КАК Я ГОЛОСОВАЛА ЗА СОВЕТСКУЮ ВЛАСТЬ
Помню себя в валенках и шарф завязанный сзади крепко-крепко, закрывающий мою детскую мордаху почти до глаз. Хрустяший белый снег.
фотка из интернета
Бабушка с дедом тянут меня вниз по лестнице, по которой потом героиня фильма "Москва слезам не верит"
будет тянуть на прогулку профессорского кобелька. Ступеньки лестницы огромны и нешагаемы, я скорее скольжу чем иду, крепко держа в свободной от деда руке тонкую открыточку с гербом СССР и призывом "Все на выборы!"
Пункт голосования всегда был в "Кафе-мороженое", расположенным в стилобате нашего дома. От входа до торца - где стоят урны - расстелена ковровая вишнёвая дорожка с джунглево-зелёными широкими полосами по краям, а справа вдоль стены столы с толстыми тётеньками, дурманяще пахнущими болгарскими духами "Сигнатюр". И все поголовно - в жёлтых волосах, уложенных кудельками
Мы гордо проходим к положенному (по алфавиту) столу, моим выдают листы, после того как они расписываются в огромнейшем фолианте напротив своей фамилии и вписанных прозрачной ручкой "Bic" которая была в то время признаком связей с туманной заграницей. После опускания бумаг в прорезь деревянного обтянутого алым ситцем и с сургучной печатью на верёвках ящика, дед рвётся в буфет где легально можно хлопнуть рюмку водки или купить удивительно красивую бутылочку тёмного пива "Рижское"
с замотанным в виде стеклянного каната горлышком.
На мельхиоровых круглых подносах грудами лежат бутерброды с икрою разного цвета, с сыром и дефицитной сырокопчёной колбасой. Высокие вазоны на тонких стеклянных ножках хранят в себе как мишек как на севере - так и в сосновом лесу, а конфетки-леденцы "Полёт" или "Театральная" лежат сиротливой кучкой за могучими счётами, на которых серьёзная пышная буфетчица считает суммы и оглашает их - как приговор.
Бабушка покупает всего, дед выбирает пиво, мне наливают в гранёный стакан томатный сок, для улучшения вкусовых качеств которого тут же стоит ещё один гранёный стакан с солью, в котором торчит испачканная как кровью томатным соком, алюминиевая чайная ложка.
Мы усаживаемся за столик, бабушка снимает с меня шарф и шубку, в рукавах которой на резинке болтаются синие варежки с вышитыми чебурашками, и мы начинаем жадно вкушать, как будто дома разруха и голодуха. Покончив с трапезой выходим на мороз декабрьской Москвы, планируя прогуляться по зимней Москве до Патриарших и обратно.
Но я, пройдя метров сто, начинаю ныть: "Бааааааа.... я писять хочууууууу...", дед подхватывает меня "на ручки" и вносит в подъезд. Я засыпаю ещё в лифте, удивительный запах которого и лакировнные стенки из красного дерева помню до сих пор. Мама раздевает меня - сонную, в крошках от бутербродов и пирожных, укладывает в кровать, предварительно водрузив на горшок. А за окном синие московские метели.
Я исполнила свой гражданский долг сходив на голосование, и нерушимый блок коммунистов и беспартийных
может и дальше рулить моей любимой Родиной - Союзом Советских Социалистических Республик!
фотка из интернета
Бабушка с дедом тянут меня вниз по лестнице, по которой потом героиня фильма "Москва слезам не верит"
будет тянуть на прогулку профессорского кобелька. Ступеньки лестницы огромны и нешагаемы, я скорее скольжу чем иду, крепко держа в свободной от деда руке тонкую открыточку с гербом СССР и призывом "Все на выборы!"
Пункт голосования всегда был в "Кафе-мороженое", расположенным в стилобате нашего дома. От входа до торца - где стоят урны - расстелена ковровая вишнёвая дорожка с джунглево-зелёными широкими полосами по краям, а справа вдоль стены столы с толстыми тётеньками, дурманяще пахнущими болгарскими духами "Сигнатюр". И все поголовно - в жёлтых волосах, уложенных кудельками
Мы гордо проходим к положенному (по алфавиту) столу, моим выдают листы, после того как они расписываются в огромнейшем фолианте напротив своей фамилии и вписанных прозрачной ручкой "Bic" которая была в то время признаком связей с туманной заграницей. После опускания бумаг в прорезь деревянного обтянутого алым ситцем и с сургучной печатью на верёвках ящика, дед рвётся в буфет где легально можно хлопнуть рюмку водки или купить удивительно красивую бутылочку тёмного пива "Рижское"
с замотанным в виде стеклянного каната горлышком.
На мельхиоровых круглых подносах грудами лежат бутерброды с икрою разного цвета, с сыром и дефицитной сырокопчёной колбасой. Высокие вазоны на тонких стеклянных ножках хранят в себе как мишек как на севере - так и в сосновом лесу, а конфетки-леденцы "Полёт" или "Театральная" лежат сиротливой кучкой за могучими счётами, на которых серьёзная пышная буфетчица считает суммы и оглашает их - как приговор.
Бабушка покупает всего, дед выбирает пиво, мне наливают в гранёный стакан томатный сок, для улучшения вкусовых качеств которого тут же стоит ещё один гранёный стакан с солью, в котором торчит испачканная как кровью томатным соком, алюминиевая чайная ложка.
Мы усаживаемся за столик, бабушка снимает с меня шарф и шубку, в рукавах которой на резинке болтаются синие варежки с вышитыми чебурашками, и мы начинаем жадно вкушать, как будто дома разруха и голодуха. Покончив с трапезой выходим на мороз декабрьской Москвы, планируя прогуляться по зимней Москве до Патриарших и обратно.
Но я, пройдя метров сто, начинаю ныть: "Бааааааа.... я писять хочууууууу...", дед подхватывает меня "на ручки" и вносит в подъезд. Я засыпаю ещё в лифте, удивительный запах которого и лакировнные стенки из красного дерева помню до сих пор. Мама раздевает меня - сонную, в крошках от бутербродов и пирожных, укладывает в кровать, предварительно водрузив на горшок. А за окном синие московские метели.
Я исполнила свой гражданский долг сходив на голосование, и нерушимый блок коммунистов и беспартийных
может и дальше рулить моей любимой Родиной - Союзом Советских Социалистических Республик!