Первый открытый суд в СССР
состоялся осенью 1965 года.
Это был процесс Даниэля и Синявского.
Их обвиняли в том, что они написали и передали за границу антисоветские произведения.
Времена тогда были жесткие. Противостояние с США усиливалось. Холодная война набирала обороты по всем фронтам. В том числе и по информационному. Идеологическому. И подобные произведения были просто находкой для нашего противника.
Два слова о персонажах.
Андрей Синявский
[Нажмите, чтобы прочитать о нем. И кусочек его произведения.]
Мальчик из хорошей семьи, сын дворянина и левого эсера, трагически не попавшего под каток 37-го. В начале войны семья эвакуировалась в Сызрань. Там же он закончил школу в 1943 году, был призван в армию. Но на фронт не попал, служил на аэродроме. Повезло. В 1945 году поступил на филологический факультет МГУ. После окончания работал в Институте мировой литературы, преподавал в МГУ и школе-студии МХАТ. Был ведущим литературным критиков в "Новом Мире" у Твардовского.
Писал о творчестве Горького, Пастернака, Бабеля, Ахматовой. И сам понемногу пописывал.
То есть, все было плохо. Хуже некуда. Так жить было нельзя.
И он разразился своими сатирическими художественными произведениями. И не только сатирическими, которые читать невозможно из-за мерзостей и пошлостей их наполнявших. Было дело, почитала его рассказы. Уж насколько я закалена нынешними вседозволенностями во всех отношениях, но в его произведениях градус ненависти и описаний самого низкого и пакостного, что может быть в человеке, зашкаливает. Вот например:
"Известно же - человечий зародыш на какой-то ранней стадии уподобляется рыбе. Зачем же попусту гибнуть рыбным богатствам страны? В прекрасном будущем этих милых рыбок утилизируют. Осторожно изымут из материнского чрева и станут разводить в особых прудах, приучая к самостоятельности. Пускай себе обрастают чешуйками и плавниками под государственной охраной какого-нибудь глобовского собрата. Тут же, при абортарии - рыбозавод, консервы в огромном количестве. Кого в шпроты, кого в килечки - по национальному признаку. И все произойдет в согласии с марксизмом. Мы снова вернемся к людоедской закуске. Но не вспять, не к первобытному пожиранию себе подобных товарищей, а, так сказать, на более высокой и деликатной основе. Развиваясь по спирали...
Юрия уже не тошнило. Он был в восторге: не познакомить ли Марину Павловну с этой оригинальной идеей? Но покуда он сомневался - все-таки дама,- Марина сказала:
- Володя, что за секреты в обществе? Это нетактично. Кушай свою рыбу".
Ну как?
А он еще писал серьезные произведения. Например "о социалистическом реализме"
.."мы не себе желали спасения - всему человечеству. И вместо сентиментальных вздохов, личного усовершенствования и любительских спектаклей в пользу голодающих мы взялись за исправление вселенной по самому лучшему образцу, какой только имелся, по образцу сияющей и близящейся к нам цели.
Чтобы навсегда исчезли тюрьмы, мы понастроили новые тюрьмы. Чтобы пали границы между государствами, мы окружили себя китайской стеной. Чтобы труд в будущем стал отдыхом и удовольствием, мы ввели каторжные работы. Чтобы не пролилось больше ни единой капли крови, мы убивали, убивали и убивали.
Во имя цели приходилось жертвовать всем, что у нас было в запасе, и прибегать к тем же средствам, какими пользовались наши враги, - прославлять великодержавную Русь, писать ложь в «Правде», сажать царя на опустевший престол, вводить погоны и пытки... порою казалось, что для полного торжества коммунизма не хватает лишь последней жертвы - отречься от коммунизма".
И этот гражданин обижался, что в 60-е годы его не печатают! Представляете?
И поэтому, на радость врагу, ему пришлось отправлять этот шлак за границу.
Как думаете, если бы эти произведения не были на руку нашему противнику в идеологической войне, стали бы их там публиковать? На обычных условиях, там где работает "невидимая рука рынка"? Никогда. Потому что художественной ценности его творчество не имеет никакой. И свидетельство тому - то, насколько хорошо они забыты сейчас, на их Родине. Никому не нужны. Никто в здравом уме это гуано читать не будет.
О Даниэле и писать особо не буду. Его папа - писатель и драматург.
