(no subject)
Начало здесь
Паула замолчала. Мне всего и оставалось, что покачать головой. Ненормальная какая-то история. Что тут скажешь.
- А та смешная пухлая балерина? - продолжила девушка, закусив губу. - Даму, которая вокруг неё порхала, можно было легко принять за прототип самой куклы. Темноволосая, полная, светлокожая, с очень красивой открытой улыбкой. Такая добрая, всеми любимая учительница рисования, которая обязательно отпустит с последнего урока пораньше, если очень попросить. Мы немного разговорились, и её тоже почему-то потянуло на откровенность. Всю жизнь, говорит, мечтала научиться танцевать. Но сначала не было денег, потом времени, а дальше - университет, работа, дети, жизнь, - все по-взрослому. Теперь свободного времени у меня море, но до сегодняшнего дня я зачем-то продолжала твердить себе, что не позволяет здоровье, да и в нужные габариты я не вписываюсь. Больше всего боялась, что очень уж нелепо буду выглядеть, даже для себя, дома, в замкнутом пространстве. Серьезная ведь, уважаемая, страшно сказать, дама. Что люди подумают? А теперь, говорит, смотрю на эту куклу и вижу: вот она вообще балерина и как собой довольна! Прямо королевна. Ну и почему бы и мне не попробовать? На классический танец ведь даже не смотрю. А с остальным... Вдруг действительно хорошо получится? Ну что я в таком возрасте теряю?..
Паула рассмеялась собственным словам и продолжила что-то рассказывать, описывала мимику и жесты смелой собеседницы, делиться мелкими забавными фактами из её биографии, но меня внезапно отвлекло приглушенное сиреневое свечение, если верить боковому зрению, разрастающееся где-то слева от меня. Я повернулась, чтобы понять, что там такое происходит, но снова увидела только герра Платцера, с задумчивым видом стоящего у двери, а затем - стремительно приближащуюся к нам знакомую светловолосую даму. У неё было немного усталое лицо, но, подойдя к столику вплотную, она широко улыбнулась нам обеим и бережно поставила на столешницу перед Паулой большой конусообразный сверток.
- Еще раз поздравляю с покупкой, прекрасный выбор! Только очень прошу Вас быть осторожной - материал крайне хрупкий.
Паула заверила женщину, что будет предельно аккуратной, обратно вообще поедет на такси, чтобы случайно не задеть куклу обо что-нибудь в общественном транспорте. Когда дама удалилась, девушка благоговейно провела ладонью в сантиметре от черной упаковочной бумаги, вздохнула о чем-то своём и сняла сумку со спинки стула, чтобы выудить оттуда сотовый телефон. Вытащила, разблокировала, неторопливо набрала номер.
- Я тебя совсем затравила своими байками, Яна, прости, - сказала она, вызвав такси. - Но рада, что с кем-то поделилась, а то думала, еще немного - и лопну от молчания, как резиновый шарик.
Я широко распахнула глаза и сделала страшное лицо. Она еще извиняется! Паула заливисто рассмеялась.
- Да ты вообще себе не представляешь, как я рада, что ты подошла! Никогда бы не решилась на твоём месте все это кому-то рассказать, да еще незнакомому человеку. У тебя же получилось так легко, будто ничего проще вообще нет на свете. А истории крутые. Честные и немного сумасшедшие. Невозможные какие-то. - Я замолчала, чтобы набрать в легкие воздух, и выпалила наконец. - Спасибо!
Тусклое свечение, на этот раз светло-зеленое, теперь начало пульсировать с правой стороны от меня. Но на этот раз я сдержалась и не стала оборачиваться. Нельзя, думаю, нельзя сидеть столько в помещении, без свежего воздуха, уже краски светофорные перед глазами пляшут, выгляжу как дерганная неврастеничка. Срочно на воздух.
