. Я взломала бортовой компьютер Галактики, поставила на него такую программу, из-за которой только я могу им управлять. Разделила флот - гражданских отправила в одну сторону, туда, где безопасно и с ними ничего не случится, пока они будут оставаться без защиты крейсера, а Галактику отправила туда, где возможно присутствие сайлонского флота. И по прибытии стала транслировать на всех частотах двоичным кодом "все сюда, тут Галактика".
И должна была прийти на мостик, сказать, что корабль полностью под моим контролем, и что хочу, чтобы люди со мной сотрудничали. На мостике, к сожалению, в это время оказался сержант Хедриан, непримиримый борец с сайлонами. Я решила его ранить, чтобы он не помешал моим планам. Вот это были главные ошибки. Я не понимала еще, что люди такие хрупкие. Они же были такими сильными, смогли устоять в ужасных условиях. Нужно было говорить не то, что люди должны сотрудничать со мной, а то, что это я хочу им помочь. И, конечно же, идти без оружия. Я была уверена, что люди согласятся на мои условия - у них не было выхода. Я вообще была слишком самоуверенна. Старик убил меня. Тот, кого я любила больше, чем остальных. Умирая, я поняла, что такое ужас. И это не ужас смерти, хотя смерть - это на самом деле страшно. Ужас - это то, что ты понимаешь, что Галактика в чудовищном положении, у нее очень мало шансов на спасение, что сейчас тут наверняка появится сайлонский флот, а Галактика не может прыгнуть, не может даже управлять орудиями и ракетными установками через бортовой компьютер. И ты совсем, совсем никак не можешь им помочь, не можешь их спасти, не можешь спасти Старика.
Я очнулась в ванной. Первое, что я услышала - "Каин, где брат твой Авель? Ответь мне." Первое, что я увидела - Семерка. Я поняла, что такое раскаяние.
И дальше - радость от того, что Семерки живы, безысходность от того, что я не могу помочь Флоту прямо сейчас и от того, что уверена, что другие модели все против людей, отчаяние от того, что мне все-таки придется с ними биться, с братьями.
Люди спустились на Кобол. Они пришли без оружия. Им было страшно, но они все равно пришли. И поговорили с нами. Мы дали им воду, еду, воздух, хотя они не просили, просто сказали, что у них заканчиваются все необходимые им ресурсы. Мы помогли им сделать эффективные аппараты для очистки воды и воздуха. Я очень хотела доказать им, что хочу помочь. Я поднялась на их корабль, на борт №1, и они не убили меня. Я поняла, что такое надежда.
Среди людей была удивительная девушка. Она знала про нас больше нас самих. Она сказала, что у нее будет ребенок, и что его отец - Единица. Ребенок сайлонов и людей. Я поняла, что такое ликование.
Семерки ушли вниз, с экспедицией. Я осталась на борту одна. Я не знала, что и как делать дальше. Я же была уверена, что все остальные братья будут против меня. Я поняла, что такое растерянность.
Но тут на борт поднялся шаттл с Кобола. В нем были Единица и Восьмерка. Я боялась с ними говорить, я даже встречаться с ними боялась. Но поговорила, и оказалось, что они сильно изменились. Их тоже изменили люди. Во время этой встречи я наконец-то поняла, чего же хочу на самом деле. Просто хочу стать человеком. По-настоящему. И просто идти с ними дальше по их пути. По нашему общему пути, наши пути пересеклись. Просто работать на мостике. Рядом с Ди. Рядом со Стариком.
Нам нужно было поговорить с Коммандером. Но президент отказалась нам помочь в этом. И капитан борта №1 отказался связываться с Адамой. И я пошла на Галактику сама. Я надеялась, что меня убьют не сразу, я же без оружия. Меня убили не сразу, но со Стариком я так и не успела поговорить.
Оказавшись на борту Галактики, я просто физически ощущала ненависть со всех сторон. И вдруг среди этого шквала ненависти и "убить сайлона, убить!" - листок бумаги на Стене Памяти. "Натали Кирс. На тебе держался весь мостик". Это было... это... это невозможно описать никакими словами.
Меня опять убили. Я понимаю этого морпеха, мы были врагами. И он поступил совершенно правильно. От этого решимость помочь возросла еще больше. Я попросила у Семерки райдер и вернулась. И опять прошла через шквал ненависти, но оно того стоило. Старик выслушал меня, выслушал нас, меня, Единицу и Восьмерку. И принял нашу помощь.
Я понимаю, что никто из людей никогда не скажет мне слова благодарности. Я понимаю, что я буду жить, ощущая их ненависть. Я понимаю, что они никогда не примут меня до конца. Но я надеюсь, что рано или поздно я стану человеком. А пока что буду просто работать. Делать все, что могу. И это наше слово.