Неполная антология современной русской поэзии - живые и пишущие, 2020

[fish_n_lilies]

-xell-

***

Ветры и волны, течения, штили и штормы.
Карты и лоции. Связи и нити.
Мы с тобой на таких берегах, с которых
люди друг друга просто уже не видят.

Любят (не помнят), ценят (воображают),
Кивают, встречаясь взглядом, машут ладонью,
фоткам тепло улыбаются, ленту листают.
Не видят. Не видят. Не видят, не знают, не помнят.

Сочиняют себе подробности, лепят образ,
немножко фантазий, правил, щепотку книжек...
Берега расходятся, берега набирают скорость,
мы дальше и дальше, хоть память и врет, что ближе.

Кто меня знает, господи, кто меня знает?
Кто обо мне хоть что-нибудь будет помнить?
Кто меня видит в фасетках своих мозаик?
Кто в этом мире хоть кем-то бывает понят?

Кто в этом мире? В этой радужной тонкой
сфере над ледяной пустотой вселенной?
Кто же мы, разделенные тонкой пленкой?
Кто создал нас соленой морскою пеной?

Негев

Когда я умру ― я стану
камнем, лежащим под солнцем
в раскаленной пустыне.

Я буду молчать и помнить.
Я буду лежать и думать,
бесстрастно и неподвижно.

И только в сезон дождей,
под первыми каплями с неба
я буду плакать.

Я буду плакать о сердце
моем человечьем сердце
которое так любило.

Куда ни упрешься взглядом,
увидишь ― мы все здесь камни.
Здесь помнят. Здесь редко плачут.

А после ― цветет пустыня.

bubadia

(Это уже давал, но оно все-таки мое самое у него любимое. И в качестве исключения, потому что, по крайней мере, в ЖеЖе он уже давно ничего не пишет. Задолго до фильма "Джокер" перестал.)

У АППАРАТА

- Клоуны-убийцы из космоса,
Спасите нас от экзистенциального кризиса
Все этим кризисом высосаны
Серьёзные дядьки облажались по полной
Здесь наступило кромешное процветание
Люди умирают от недостатка абсурда
*
- Так и сообщают?
- Так точно, верховный пхгнё`ыд!
- Дай сюда декодер. Протоматрицу их алгоритмом Копперсмита…
- Вектор моей эмоциональной…
- Заткнись, холуй.
- Есть!
- Да понятно, что есть. Что за клоуны-убийцы?
- Вывожу на декодер.
- Ага. Ну ничего так. Терпимо.
- В этот раз без тысяч половых щупалец.
- Не напоминай, блевану сейчас.
- Почему углеродные формы такие всратые?
- Предпочитают эволюционировать естественным отбором.
- Так их скоро по галактике и не останется.
- Как будто что-то плохое.

el_d

Эмиграция: Pavo Linnaeus

Павлин прибывает в Австралию, самолетом, как все, в яйце проскакивает карантин,
Заселяется в вольер, принимает душ,
В течение месяца сходит с ума от наблюдаемых небесных картин
И нехорошей походкой уходит в буш.

Нет, не в джунгли, он теперь австралийский павлин, он выходит в буш.

Годы спустя, австралийский павлин скрипит во сне, не различает званий и лиц,
Не понимает, кто ему пища, кто - господин,
Он пожирает мышей и змей, нехорошо смотрит на лис
И способен справиться с динго, если динго один.

Да, динго умен и желает жить и уступает дорогу, один на один.

Австралийский павлин по-прежнему курообразен, но биология ему более не указ,
И из своей середины нигде на таксономию он тоже плюёт,
всем Линнеям назло,
Так что, обозрев все, что берет с земли его близорукий глаз,
Он тяжело становится на крыло,
поднимается в небо, летит (со скоростью 16 километров в час) -
и оттуда уже поёт.

Отвратительно, надо сказать, поёт.
Голос - единственное наследство, которое у него не прошло.

***
Фрау N, королева берлинских «подлодок» -
Всех, предназначенных в отвал,
Скрывающихся от общества
В толще этого общества,
Бесшумных, неотличимых, неопознанных;
Фрау N, та, кто обеспечивает базы,
Указывает путь к чистой воде,
Та, кого зовут (если успевают),
Когда заканчивается воздух,
Ломается винт,
Выход из бухты завешен заграждением,
В общем, та самая фрау N
Просыпается на рассвете,
Как всегда - от взгляда.