- Знаешь, о чем я больше всего жалею? - прервала Паула мой ворчливый внутренний монолог. Я растерянно моргнула и вопросительно приподняла бровь. - Что нельзя познакомиться с автором. Кто бы это ни был, сейчас я испытываю к нему или к ней глубокую благодарность, даже нежность. Такое всегда невольно чувствуешь к человеку, которому удалось увидеть и запечатлеть тебя таким, каким ты видишь себя сам. Это бесценно.
Зеленоватое свечение назойливо разрасталось, становясь ярче. Краем глаза я заметила одну вспышку, потом другую. Пришлось опустить веки, чтобы суметь сосредоточиться на словах собеседницы.
- Подожди, что значит нельзя познакомиться? Хочешь сказать, среди приехавших сюда авторов его нет, ты узнавала? Как жаль, ему бы точно было лестно услышать твою оценку.
Брови Паулы удивленно поползли вверх.
- Сами мастера здесь? Я ничего об этом не знаю. На открытии выставки был только герр Платцер, преподаватель академии. Ни о ком другом он и словом не обмолвился.
- Да как же, вон они там сид... - я махнула рукой в ту сторону, где находились немецкие студенты и тут же осеклась, увидев: столик у окна заметно опустел. Теперь за ним сидел только парень с рыжими дредами и девчонка в сиреневых очках. Наши с ней взгляды столкнулись, и она с очень серьезным видом покачала головой, медленно приложила палец к губам. Меня пробила какая-то суеверная дрожь. Взгляд упал на её кеды. Салатовые. Светло-зеленые.
Паула с готовностью проследила за направлением моей руки, но недоуменно промолчала: она будто не видела за столиком ничего, достойного внимания, и не могла понять, на кого именно я пытаюсь указать.
Решив не выяснять, действительно ли это так, я быстро опустила руку, натужно рассмеялась и пробормотала что-то о том, что мои знания английского оставляют желать лучшего, и мы с герром Платцером наверняка неправильно друг друга поняли. В это время у Паулы зазвонил мобильный - подъехало такси. Мы порывисто обнялись на прощание, наскоро договорились найти друг друга в фейсбуке, и буквально минуту спустя она уже выходила на улицу. Сквозь распахнутые двери я видела, как девушка с косой красной челкой осторожно открывает дверцу машины и садится в неё, обеими руками крепко прижимая к себе плотный бумажный сверток.
Ты знаешь как я ненавижу не понимать, что происходит.
После того, как Паула уехала, я первым делом решила поговорить с чудаковатой девочкой-в-очках. Выяснить, к чему вся эта конспирация. И что у неё за кеды фосфоресцирующие такие, от которых меня так глючит? Хотя последний вопрос я бы вряд ли решилась на самом деле задать вслух. Во избежание.
Однако, моему намерению не суждено было осуществиться. Когда я обернулась, выискивая девушку взглядом, за столиком у стеклянной стены уже никто не сидел. Ни в первом, ни во втором зале ни одного из немецких студентов я тоже и не нашла, а вокруг, как назло, не было одного официанта, чтобы спросить, куда эти красавцы подевались.
- Провалились! - с какой-то остервенелостью бормотала я себе под нос, в который раз переходя из одного помещения в другое. - Испугались гнева святой инквизиции в моем лице, гипнотизеры хреновы!
Оставив попытки отыскать студентов, я вздохнула и направилась в зал с куклами, решив в таком случае найти хотя бы герра Платцера, чтобы спросить, где могли застрять его подопечные.
- Заодно еще раз взгляну на Снежную Королеву, - думала я. - Сегодня последний день, выставка закрывается. Таких ценных подарков, как Пауле, мне никто делать не собирается, так что... почему бы не пойти полюбоваться в последний раз?
Строгого гостя из Франкфурта, как назло, тоже нигде не было видно. Пожав плечами, я направилась к своей кукле, подошла ближе к углублению в стене, встала напротив. Вот так всегда, мельнуло в голове, только найдешь в жизни что-то ценное, как непреодолимые обстоятельства обязательно помешают тебе это удержать.
