О двух поэтах
В продолжение предыдущего поста - один из моих опусов. Смутные мысли о...
Я знаю, как на мед садятся мухи.
Я знаю Смерть, что рыщет, всех губя.
Я знаю Книги, Истины и Слухи.
Я знаю все, но, только, не себя.
Француа Вийон.
О двух поэтах. Первый ближе.
Второму уж столетий пять.
Один был изгнан из Парижа,
Другой приехал умирать
Туда, и он добился цели,
Что, через двадцать с лишним лет,
Воплощено в кинобестселлер:
Вэл Килмер - козырной валет,
Мэг Райан - пиковая дама,
Манзарек, Кригер, Денсмор etc.,
Бутылки, культы, миллиграммы...
Привет от Элвиса! Конец.
Так чем родня красавец-джанки
Французу, что не знал себя
И чьи утеряны останки,
Что шлялся без сапог, сипя,
По зимним улицам Парижа
В предельном обостренье чувств?
(Нет, чувства голода, так ближе!)
Школяр, поэт, магистр искусств,
Бездомный вор, шпана, убийца
(На современном сленге - «бомж»),
Нет, нет, не странствующий рыцарь,
Бродяга, любящий свой нож.
В ответ, немного дебоширства
Со стартом в UCLA, буйным шес-
твием сквозь славу, фетишизм,
И финишем на Пер-Лашез.
Мораль и мачеха - эпоха.
В средневековье смерть - не шок.
Убийство - это просто «плохо»
(А, иногда, и - «хорошо»).
Там убивали, чтобы выжить:
«Ешь, или будешь съеден сам!»
Еще нет чрева у Парижа,
Но есть Париж! Его часам
Не до сует секундных стрелок!
Его Фортуны колесо
Уместит всех заблудших белок!
И выжмет, как томаты в сок.
Смерть - оправданье, призрак, подвиг,
Старуха, девушка в цветах...
Здесь важен образ, а не облик,
Жестокость Истины, не такт.
Но почему к Ней манет лучших,
Во все века и времена?
Случайно? Я не верю в случай.
Судьба не случаю верна.
Наверно, им, «от мира извне»
Что преклоняться перед Ней?
В Пустыне Смерти Жажда Жизни
Еще сильней, еще сильней!
Смерть. Обмануть их полагая,
Сама запуталась. Один,
Талмуды все опровергая,
Убийцей дожил до седин.
Другой - был чист перед Законом.
(Не то, чтоб ангел во плоти,
Хотя, для многих был иконой)
И - не дожил до тридцати.
(Он знал, как все, - кто убивает,
Тот здравствует. К чему скрывать,
Ничто нам так не продлевает
Наш век, как право убивать.
Но воспитанье и так далее...
Невольно ближних ээ... любя,
(Хоть, уважая их едва ли)
Все, что он смог,- убить себя.)
Так, что ж, выходит, сумма Смерти
Хоть велика, да всем - одна?
Хотите - верьте, нет - измерьте.
Ей все равно, когда Она
Приходит, наблюдает, правит,
Несчастью всякому венец...
Что я еще могу добавить?
Привет от Элвиса! Конец...
Я знаю, как на мед садятся мухи.
Я знаю Смерть, что рыщет, всех губя.
Я знаю Книги, Истины и Слухи.
Я знаю все, но, только, не себя.
Француа Вийон.
О двух поэтах. Первый ближе.
Второму уж столетий пять.
Один был изгнан из Парижа,
Другой приехал умирать
Туда, и он добился цели,
Что, через двадцать с лишним лет,
Воплощено в кинобестселлер:
Вэл Килмер - козырной валет,
Мэг Райан - пиковая дама,
Манзарек, Кригер, Денсмор etc.,
Бутылки, культы, миллиграммы...
Привет от Элвиса! Конец.
Так чем родня красавец-джанки
Французу, что не знал себя
И чьи утеряны останки,
Что шлялся без сапог, сипя,
По зимним улицам Парижа
В предельном обостренье чувств?
(Нет, чувства голода, так ближе!)
Школяр, поэт, магистр искусств,
Бездомный вор, шпана, убийца
(На современном сленге - «бомж»),
Нет, нет, не странствующий рыцарь,
Бродяга, любящий свой нож.
В ответ, немного дебоширства
Со стартом в UCLA, буйным шес-
твием сквозь славу, фетишизм,
И финишем на Пер-Лашез.
Мораль и мачеха - эпоха.
В средневековье смерть - не шок.
Убийство - это просто «плохо»
(А, иногда, и - «хорошо»).
Там убивали, чтобы выжить:
«Ешь, или будешь съеден сам!»
Еще нет чрева у Парижа,
Но есть Париж! Его часам
Не до сует секундных стрелок!
Его Фортуны колесо
Уместит всех заблудших белок!
И выжмет, как томаты в сок.
Смерть - оправданье, призрак, подвиг,
Старуха, девушка в цветах...
Здесь важен образ, а не облик,
Жестокость Истины, не такт.
Но почему к Ней манет лучших,
Во все века и времена?
Случайно? Я не верю в случай.
Судьба не случаю верна.
Наверно, им, «от мира извне»
Что преклоняться перед Ней?
В Пустыне Смерти Жажда Жизни
Еще сильней, еще сильней!
Смерть. Обмануть их полагая,
Сама запуталась. Один,
Талмуды все опровергая,
Убийцей дожил до седин.
Другой - был чист перед Законом.
(Не то, чтоб ангел во плоти,
Хотя, для многих был иконой)
И - не дожил до тридцати.
(Он знал, как все, - кто убивает,
Тот здравствует. К чему скрывать,
Ничто нам так не продлевает
Наш век, как право убивать.
Но воспитанье и так далее...
Невольно ближних ээ... любя,
(Хоть, уважая их едва ли)
Все, что он смог,- убить себя.)
Так, что ж, выходит, сумма Смерти
Хоть велика, да всем - одна?
Хотите - верьте, нет - измерьте.
Ей все равно, когда Она
Приходит, наблюдает, правит,
Несчастью всякому венец...
Что я еще могу добавить?
Привет от Элвиса! Конец...