Еще зимой взрывная волна
Слизнула кусок стены,
И теперь оттуда смотрит глаз,
Тоже невидимый, выпуклый.
Огромный.

- Доброе утро, - говорит фрау N.
- Доброе утро, - не слышит она.

Чай - морковный, кофе - цикориевый,
То и другое - роскошь.
Сигналов тревоги всё меньше,
Кто-то в безопасности, кто-то сбежал,
Кто-то отрезан.

Слишком многие погибли.
Снаружи апрель сорок пятого,
На окраинах идут бои,
Но те, кому положено,
По-прежнему ловят тех, кому не положено
Много что. Например - жить.
И будут ловить до самого конца:
Привычка и развитое чувство долга.
Фрау N не знает, что движет ей самой.
Вероятно - морковный чай.

Сначала она боялась, что удача,
Не оставлявшая ее с тридцать восьмого года,
С того дня, как она сказала подруге
По имени Сара:
«Выбрось документы, мы тебя спрячем» -
Что эта удача - попросту работа гестапо.
Что ее берегут, чтобы надежней поймать
Тех, кого бережет она.
После первой бомбежки - повезло, пронесло - стало ясно,
Что тайная полиция тут ни при чем.
И потом, она все время чувствовала взгляд.
Круглый, внимательный.
Не с тем преломлением.
Как у рыбы.

К пяти часам дня фрау N
Передала еды и денег,
Предупредила о доносе, нашла квартиру,
Успела разминуться с патрулем,
Получила два перспективных удостоверения -
Плоды ночной бомбежки,
Попала под артобстрел, как всегда - удачно.
Знает секрет везения.

Это просто рыба, просто огромная рыба
Летает над Берлином, снимает кино.
И для фильма, для смысла, для ритма
Ей нужен кто-то узнаваемый, привычный,
Чтобы зрителям, тоже рыбам,
было за кем следить.
Они плохо различают людей.
Им нужен один якорь, одна точка фокуса.
Например, фрау N.
А для этого она должна быть живой,
А не мертвой.

Мертвых людей не различают даже люди.

Вот и сейчас - на щеке царапина,
На мостовой дыра,
В десяти шагах - убитая лошадь.
Фрау N выходит из расписания:
Разделывает тушу, раздает местным,
Долго отмывается под уличным краном,
Варит суп из остатков, кормит улицу.
Несколько месяцев назад
Ей было трудно смотреть на этих людей,
Но сейчас всем подряд так плохо,
Что можно снова не разбираться,
Кому помогаешь.

Хотя ей все равно кажется,
Что без этого глаза, без круглого взгляда извне
Она рассыплется, пропадет,
Перестанет быть,
Или станет чем-то совсем другим.
Окружающим.
Нестерпимым.

Но хорошо, что это всего лишь рыба,
Которой нет до нас дела.
Хорошо, что Бог не видит,
что здесь происходит.

У себя дома фрау N застает Красную Армию,
Не всю, несколько человек,
Остатки штурмовой группы.
Тут она теряет самообладание
И очень резко объясняет им,
Что взрослые люди, ну взрослые же люди!
Не должны воевать в этом состоянии.
Ставит на огонь воду, достает бинты.
Красная Армия не понимает немецкого
И не любит, когда на нее кричат,
Но, к счастью, не спорит. И прекрасно.
Они еще должны дойти до центра -
и все закончить.

После ухода вражеских войск,
Фрау N падает в сон как в воронку.
Во сне за ее окном
Висит огромная синяя рыба,
Сквозь нее сияет апрельская луна.
Рыба прикрывает собой дыру в стене,
Хотя в этом нет необходимости,
Окно цело, все живы.

Одиннадцатого мая фрау N
Просыпается через три часа после рассвета.
От холода.

В городе тихо. С той стороны дыры
Разворачиваются мат -
Она уже знает его на слух -
И полевая кухня.

Очень странное чувство.
Взгляда нет, а она по-прежнему есть
И можно жить дальше,
Хотя пока непонятно - как.
«Я их просто выдумала. - говорит она себе.
Рыбу. Съёмочную группу.
Свою особую удачу.
Сошла с ума отдельно, по-своему,
Чтобы не сходить вместе со всеми.
Но теперь надо возвращаться».
Взгляда нет.

