Передышка...
Люблю ветер перемен! Да и он иногда ко мне благосклонен. Вот и этим летом вновь подул и занёс меня в сердце Европы, на российскую землю. Я снова в Светлогорске! Спасаюсь от среднерусской жары и потихоньку отхожу от накопившейся за год жизненной усталости.
Он, Светлогорск, встретил меня весьма прохладно (всего +17)).
Правда, как обычно, заключил в сосновые объятия и вновь погрузил в атмосферу красоты, тишины и покоя.
Море неустанно призывало ощутить его бодрящую свежесть и обещало
примирение с суровой действительностью...
Я не сопротивлялась и охотно погружала свое бренное тело в его живительные волны в надежде обрести утраченную энергию.
В Светлогорске мало что изменилось: красавицы виллы завораживают, янтарь буйствует на прилавках развалов и в магазинах, коты в поисках "хлеба насущного" бродят от кафе к кафе, ёжики Тихого озера улыбаются любителям фото.
Мари в обнимку с Щелкунчиком спит беспробудным сном в парке и видит чудесные сны, а Гофман по-прежнему безуспешно борется с двойственностью своей творческой натуры.
Прусские рыцари охраняют свои разрушенные замки, а увековеченная в бронзе улитка призывает затормозить и таки замедлить ритм нашей бешеной жизни!
Томас Манн прячет от безразличных глаз свою книгу в зарослях туи, а в Курхаусе доживают последние дни дальневосточные устрицы.
Вино охлаждено, и курортная жизнь, несмотря ни на что, идёт своим чередом...
Он, Светлогорск, встретил меня весьма прохладно (всего +17)).
Правда, как обычно, заключил в сосновые объятия и вновь погрузил в атмосферу красоты, тишины и покоя.
Море неустанно призывало ощутить его бодрящую свежесть и обещало
примирение с суровой действительностью...
Я не сопротивлялась и охотно погружала свое бренное тело в его живительные волны в надежде обрести утраченную энергию.
В Светлогорске мало что изменилось: красавицы виллы завораживают, янтарь буйствует на прилавках развалов и в магазинах, коты в поисках "хлеба насущного" бродят от кафе к кафе, ёжики Тихого озера улыбаются любителям фото.
Мари в обнимку с Щелкунчиком спит беспробудным сном в парке и видит чудесные сны, а Гофман по-прежнему безуспешно борется с двойственностью своей творческой натуры.
Прусские рыцари охраняют свои разрушенные замки, а увековеченная в бронзе улитка призывает затормозить и таки замедлить ритм нашей бешеной жизни!
Томас Манн прячет от безразличных глаз свою книгу в зарослях туи, а в Курхаусе доживают последние дни дальневосточные устрицы.
Вино охлаждено, и курортная жизнь, несмотря ни на что, идёт своим чередом...