КАК УПОИТЕЛЬНЫ В РОССИИ ВЕЧЕРА
принять на грудь вечерею прохладой, традиция старинная в Москве
надраться в хлам умеет здесь японец, туркмен, араб - ну абсолютно все
по поводу и без, от радости и с горя, в кафе, на лавке в парке и в кино
вот только что, нормальный вроде парень, глядь - а человек уже в говно
я слышала из третьих уст, что прошлыем летом, поддатые Кадыров, Путин и Собчак
бродили в вишнях Александровского сада, матерились, курили не простой табак
традиции менять не в наших силах, братья-сестры, традициями город жив
и пьёт народ, моргая пьяными глазами, на правила пипиську положив
вчера, намазав губы яркою помадой и туфли каблукастые надев
перед дорогй в ресторан брутальный, на табуретку детскую присев
уже на лестнице почуяла я остро, что вечер тихо и спокойно не пройдёт
но поздно отступать; вихляя скромной попой, я двинула в опаснейший поход
что бабы - дуры, всем давно известно, однако есть страшнее в мире зверь
когда такая дура, без страховки, заходит в ресторана дверь
за дверью звон приборов и фарфора, и звкуи музыки, и бульканье, и смех
она садится, принимает дозу, потом идёт в атаку, сразу и на всех
мне пить нельзя, от водки я дурею, мозги и так у трезвой набекрень
назавтра будет плохо очень, ужас жажды, и вместо головы трухлявый пень
сеструха тянет за рукав супруга Ваву, мол, ахтунг, ты же знаешь, что сейчас произойдёт
а Вава улыбается лукаво: я жажду представленья, пусть супруга пьёт
влеченья к алкоголю не имею, однако выпить я могу всегда
тем более, что повод есть, помолвка Игоря и Даши, так что гуляем, господа
и я махнула коньячку для тренировки, бо в пьянство не впадала я давно
решила, что сегодня буду пить коньяк - не водку, не текилу, не вино
как водится, за первой и вторая по-быстрому в рюмаху налилась
всем весело, орут все громко "Горько!" во всю испачканную оливьеем пасть
откушав на закуску осетринки толстоспинной, набулькала я третью - время что тянуть
возжаждал организм физических глубоких наслаждений, пошла я на танцпол, вспляснуть
на танцполу топтались две каких-то пары, я с трезву мимо бы прошла, главы не повернув
однако спьяну воробьи в сознаньи искривлённом как павлины, шагают, хвост экзотически загнув
и пьяный чёрт во мне проснулся, я вальса тур так захотела станцевать
не с мужем, а с чужим увядшим мужичонком, накой он сдался мне, ядрёна мать
однако если хочется, то можно, я к паре, помню смутно, армейским шагом подошла
достала финский ножбез слов напарницу я отодвинула в сторонку, она без звука отошла
через минуту вижу, что она уже у Вавы щебечет что-то в ухо, каблуком стучит
а Вава, помятуя о характере несносеом Миры, как партизан на пытках, не говорит, молчит
я отшвырнула в сторону танцора, он вскинул брови вверх, я наступила на ногу ему
я к Ваве ринулась, я знала, что иду на преступление и что за это сяду я в тюрьму
проклятую разлучницу схватила за крашенные космы я, рванула - и в руках моих парик
под париком мужская оказалася причёска, я поняла, что это пидарас и пыл мой сник
а сзади голосил мной искалеченный мужчина, он звал полицию, и маму свою звал
тем временем я со стола сгребала бутерброды, готовясь быть заброшенной в подвал
где молча заключённые сидят на нарах, параша грзная журчит в углу, жара
а впереди жестокой суд, Сибирь и нары, где нет икры, нет спаржи, нет добра
и вот приехала полиция на мерседесе, один майор, один сержант, один солдат
все с пистолетами, все в касках, все в жилетах, арестовать меня несчастную грозят
я в знак протеста ухватила скатерь, рванула что есть сил, раздался жуткий звон
но спьяну я столом ошиблась, рванула не с того, и повели меня из ресторана вон
прикладом двинув мне под рёбра, загнали в обезьянник, бутерброды отобрав
и больше часа из-за решётки я орала, добиваясь адвоката по защите моих гражданских прав
потом устала, сгорбившись, затихла, под подбородок острые коленки подведя
сидящие со мною рядом две бомжихи, смотрели на меня с презреньем, как цыган на медведя'
уж атмосферу заселили звёзды, луна огромная на чёрный бархат неба залегла
и сон подкрался незаметно, отяжелели веки, расслабилась, как будто умерла
наутро, ровно в семь, пришёл начальник, моею ксивой по решётке постучал
сказал, что выпустить готов, что сердобольный он, и сумму тихим голосом назвал
дал позвонить, я сообщила Ваве, чтоб денег вёз скорее и забрал меня
но отказал мне муж, назвал кашёлкой глупой и козой в тумане, добавив почему-то женщину-коня
я не поверила ушам, ну как же так, мой милый Вава - предатель, а я верила ему
всё, жизнь окончена, я решила утопиться, предсавив живо, как пойду ко дну
ну что, поверили, френды, в мои несчастья, которые тут изложила так подробно я
я сказку рассказала вам на радость, написанную в муках поствчерашнего похмелья
и в заключенье:
о том, что было в са'мом деле, я расскажу потом, когда в нормальном буду теле