- Доброе утро. - по привычке говорит фрау N.
И слышит: «Доброе утро».

lllytnik

ДЕНЬ ГОРОДА

Дитя выпрыгивает на сцену:
косички, коленки,
румяна, сарафан-колокольчик.
Под черным помостом
электрики,
клерки,
калеки.
Толпа свистит и клокочет.
Она выставляет пяточку, как учили,
старательно тянет носочек.
Поёт:

"Как весной по бурому снегу
мы ходили в лес, во лесочек,
отпусти, медведица, сына
погостить у нас на деревне!"

Под землей громово вздыхает
и скулит во сне
кто-то древний.
Помнит: колья, силок, страшно воет мать,
и рывок в бурелом не глядя.

"Как гостил медвежий сыночек
на дворе у нашего дяди.
Кушай, мишка, теплые сливки.
Кушай, мишка, пряник печатный".

Помнит дымную печь, белоснежную грудь,
человечьи песни ночами.
Открывает глаза, тянет носом воздух,
морщится от света и вони.

"Приходили к мишке старухи,
подарили зипун червонный.
Приходили девушки к мишке,
подарили веночек алый".

Слышит песню далекую, детский голос,
рыхлый гул нетрезвого зала.
Распрямляет лапы, спиной взрывая
старый склад, поросший бурьяном.

"Поднесли весёлого мёду,
выпил мишка, сделался пьяным
и пошёл плясать по деревне,
петь свои дубовые песни".

В три прыжка покрывает путь
от глухих окраин до Пресни.
Помнит крики мужчин, блеск кривых ножей,
хищные, багровые лица.

"Целый день плясал, утомился,
охнул, на бревно повалился.
Принесу я мишке водицы,
пей, мой братик, пей, медвежонок".

Помнит на холме за деревней
пятачок земли обожженный,
как кусает в ужасе
воздух,
путы рвет
и давится воем.
К жизни, уходящей из горла,
припадает ртом лучший воин.

Помнит, круглую чашу несут,
девочка кланяется.
Стемнело.

Девочка кланяется
в шелесте рук, как в лесу,
гольфам своим
белым.
Кто-то шепотом: поют же попсу,
там другой финал,
мне бабушка пела.

***
В пастеризованном
двадцать втором столетии
оружие делают с защитой от детей, как пилюли.
Чтобы, значит, не погибали дети,
когда в душистом мирном июле,
свежайшем мирном апреле или там октябре
пытаются разобрать снаряд, дремавший на пустыре.

Я рою, в грязи по локоть,
ругаюсь на холод сучий.
Я лучший сапёр в стране,
хотя мне почти тридцать пять.
Меня всегда вызывают, если тяжелый случай.
Я лихо вскрываю мину, она начинает бренчать
короткий отрывок из смутно знакомого вальса.
Я снова не подорвался.
А взрослый бы подорвался.

Жмут ладони,
киваю, но чую -- сорванцы внутри нарезвились.
Что-то сместилось, пора убираться из авангарда.
Завтра я встречу тебя,
моя радость, моя уязвимость.
И после меня распознает даже петарда,
брошенная под ноги детьми,
играющими во дворе
в солнечном мирном мае
или там декабре.

ondimon1

***
Мы не были на вы,
Хотя могли бы.
В той молодой любви
Я был дождем, а ты -
Гранитной глыбой. 
Их, отступая, льды
В лесах позабывали.
Их зодчие ни в Петербург,
Ни в Ленинград
Не взяли. 
Лежат они то там, то сям,
В чернике,
Неограненные никем.
И радуются нам, дождям.
Да, не всегда.
Не всем.

СВИТЕР
И.Ц.

Под свитер твой,
Под шерстяной,
Я с головой нырну.
- Опять? О боже!
- Скажи, тебе его вязала мама?
- Нет, женщина чужая из Вьетнама.
Или Камбоджи.
- Вот чёрт!
- В колониальные, быть может, времена…
- Когда ещё взаправду бергамот
Делился с чёрным чаем смуглой кожей?
- Ты что, ты лапаешь меня?
- Когда ещё тягучий каучук
Тёк по надрезу дерева гевеи,
Который сделан был вот так, наискосок…
- Не смей!
- Ну, хорошо, не смею…
Когда ещё трудился шелкопряд
Над ниткой…
- Опять? Ну, хватит, Дим.
- Нет, прошлая попытка - не в счёт.
Когда ещё я, пьяный в дым,
Под свитером твоим,
Под шерстяным,
Услышу, как вино в тебе течёт,
Всех авторов любимых вспомню всуе,
А главное, твой плоский, гладкий твой,
Твой пахнущий как дикий апельсин живот
Благословлю и поцелую?