Сам он участник войны. Закончил московский пед. Работал учителем в Калуге. Переводил стихи. Публиковался. То есть, жизнь, как и у Синявского, была тоже невыносимой.
Поэтому он начал писать по-серьезному и отправлять свои произведения за границу. Там их тоже приняли на ура.
Почитайте отрывочек. Приготовьте предварительно пакетик, если предыдущий изгваздали, читая Синявского.
[Нажмите, чтобы прочитать кусочек. Берегите монитор и клавиатуру.]
"Ну, а эти, толстомордые, заседающие и восседающие, вершители наших судеб, наши вожди и учителя, верные сыны народа, принимающие приветственные телеграммы от колхозников Рязанской области, от металлургов Криворожья, от императора Эфиопии, от съезда учителей, от Президента Соединенных Штатов, от персонала общественных уборных?
Лучшие друзья советских физкультурников, литераторов, текстильщиков, дальтоников и умалишенных? Как с ними быть? Неужто простить? А тридцать седьмой год? А послевоенное безумие, когда страна, осатанев, билась в падучей, кликушествовала, пожирая самое себя? Они думают, что если они наклали на могилу Усатому, так с них и взятки гладки? Нет, нет, нет, с ними надо иначе; ты ещё помнишь, как это делается?
Запал. Сорвать предохранительное кольцо. Швырнуть. Падай на землю. Падай! Рвануло. А теперь - бросок вперед. На бегу - от живота, веером. Очередь. Очередь. Очередь...
Вот они лежат, - искромсанные взрывом, изрешеченные пулями. Скользко: ноги скользят. Кто это? Ползет, волоча за собой кишки по паркету, усыпанному штукатуркой. А, это тот, обвешанный орденами, который сопровождает Главного в поездах! А почему он такой худой? Почему на нем ватник? Я его уже видел один раз, как он полз по грейдеру, вывалив в пыль синеву и красноту своего живота. А эти? Я их видел? Только тогда на них были пояса с надписью «Готт мит унс» на пряжках, фуражки с красными звездами, сапоги с низким подъемом, прямой наводкой, обмоткой, пилоткой, русские, немцы, грузины, румыны, евреи, венгры, бушлаты, плакаты, санбаты, лопаты, по трупу прошел студебеккер, два студебеккера, восемь студебеккеров, сорок студебеккеров, и ты так же будешь лежать, распластанный, как лягушка, - все это уже было!"..
Высокая проза, правда? На избранного читателя. Думаю, что рыночных условий тогдашней Америки его книжули тоже не выдержали бы.
Ну так вот. Ознакомились с персонажами первого открытого суда СССР?
А теперь о нем самом и о зверствах советской власти.
Слово - валькирии отечественного правозащитного движения, комете без хвоста и просто снегурочке, Людмиле Алексеевой.
"Суд над Синявским и Даниэлем был объявлен открытым - возможно, из-за огласки за рубежом и этой демонстрации пришлось его сделать таким. Правда, открытость суда была своеобразной: вход в здание суда охранялся милиционерами, пропускали внутрь лишь отобранных кагебистами людей, по специальным пропускам. (Ясное дело, надо было пустить всю толпу или снять зал в Доме Культуры -fish12a ) С тех пор «открытые» суды по политическим мотивам за редким исключением проходят так же. Из близких подсудимым людей только жены получили доступ в зал.
Все четыре дня, пока длился суд, стояли сильные морозы. Друзья подсудимых, корреспонденты западных газет и кагебисты - все толпились в довольно тесном дворе, стучали ногой об ногу и прыгали, чтобы согреться. Все эти группы держались особняком, не смешиваясь.
Совместное стояние у суда пробило первую брешь в отчужденном отношении будущих правозащитников к «корам», как стали называть в Москве корреспондентов свободной прессы. До тех пор не более двух-трех москвичей, если не считать должностных лиц, поддерживали с «корами» хотя бы эпизодическое общение. Первым деловую связь с «корами» установил Андрей Амальрик, но случилось это почти год спустя после суда над Синявским и Даниэлем.
Тогда же, у суда, все настороженно замолкали, если кто-то из «коров» приближался. Корреспонденты тоже сторонились собравшихся - возможно, не умея отличить сочувствующих подсудимым от стукачей, а, возможно, чувствуя такое же опасливое отчуждение от «этих советских».
