Синдром седьмого класса
Анастасия Аулова, I курс ФЖ НГУ
Солнце клонилось к Западу. Весенний ветер, переполненный дымом от горящих лесов, стелился по земле, забивался в нос и горьким привкусом оседал в горле. В воздухе обманчиво висела осень: в нем не было того воодушевления и наивности, которые встречали нас каждые каникулы, только грусть и тоска. Романтические иллюзии развеялись, и на рыжий асфальт падали тени выпускников.
Мы бродили по нашему небольшому городку в Читинской области почти час, но так и не придумали достойного занятия на вечер. Его дороги были истоптаны вдоль и поперек, и, кажется, ноги всю жизнь будут помнить каждый поворот, каждый пешеходный переход, нарисованный как будто только для них. Кто-то пошутил, что радиус Могочи равен часу и двадцати минутам, и мы стали гулять «по диагонали» - все равно это единственное занятие в городке на четырнадцать тысяч жителей. От нечего делать я предложила сходить на аэродром и к собственному удивлению услышала одобрительное мычание: друзья были согласны.
Когда-то в Могоче стояли воинские части: строительный батальон, внутренние войска и две вертолетные эскадрильи. Жители часто наблюдали учебные прыжки с парашютом, аэродром утопал в разноцветных огнях: интересное и красивое зрелище. Временами садились небольшие, соломенного цвета, кукурузники. Вертолеты Ми-8 летали и днем, и ночью, гудели подобно гигантским роям пчел, но привыкшие могочинцы гула не замечали. Экипаж состоял из двух человек - главный штурман и бортинженер; военные должны были отслужить пять лет, а потом их переводили в другое место. Летали воевать в Афганистан...
Говорили, что наша местность очень похожа на афганскую, горами. В то время в город без специального пропуска было не попасть, а в паспортах местных жителей стояли две грозные буквы «ЗП» - запретная зона. Но 18 лет назад аэродром законсервировали, оставив печально-серую бетонную полосу и небольшой аэровокзал. Он до сих пор считается действующим, там продолжают садиться пожарные вертолеты и самолеты, но без былого шарма и фаер-шоу.
Неподалеку от взлетных полос монолитно возвышается пугающее напоминание о заброшенном военгородке: трехэтажный панельный дом и две пятиэтажки, ближе к лесу. К ним нет тропинок, только высокая сухая трава и горы мусора от дачников. Некогда населенные и уютные, сейчас полуразрушенные и дикие, они напоминают карточные домики - такие же хрупкие и недолговечные. Кажется, что сквозь разбитые окна и дырявые крыши можно протянуть пальцы и коснуться легких подушек-облаков. В их грязных коридорах давно не слышен детский смех, а по комнатам гуляет ветер. И только тот, кто когда-то бывал здесь, может без дрожи в коленках войти сюда снова. С моего последнего визита многое изменилось - время оставило свои следы и еще больше разнесло по полю кирпичную пыль. Я шла впереди всех - я знала, куда идти.
Экзотические руины привлекали своей таинственностью, манили миражом свободы и заставляли молодежь приходить сюда вечерами. Для молодежных компаний находилось занятие: кто-то просиживал день, попивая пиво, кто-то рубился в картишки, а кто-то красовался перед сверстниками, балагурил, жаждал популярности.
Аэродром был полигоном жизни не только для военных, но и для нас. Я попала сюда в четырнадцать лет, когда училась в седьмом классе, просто пошла за теми, кого тогда называла друзьями. Парни сидели на окнах, свесив ноги над опасной высотой, дымили сигаретами и с наигранной серьезностью рассказывали небылицы о своей бравой, почти геройской жизни, а мы верили, гадали на картах, влюблялись. Тогда нас, девчонок, было двое: я и Вероника. Мы чувствовали себя принцессами среди этих Дон Кихотов, которые верно защищали нас от нападок «чужих». Тогда и бегать по крыше было совсем не страшно, напевая и откидывая назад развевающиеся волосы - это была молодость без проблем и без мыслей. Но судьба разложила свой пасьянс и мы перестали туда ходить. Мы стали бояться гулких звуков от падающей с верхних этажей штукатурки, школа стала занимать большую часть жизни, да и защищать стало некому - многие ушли в армию, кто-то уехал. Ходили слухи, что дома хотят продать китайцам, чтобы они отстроили и отремонтировали их, а потом приспособили под магазины и торговые центры. Но надежды не оправдались - и люди старались не думать об этом призрачном городе.
...Я стояла в небольшой пристройке и смотрела на сырую стену, на которой еле заметно просматривались надписи, сделанные когда-то черным углем. Они по-прежнему сохраняли черты моего почерка и закрепляли крепкую дружбу всем известной фразой. Здесь все также пахло сигаретным дымом и пылью, а пол был завален камнями и бетонными плитами. Теперь уже другие молодые люди и девушки приходят на аэродром - они такие же четырнадцатилетние школьники, как и мы когда-то. Становится зябко, когда представляешь, что может твориться здесь в темное время суток, когда сонная пелена затягивает город. Мы назвали это «синдромом седьмого класса» - ничто не истинно и все позволено...