ЖДУ
NM

Я жду тебя вечером.
Вечер приходит раньше.
Ты спешишь ко мне по летнему городу
И звонишь-звонишь:
«Я вот-вот, я скоро»!
Но полон препятствий город.
Помнишь, в детстве была игра-бродилка?
Рислинг в парке, спелые белорусские фрукты, шоколадка «Милка»,
Внезапно из Питера встреченный друг,
Плюс надо утешить подругу, у которой не ладится вот это вот всё...
У тебя как минимум двое таких «подруг».
Они караулят тебя на Тверской в ночи.
И еще твоя мама забыла дома ключи.
Бутылка просекко из региона Фриули,
Между делом вторая, третья после второй...
Да и просто в Москве так красиво в июле,
У метро парнишка практически Виктор Цой,
Поет, что дерево посадил.
Ты вот-вот, ты скоро,
Ты спешишь из последних сил,
И, в мою квартиру влетая
Где-то на пороге нового дня,
Шепчешь: «Спрячь меня,
Умоляю,
Спрячь меня,
Спрячь меня».

shn

сообщение
гипотетическому терапевту

короче,
устройство такое:
первый этаж - жгучий стыд за несовершенное преступление
двоится, как марево над пустыней, в нем отражается какой-то
пыточный станок сложной формы, которому место в музее

второй этаж - голоса воспитателей
греческий хор вздыхает мечется каркает вороном
у тебя ничего никогда не получится

третий этаж, а также четвертый, пятый, шестой
- о том, как и правда ничего
не получилось

кроме нескольких капель воды в той пустыне которые
тают мгновенно

седьмой этаж оккупировали поэт и турист
там рюкзаки, жестяная кружка, планшет, мухоморы
окурки, бесконечный трип в неизъяснимое будущее или прошлое
в сущности эти направления одинаковы

также есть триста оттенков душевной боли
но они летают по этажам

на восьмом этаже живет падший ангел
да, вы не ослышались, впрочем, идите нахуй
говорят с этажа
съешьте жабу или ежа
заточите об камень кинжал проходите не глядя дальше

на девятый этаж где перспектива сменяется
там что-то вроде дороги в закат
но с терапевтом о смерти
в таких подробностях
не говорят

терапевт кивает, записывает
предполагает, что на минус первом этаже - ад
между этажами корни земли и мат
черный цвет в этом сооружении правит парад
развевается черный флаг

все довольно ресурсно, не правда ли?...

ОПЕРАТИВНЫЙ УПОЛНОМОЧЕННЫЙ (цикл, длинный, поэтому тут лишь ссылка)
Весь цикл про крейга андерсваттера - в процессе написания, еще нет одной ссылкой. Это вообще лучшее из поэзии, что я читал в этом году (или десятилетии, не помню). Читайте журнал.
Однозначно, номер один моего хит-парада.

Не Жжисты:

Михаил Калинин (который М(А)спид, Аффинаж и Быдлоцыкл)
https://vk.com/acnug

«Психолог сказал...»

Психолог сказал «Полюби себя настоящего!»
Психолог сказал «Красота - в глазах смотрящего!»
Психолог сказал «Позитивней на себя посмотри!»
Психолог сказал «Красота - она только внутри!»

Я слушал и думал, ровно ли я сижу.
Я слушал и думал, верно ли я дышу.
Я слушал и думал, какую я позу приму.
Я слушал и думал, нравлюсь ли я ему.

Вопросы нервозно дёргались в голове.
Нравлюсь, как парень или как человек?
А, может, не нравлюсь... он просто приём ведёт...
Я выпятил челюсть помужественней вперёд.

Втихую добавил во взгляд легковесную грусть -
так я на фото чуть лучше обычно смотрюсь.
Я в принципе лучше на фото, чем в жизни, смотрюсь.
И с этими мыслями стала естественней грусть.

Как будто приблизив все микродвиженья стократ,
психолог сказал «Ты расслабься!» - и это был крах.
Психолог сказал «Ты расслабься!», в глаза поглядел...
Я знаю, что это ловушка для стрёмных людей.