Однако, когда из зала суда выходила публика - на обеденный перерыв или по окончании заседания, все бросались к женам подсудимых. Они тут же, во дворе, рассказывали друзьям, что происходит внутри, и слушали их не только близкие, но и корреспонденты, и кагебисты. И каждый вечер по зарубежному радио шли сообщения о суде и комментарии «морозоустойчивой прессы», самоотверженно дежурившей у суда.
Благодаря этому узнали о суде и связанных с ним событиях не только на Западе, но и в СССР - даже там, куда самиздат не проникал и слова такого до тех пор не слыхали. Так будущие правозащитники открыли доступный им очень мощный источник распространения своих идей и информации.
Суд завершился суровыми приговорами: 7 лет лагеря строгого режима Синявскому и 5 - Даниэлю.
Но подсудимые и их доброжелатели чувствовали себя победителями.(сакральные жертвы, прямо как девачки - fish12a) Осужденные не каялись и не осуждали свою «преступную» деятельность, а отстаивали право поступать так, как они поступили. Не зная наперед, какая расправа их ждет, они оспаривали правомочность суда, выступая с позиций, прежде неведомых советскому обществу, а именно: требуя соблюдения конституционных прав, свободы творчества и уважения к личности.
Суд над Синявским и Даниэлем помог сделать важное открытие: что власти отказались от бессудных расправ, от пыток и избиений во время следствия, от приписывания прямых террористических намерений тем, кого они обвиняли в «антисоветской агитации», и, следовательно, от смертных приговоров за словесный «антисоветизм». Это было существенным снижением давления на общество по сравнению со сталинским временем.
Однако прочтение законов властями по-прежнему определялось принципом «кто не с нами - тот против нас». Реальное осуществление гарантированной конституцией свободы слова по-прежнему считалось «антисоветской агитацией и пропагандой с целью подрыва советского общества и государства», как гласит статья 70 Уголовного кодекса РСФСР, по которой осудили Синявского и Даниэля. (именно поэтому я выложила выше образцы их творчества - fish12a)
При своеобразных отношениях между властью и гражданами в СССР, этот суд как бы объявил «таксу» за инакомыслие - максимальный срок по статье 70 (7 лет лагеря строгого режима и 5 лет ссылки). Последующие годы показали, что нашлось немало людей, которых эта цена не остановила в их стремлении говорить правду вслух. Приговоры Синявскому и Даниэлю не прекратили распространения самиздата и практики публикаций за границей.
И еще одно важное следствие этого суда: в самиздате появилась Белая книга, включавшая запись судебного заседания, газетные статьи о «деле» писателей и - письма в их защиту".
Вопрос:
1. что было тем, кто стоял во дворе, и кого хорошо разглядели гэбисты?
Правильный ответ - ничего.
Ни женам, ни друзьям, ни сочувствующим. Вот ведь как зверствовали! Думаю, что именно тогда вся эта креаклиная публика того времени и почуяла безнаказанность.
2. Был бы приговор таким жестоким, если бы эти граждане не вели себя на суде так вызывающе? Вряд ли. Но мне жаль, что суд повелся и наказал их по всей строгости. Если бы их выкинули из СССР, то за границей их бы ждала судьба таксистов. А так - они стали "жертвами режыму".
И заметьте, все изложенное - это патетический слог старушки. Думаю, что на деле все было гораздо проще.
Что было дальше?
Началась кампания писем. Начали жены - все мыслимые и немыслимые инстанции они забросали письмами. К ним потом присоединись творческие личности, поэты, художники, ученые..
Известно 22 таких письма. 20 из них написаны москвичами. Подписали эти письма 80 человек, в том числе более 60 членов Союза писателей
Среди них Л. А. Аннинский, П. Г. Антокольский, Б. А. Ахмадулина, В. Д. Берестов,К. П. Богатырёв, З. Б. Богуславская, В. Н. Войнович, Ю. О. Домбровский, Е. Я. Дорош, А. В. Жигулин, А. Г. Зак, Л. Г. Зорин, В. А. Каверин, Л. З. Копелев, И. К. Кузнецов, Ю. Д. Левитанский, Л. А. Левицкий, С. Л. Лунгин, Л. З. Лунгина, Ю. М. Нагибин, Б. Ш. Окуджава, Д. С. Самойлов, Б. М. Сарнов,Ф. Г. Светов, А. А. Тарковский, И. Ю. Тынянова, К. И. Чуковский, Л. К. Чуковская, В. Т. Шаламов М. Ф. Шатров, В. Б. Шкловский,И. Г. Эренбург
Увидели знакомые фамилии? То-то же!