Я едва успела окончить мысль, как в моей голове снова раздался и тут же затих бархатный мужской смех. Я уже слышала его сегодня, стоя здесь же, на этом самом месте. Да что за проклятые слуховые галлюцинации! Я что, с ума схожу?
В порыве раздражения я развернулась, чтобы уйти из галереи, когда вдруг краем глаза заметила того самого представительного немца средних лет, появившегося на выставке за несколько минут до Паулы. Интересно, что он до сих пор здесь. Не справившись с любопытством, я украдкой посмотрела в его сторону, стараясь не пялиться слишком явно. Мужчина стоял у стены с работами, выпрямив спину, и внимательно смотрел на одну из кукол. Молча. Пристально.
Работа, которая привлекла его внимание, называлась «Мальчик с куклой». Самой мне ни разу не захотелось перед ней задержаться. Слишком сильную тоску нагонял на чувствительного зрителя этот экспонат. Маленький мальчик в рубашке грязно-серого цвета, сидел на камне, держа в руках такую же грязную тряпичную куклу. В его огромных печальных глазах застыло пугающее выражение недетского смирения и покорности. Смотрящий почему-то быстро понимал, что у изображенного ребенка нет ничего, кроме куклы, которую тот держит в руках. И никогда не было.
Стараясь оставаться невидимой, я не сразу заметила, как тяжело дышал немец, как неровно вздымалась его грудь под белой рубашкой, как стали поддрагивать крупные руки. Притворившись, что сосредоточено смотрю в телефон, я следила за тем, как он делает несколько шагов по направлению к пустому углу комнаты, вытаскивает из кармана дорогого бежевого пальто мобильный, набирает чей-то номер.
«Schatz, это я. Да... Нет. Неважно, откуда я звоню. Послушай. Я передумал. Нет, послушай! Послушай меня. Мы усыновим этого ребенка. Да, я серьезно. Именно его. По-твоему, что я в настроении шутить? Про то, что в этом нет смысла... забудь, что я сказал. Испугался. Волокиты с бумагами... и остального. Плевать на работу. Я сейчас же позвоню и дам знать, что мы здесь задержимся. Оба. Да. Да. Разберемся... Прости. Да. Я тебя тоже. Поговорим, когда приеду. Хорошо. Хорошо. Пока».
Мои отношения с немецким языком еще трагичнее, чем с английским, ты знаешь. Но тогда я поняла каждое произнесенное им слово. Каждое. Произнесенное. Слово. Пожалуйста, не спрашивай, как. Я не знаю.
Отвернувшись в смятении, я, наконец, заметила герра Платцера. Тот стоял неподалеку, прислонившись к спинке одного из мягких кресел, расставленных в зале, и что-то с улыбкой записывал в большую тетрадь с твердой красной обложкой, очень похожую на обычный школьный журнал. На мгновение меня охватила странная уверенность в том, что он тоже прекрасно слышал телефонный разговор своего соотечественника. Оборвав еще не до конца оформившуюся в голове мысль, я стремительно прошла мимо него, и, кивнув на прощание, ринулась к выходу из кафе. К ежам эту бессмысленную кухонную мистику, этих живых кукол, слуховые и зрительные галлюцинации, чудесные откровения, меняющие жизнь людей. К ежам, я сказала! На воздух, на воздух, дышать, сейчас же, только дышать.
...и с ходу врезалась в кого-то прямо в дверях. Споткнулась на ровном месте, переступила с ноги на ногу, мотнула головой, чтобы избавиться от света синей вспышки в глазах. Когда снова смогла нормально видеть и удосужилась наконец подняла голову, чтобы извиниться, поняла, что столкнулась с одним из великолепной пятерки - темноволосым юношей с руками пианиста. Сердце ухнуло, и мой взгляд упал на голубой бейджик у него на груди. Откуда он появился, интересно? Раньше у парня бейджика точно не было, я бы заметила. «Yuvel K.» гласила надпись. Ювель. Я нахмурилась, мучительно вспоминая. Значит, это он - автор Снежной Королевы?