Ты можешь считать меня напрочь больным, голубым,
я знаю, психолог, как важен наклон головы.
Я знаю, психолог, насколько осанка важна.
Насколько кровава и беспрестанна вражда

между желанием просто всё это принять
и тошнотворным позывом себя поменять
на новое тело и новые мысли внутри,
чтобы живущие в черепе члены жюри

дружно сказали «Ладно, проходишь в финал!»...
Или же спрятать себя в деревянный пенал
и принимать себя там без людей и зеркал,
щедро обклеившись всем, что "психолог сказал".

Психолог сказал, что все наши встречи - не зря.
Психолог сказал «Консультация - три косаря».
Психолог сказал «Ты - есть главная ценность твоя!»
Я в ответ улыбнулся, горесть стыдливо тая́.

(ну, его песни я люблю гораздо больше, иногда только на них и переживаешь день, и стихи там не хуже, а только лучше)

Саша Кладбище
https://vk.com/sashakladbische

***
Однажды мы будем солдатами, когда время настанет скверное.
Я еще не уверен с датами. Это глупо звучит, наверное, - тут же вон, ребятня в песочнице, солнце в небе широколицее…Ты не думай, нет, мне не хочется, ни в окопы, ни на позиции; но ночами во сне мерещатся те убитыми, те - распятыми... Только мы одни, вроде, держимся - ведь однажды мы будем солдатами.
Молодыми, не очень… Разными. Кто-то трусом, а кто героем, намотаем портянки грязные, рассчитаемся, встанем строем, и от первого до десятого каждый выкрикнет свое имя.
Знай, однажды мы будем солдатами, я уверен, мы станем ими.
Мы расстанемся с играми детскими,
со дворами своими спокойными,
когда небо взорвется c треском и
вся земля запылает войнами…
И, смирившиеся с утратами, будут плакать по нам родители.
Однажды мы будем солдатами - с сигаретой в обшлаге кителя, с пневмонией, холерой, ранами, с похоронками и жетонами, с сапогами в грязи и рваными, и с молитвами, и со стонами, и с привычной бомбежкой утренней, с фотографией втрое сложенной, и с патроном в кармане внутреннем - тем одним, для себя отложенным, с челюстями до боли сжатыми, с отрешенным безумным взглядом... Однажды мы будем солдатами.
Потому, что война уже рядом.
(2009г)
(просто самое любимое у меня из ее творчества, песни тоже прекрасны, но теперь она пишет и поет, в основном, на украинском)

* * *
Нет ни строки к прекрасной даме. Страниц не возбуждает хруст.
Я не пишу. Уже годами. И не испытываю грусть.
Но, вроде, нужно оправдаться… Как рассказать об этом всем?
О том, что после медитаций писать не хочется совсем?
О том, что в пустоте звенящей, где остановлен диалог,
Ты знаешь: слог - ненастоящий, и рифма каждая - подлог?
Так, подводя свои итоги, теперь могу сказать одно:
Писать есть смысл лишь о Боге. Но всё написано давно.
Короче, вот моя телега, как рифмоплёта от сохи:
Когда ты усмиряешь эго - тогда кончаются стихи.

Юрий Михайлик
https://mikhailik.site/new/

Выше горной ограды, выше крашеных облаков
движутся длинные гряды непрочтенных еще стихов,
еще не уложенных в школы, не премированных нигде,
на молоке - глаголы, прилагательные - на воде,
их теченья полны свеченья, и значенья их не важны,
их таинственное назначенье упрятано в глубь волны,
не пенной, нет, не мгновенной, не поглаживающей острова,
а той, что обходит Вселенную, покуда она жива.
Удаленное бормотание, обломки света и тьмы…
А время и расстояние - потом придумали мы.
Высоко слоистое чудо, животворное как вода.
Спроси у него - откуда, зачем оно и куда?
Нейтринные излучения, пролетающие насквозь,
звучания и значения, возникающие вдруг и врозь,
лучик прямой и узенький, входит в тебя как игла,
и снова - музыка, музыка, выжигающая дотла.
Они всегда опадают черт знает с какой дали,
не зная, что их ожидает в кузнечных огнях земли.
Стихи еще бредят, брезжат в шуршащих крыльях веков.
А плохих в небесах не держат. Там не любят плохих стихов.