Как думаете, кто-нибудь из них пострадал? Может, кого-то выставили из Союза писателей и лишили привилегий Дачи в Переделкино,например, или возможности писать одну книгу в 5 лет, и при этом безбедно жить? А?
Хотелось бы спросить у классиков современности, за чей счет они нынче живут?
А вот тогда советские писатели жили за счет государства. И неплохо, заметьте, жили. Что не мешало им защищать всякую падаль.
Ровно также советская власть отнеслась и к деятельности жен осужденных. А они ведь нарывались. Упорно и настойчиво. Писали письма не только в инстанции, но и за рубеж. Их там публиковали в газетах, например, в "Таймсе", на радиостанциях ("Голос Америки" и "Радио свобода") устраивали многократные читки. На русском языке. Вещали, ясное дело, не на США, а на СССР. И вы прекрасно понимаете, что там было написано. Приблизительно то же самое, что пишут нынешние борцуны в те же самые издания и радиостанции.
Организовывали акции. Например, "Митинг гласности" 5 декабря 1965 года на Пушкинской площади в защиту сидельцев. В общем, без дела не сидели. За чей счет они жили и боролись история умалчивает.
Как думаете, что требовали митингующие? Правильно. Немедленно "освободить политзаключенных и соблюдать конституционные права".
В лучших российских традициях с площади граждан увезли в милицию и через 2 часа отпустили.
И радиоголоса тут же объявили о жутких репрессиях, творящихся в СССР.
Именно так все и происходило в те времена. В 60-е.
А в 70-х все уже было по-другому. ЦРУ и КГБ начали вокруг диссидентов свою игру.
Но об этом как-нибудь потом.
К чему это я все?
Да к завтрашнему "открытому процессу".
Думаю, что дежавю будет посещать меня на протяжении всего действа.
Дело предстоит о хищениях. Но антураж будет создан аналогичный тому, который был почти 50 лет назад.
Потому что эти события из одной кастрюльки.
Что-то много сегодня кастрюль, не находите?
Это был процесс Даниэля и Синявского.
Их обвиняли в том, что они написали и передали за границу антисоветские произведения.
Времена тогда были жесткие. Противостояние с США усиливалось. Холодная война набирала обороты по всем фронтам. В том числе и по информационному. Идеологическому. И подобные произведения были просто находкой для нашего противника.
Два слова о персонажах.
Андрей Синявский
[Нажмите, чтобы прочитать о нем. И кусочек его произведения.]
Мальчик из хорошей семьи, сын дворянина и левого эсера, трагически не попавшего под каток 37-го. В начале войны семья эвакуировалась в Сызрань. Там же он закончил школу в 1943 году, был призван в армию. Но на фронт не попал, служил на аэродроме. Повезло. В 1945 году поступил на филологический факультет МГУ. После окончания работал в Институте мировой литературы, преподавал в МГУ и школе-студии МХАТ. Был ведущим литературным критиков в "Новом Мире" у Твардовского.
Писал о творчестве Горького, Пастернака, Бабеля, Ахматовой. И сам понемногу пописывал.
То есть, все было плохо. Хуже некуда. Так жить было нельзя.
И он разразился своими сатирическими художественными произведениями. И не только сатирическими, которые читать невозможно из-за мерзостей и пошлостей их наполнявших. Было дело, почитала его рассказы. Уж насколько я закалена нынешними вседозволенностями во всех отношениях, но в его произведениях градус ненависти и описаний самого низкого и пакостного, что может быть в человеке, зашкаливает. Вот например:
"Известно же - человечий зародыш на какой-то ранней стадии уподобляется рыбе. Зачем же попусту гибнуть рыбным богатствам страны? В прекрасном будущем этих милых рыбок утилизируют. Осторожно изымут из материнского чрева и станут разводить в особых прудах, приучая к самостоятельности. Пускай себе обрастают чешуйками и плавниками под государственной охраной какого-нибудь глобовского собрата. Тут же, при абортарии - рыбозавод, консервы в огромном количестве. Кого в шпроты, кого в килечки - по национальному признаку. И все произойдет в согласии с марксизмом. Мы снова вернемся к людоедской закуске. Но не вспять, не к первобытному пожиранию себе подобных товарищей, а, так сказать, на более высокой и деликатной основе. Развиваясь по спирали...