Несколько секунд мы с юношей смотрели друг другу в глаза, как герои какой-то классической телевизионной мелодрамы. Затем в лице начинающего скульптора что-то дрогнуло и он сделал едва заметное движение, будто хотел ко мне прикоснуться. Но тут же передумал. Вместо этого он зачем-то рассмеялся, как бы пытаясь сгладить неловкость, с улыбкой поднес руку ко лбу и отсалютовал. Auf Wiedersehen, liebe Fräulein. До свидания, спасибо за визит, еще когда-нибудь увидимся.
Я судорожно выдохнула и стремительно выбежала на улицу, в оцепенении ничего не ответив. Не оглядываясь, сунула мертвые наушники в уши и быстро пошла к автобусной остановке, по пути безуспешно пытаясь отвязаться от мыслей о тающем мужского смехе, преследовавшем меня на выставке при взгляде на Королеву.
Потому что это был его смех.
Теперь даже жаль, что сбежала тогда, так и успев ничего толком понять.
С другой стороны: бессмысленная мистика на том не закончилась. И я совсем не уверена, что мне хорошо жить с этим дальше. Например, ты знаешь, что во Франкфурте нет академии искусств? По меньше мере, с тем названием, что значилось в брошюре? Я знаю, что почти у всех университетских преподавателей в Германии есть публичный профайл в интернете, но ни одного герра К. В. Платцера, хоть сколько-нибудь похожего на увиденного мной человека, я так и не нашла. Равно как и какой-либо иноформации о выставке.
Не говори мне про кафе. Я ходила туда несколько дней назад, пыталась узнать, где дальше будут выставляться куклы, или хотя бы получить какую-нибудь внятную информацию об авторах. Официант ничего не понял и вызвал администратора, который, в свою очередь, сначала посмотрел на меня как на ненормальную, а потом насмешливо сказал, что никаких выставок у них не было и быть не может, потому что это не художественная галерея, девочка, это обычное кафе, ка-фе.
Стены в помещении ровные и гладкие, ни выбоин, ни углублений, ни следов от рам, ничего, я успела осмотреться, прежде чем уйти. Да, знаю, что ты тоже там была и видела кукол, спасибо за упоминание. Это означает, что я все-таки еще не совсем сошла с ума.
Обнадеживает.
Уходя, я нашла у порога, между косяком и входной дверью, птичье перо. Синее. Довольно крупное. Нет, точно не искусственное. Нет, не поджигала, я все-таки пока могу отличить настоящее перо от пластика, не прибегая к вандализму. У него основание пустотелое и наполнено воздухом, оно плавает. Да, я не поленилась и проверила. Ну, крашеное, конечно. Только совсем не представляю - кто будет заниматься такой ерундой? В общем, положила в сумку, пусть лежит.
Да не знаю я, что теперь делать. Как будто ты первая, кто задает мне этот вопрос. Детей мне пока не усыновлять, актриса из меня вышла бы бездарная, а про балет давай помолчим. Жизнь прямо-таки не задалась. Только сны.
Ладно. Для начала просто съезжу в Рейкьявик при первой возможности. Сколько уже можно впустую об этом мечтать?
А там поглядим.
© Leyla 18. 05. 2015
Текст написан на вступление.
Темы от silver_mew "позовите меня домой", tosainu "дурное влияние ангела-хранителя", chingizid "Она была удивительная" и еще, конечно, "о боже, ну да, здравствуй, таким ты и должен быть". К сожалению, дважды перелопатив комментарии, я так и не нашла автора, видимо, все-таки пропустила. Может, кто-то из прочитавших подскажет.