Юрия уже не тошнило. Он был в восторге: не познакомить ли Марину Павловну с этой оригинальной идеей? Но покуда он сомневался - все-таки дама,- Марина сказала:
- Володя, что за секреты в обществе? Это нетактично. Кушай свою рыбу".
Ну как?
А он еще писал серьезные произведения. Например "о социалистическом реализме"
.."мы не себе желали спасения - всему человечеству. И вместо сентиментальных вздохов, личного усовершенствования и любительских спектаклей в пользу голодающих мы взялись за исправление вселенной по самому лучшему образцу, какой только имелся, по образцу сияющей и близящейся к нам цели.
Чтобы навсегда исчезли тюрьмы, мы понастроили новые тюрьмы. Чтобы пали границы между государствами, мы окружили себя китайской стеной. Чтобы труд в будущем стал отдыхом и удовольствием, мы ввели каторжные работы. Чтобы не пролилось больше ни единой капли крови, мы убивали, убивали и убивали.
Во имя цели приходилось жертвовать всем, что у нас было в запасе, и прибегать к тем же средствам, какими пользовались наши враги, - прославлять великодержавную Русь, писать ложь в «Правде», сажать царя на опустевший престол, вводить погоны и пытки... порою казалось, что для полного торжества коммунизма не хватает лишь последней жертвы - отречься от коммунизма".
И этот гражданин обижался, что в 60-е годы его не печатают! Представляете?
И поэтому, на радость врагу, ему пришлось отправлять этот шлак за границу.
Как думаете, если бы эти произведения не были на руку нашему противнику в идеологической войне, стали бы их там публиковать? На обычных условиях, там где работает "невидимая рука рынка"? Никогда. Потому что художественной ценности его творчество не имеет никакой. И свидетельство тому - то, насколько хорошо они забыты сейчас, на их Родине. Никому не нужны. Никто в здравом уме это гуано читать не будет.
О Даниэле и писать особо не буду. Его папа - писатель и драматург.
Сам он участник войны. Закончил московский пед. Работал учителем в Калуге. Переводил стихи. Публиковался. То есть, жизнь, как и у Синявского, была тоже невыносимой.
Поэтому он начал писать по-серьезному и отправлять свои произведения за границу. Там их тоже приняли на ура.
Почитайте отрывочек. Приготовьте предварительно пакетик, если предыдущий изгваздали, читая Синявского.
[Нажмите, чтобы прочитать кусочек. Берегите монитор и клавиатуру.]
"Ну, а эти, толстомордые, заседающие и восседающие, вершители наших судеб, наши вожди и учителя, верные сыны народа, принимающие приветственные телеграммы от колхозников Рязанской области, от металлургов Криворожья, от императора Эфиопии, от съезда учителей, от Президента Соединенных Штатов, от персонала общественных уборных?
Лучшие друзья советских физкультурников, литераторов, текстильщиков, дальтоников и умалишенных? Как с ними быть? Неужто простить? А тридцать седьмой год? А послевоенное безумие, когда страна, осатанев, билась в падучей, кликушествовала, пожирая самое себя? Они думают, что если они наклали на могилу Усатому, так с них и взятки гладки? Нет, нет, нет, с ними надо иначе; ты ещё помнишь, как это делается?
Запал. Сорвать предохранительное кольцо. Швырнуть. Падай на землю. Падай! Рвануло. А теперь - бросок вперед. На бегу - от живота, веером. Очередь. Очередь. Очередь...
Вот они лежат, - искромсанные взрывом, изрешеченные пулями. Скользко: ноги скользят. Кто это? Ползет, волоча за собой кишки по паркету, усыпанному штукатуркой. А, это тот, обвешанный орденами, который сопровождает Главного в поездах! А почему он такой худой? Почему на нем ватник? Я его уже видел один раз, как он полз по грейдеру, вывалив в пыль синеву и красноту своего живота. А эти? Я их видел? Только тогда на них были пояса с надписью «Готт мит унс» на пряжках, фуражки с красными звездами, сапоги с низким подъемом, прямой наводкой, обмоткой, пилоткой, русские, немцы, грузины, румыны, евреи, венгры, бушлаты, плакаты, санбаты, лопаты, по трупу прошел студебеккер, два студебеккера, восемь студебеккеров, сорок студебеккеров, и ты так же будешь лежать, распластанный, как лягушка, - все это уже было!"..
Высокая проза, правда? На избранного читателя. Думаю, что рыночных условий тогдашней Америки его книжули тоже не выдержали бы.
Ну так вот. Ознакомились с персонажами первого открытого суда СССР?
А теперь о нем самом и о зверствах советской власти.
Слово - валькирии отечественного правозащитного движения, комете без хвоста и просто снегурочке, Людмиле Алексеевой.
"Суд над Синявским и Даниэлем был объявлен открытым - возможно, из-за огласки за рубежом и этой демонстрации пришлось его сделать таким. Правда, открытость суда была своеобразной: вход в здание суда охранялся милиционерами, пропускали внутрь лишь отобранных кагебистами людей, по специальным пропускам. (Ясное дело, надо было пустить всю толпу или снять зал в Доме Культуры -fish12a ) С тех пор «открытые» суды по политическим мотивам за редким исключением проходят так же. Из близких подсудимым людей только жены получили доступ в зал.
Все четыре дня, пока длился суд, стояли сильные морозы. Друзья подсудимых, корреспонденты западных газет и кагебисты - все толпились в довольно тесном дворе, стучали ногой об ногу и прыгали, чтобы согреться. Все эти группы держались особняком, не смешиваясь.
Совместное стояние у суда пробило первую брешь в отчужденном отношении будущих правозащитников к «корам», как стали называть в Москве корреспондентов свободной прессы. До тех пор не более двух-трех москвичей, если не считать должностных лиц, поддерживали с «корами» хотя бы эпизодическое общение. Первым деловую связь с «корами» установил Андрей Амальрик, но случилось это почти год спустя после суда над Синявским и Даниэлем.
Тогда же, у суда, все настороженно замолкали, если кто-то из «коров» приближался. Корреспонденты тоже сторонились собравшихся - возможно, не умея отличить сочувствующих подсудимым от стукачей, а, возможно, чувствуя такое же опасливое отчуждение от «этих советских».
Однако, когда из зала суда выходила публика - на обеденный перерыв или по окончании заседания, все бросались к женам подсудимых. Они тут же, во дворе, рассказывали друзьям, что происходит внутри, и слушали их не только близкие, но и корреспонденты, и кагебисты. И каждый вечер по зарубежному радио шли сообщения о суде и комментарии «морозоустойчивой прессы», самоотверженно дежурившей у суда.
Благодаря этому узнали о суде и связанных с ним событиях не только на Западе, но и в СССР - даже там, куда самиздат не проникал и слова такого до тех пор не слыхали. Так будущие правозащитники открыли доступный им очень мощный источник распространения своих идей и информации.
Суд завершился суровыми приговорами: 7 лет лагеря строгого режима Синявскому и 5 - Даниэлю.
Но подсудимые и их доброжелатели чувствовали себя победителями.(сакральные жертвы, прямо как девачки - fish12a) Осужденные не каялись и не осуждали свою «преступную» деятельность, а отстаивали право поступать так, как они поступили. Не зная наперед, какая расправа их ждет, они оспаривали правомочность суда, выступая с позиций, прежде неведомых советскому обществу, а именно: требуя соблюдения конституционных прав, свободы творчества и уважения к личности.
Суд над Синявским и Даниэлем помог сделать важное открытие: что власти отказались от бессудных расправ, от пыток и избиений во время следствия, от приписывания прямых террористических намерений тем, кого они обвиняли в «антисоветской агитации», и, следовательно, от смертных приговоров за словесный «антисоветизм». Это было существенным снижением давления на общество по сравнению со сталинским временем.
Однако прочтение законов властями по-прежнему определялось принципом «кто не с нами - тот против нас». Реальное осуществление гарантированной конституцией свободы слова по-прежнему считалось «антисоветской агитацией и пропагандой с целью подрыва советского общества и государства», как гласит статья 70 Уголовного кодекса РСФСР, по которой осудили Синявского и Даниэля. (именно поэтому я выложила выше образцы их творчества - fish12a)
При своеобразных отношениях между властью и гражданами в СССР, этот суд как бы объявил «таксу» за инакомыслие - максимальный срок по статье 70 (7 лет лагеря строгого режима и 5 лет ссылки). Последующие годы показали, что нашлось немало людей, которых эта цена не остановила в их стремлении говорить правду вслух. Приговоры Синявскому и Даниэлю не прекратили распространения самиздата и практики публикаций за границей.
И еще одно важное следствие этого суда: в самиздате появилась Белая книга, включавшая запись судебного заседания, газетные статьи о «деле» писателей и - письма в их защиту".
Вопрос:
1. что было тем, кто стоял во дворе, и кого хорошо разглядели гэбисты?
Правильный ответ - ничего.
Ни женам, ни друзьям, ни сочувствующим. Вот ведь как зверствовали! Думаю, что именно тогда вся эта креаклиная публика того времени и почуяла безнаказанность.
2. Был бы приговор таким жестоким, если бы эти граждане не вели себя на суде так вызывающе? Вряд ли. Но мне жаль, что суд повелся и наказал их по всей строгости. Если бы их выкинули из СССР, то за границей их бы ждала судьба таксистов. А так - они стали "жертвами режыму".
И заметьте, все изложенное - это патетический слог старушки. Думаю, что на деле все было гораздо проще.
Что было дальше?
Началась кампания писем. Начали жены - все мыслимые и немыслимые инстанции они забросали письмами. К ним потом присоединись творческие личности, поэты, художники, ученые..
Известно 22 таких письма. 20 из них написаны москвичами. Подписали эти письма 80 человек, в том числе более 60 членов Союза писателей
Среди них Л. А. Аннинский, П. Г. Антокольский, Б. А. Ахмадулина, В. Д. Берестов,К. П. Богатырёв, З. Б. Богуславская, В. Н. Войнович, Ю. О. Домбровский, Е. Я. Дорош, А. В. Жигулин, А. Г. Зак, Л. Г. Зорин, В. А. Каверин, Л. З. Копелев, И. К. Кузнецов, Ю. Д. Левитанский, Л. А. Левицкий, С. Л. Лунгин, Л. З. Лунгина, Ю. М. Нагибин, Б. Ш. Окуджава, Д. С. Самойлов, Б. М. Сарнов,Ф. Г. Светов, А. А. Тарковский, И. Ю. Тынянова, К. И. Чуковский, Л. К. Чуковская, В. Т. Шаламов М. Ф. Шатров, В. Б. Шкловский,И. Г. Эренбург
Увидели знакомые фамилии? То-то же!
Как думаете, кто-нибудь из них пострадал? Может, кого-то выставили из Союза писателей и лишили привилегий Дачи в Переделкино,например, или возможности писать одну книгу в 5 лет, и при этом безбедно жить? А?
Хотелось бы спросить у классиков современности, за чей счет они нынче живут?
А вот тогда советские писатели жили за счет государства. И неплохо, заметьте, жили. Что не мешало им защищать всякую падаль.
Ровно также советская власть отнеслась и к деятельности жен осужденных. А они ведь нарывались. Упорно и настойчиво. Писали письма не только в инстанции, но и за рубеж. Их там публиковали в газетах, например, в "Таймсе", на радиостанциях ("Голос Америки" и "Радио свобода") устраивали многократные читки. На русском языке. Вещали, ясное дело, не на США, а на СССР. И вы прекрасно понимаете, что там было написано. Приблизительно то же самое, что пишут нынешние борцуны в те же самые издания и радиостанции.
Организовывали акции. Например, "Митинг гласности" 5 декабря 1965 года на Пушкинской площади в защиту сидельцев. В общем, без дела не сидели. За чей счет они жили и боролись история умалчивает.
Как думаете, что требовали митингующие? Правильно. Немедленно "освободить политзаключенных и соблюдать конституционные права".
В лучших российских традициях с площади граждан увезли в милицию и через 2 часа отпустили.
И радиоголоса тут же объявили о жутких репрессиях, творящихся в СССР.
Именно так все и происходило в те времена. В 60-е.
А в 70-х все уже было по-другому. ЦРУ и КГБ начали вокруг диссидентов свою игру.
Но об этом как-нибудь потом.
К чему это я все?
Да к завтрашнему "открытому процессу".
Думаю, что дежавю будет посещать меня на протяжении всего действа.
Дело предстоит о хищениях. Но антураж будет создан аналогичный тому, который был почти 50 лет назад.
Потому что эти события из одной кастрюльки.
Что-то много сегодня кастрюль, не находите?