интел инсайд
Итак, жизнь приобретает черты Хроник Заводной Птицы. Я получил статус безработного. Никогда прежде не был официально безработным.
Отсутствие работы это не безделье. Это свобода. Именно поэтому боятся потерять работу. Ключ к пониманию страха перед свободой лежит в максиме, которую сложно постичь несвободному человеку: свобода это ответственность. Теперь только ты принимаешь решения, у тебя нет шанса расслабиться - потерять волю, и положиться на начальника, работодателя. Свобода это и есть воля.
Теперь только тебе решать, как распределить сутки и чем их наполнить. Я опускаю денежный вопрос, потому что его решает пособие по безработице. Не только для меня - для каждого. Но от этого потеря работы для многих не теряет трагичности. Потому что капслоком становится вопрос, которого раньше здесь не стояло: что делать? Буквально что делать сейчас, сию секунду? Раньше нужно было проснуться в 8.00, в крайнем случае, в 8.15, поставить чайник, тем временем умыться, почистить зубы, затем достать из шкафа и надеть униформу (набор вещей, соответствующий дресс-коду занятия), положить в карман деньги в сумме стандартных карманных расходов плюс запланированные покупки, пройти протоптанной дорожкой к транспортной остановке, учесть утреннюю пробку, она же час-пик, включить рабочий компьютер, залить кипятком из кипятильника стик растворимого кофе в офисной чашке, проверить корпоративную почту, хуячить (ведь так вы называете выполнение рутинных действий на благо компании) с 10.00 до 18.00 с перерывом на обед на стандартную сумму плюс-минус пятёрка, на чтение ЖЖ и трёп в аське, вернуться домой в 19.00-21.00 и лечь спать и при этом уснуть во столько, чтобы проснуться в 8.00, в крайнем случае, в 8.15 в состоянии, годном к тому, чтобы с 10.00 до 18.00 хуячить. То есть работа регламентирует все ваши 24 часа, имеющиеся в сутках, все семь дней недели, все недели месяца и все месяцы года, включая время отпуска, который вам надлежит провести так, чтобы по его окончании быть в состоянии хуячить с 10.00 до 18.00 остающиеся до следующего отпуска 11 месяцев. Шаг влево или вправо в вашем конкретном случае сути не меняют: конструкция стойкая, структура стабильна.
Палка рутины о двух концах. С одной стороны она пахнет унылым говном, с другой стороны, не приходится заморачиваться: палка всегда в нужный момент даст тебе, как ослу, по жопе - можно тупить.
Потеря работы чистит мозги буквально - лишает шор. Теперь тебе, молодой человек, везде дорога, а угол обзора при этом равен 360 градусам. ТЕБЕ решать, куда поворачивать оглобли. Нет дрына рутины за спиной - твоего ежедневного мотиватора. Теперь мотивация - твой внутренний резерв, который следует изыскать.
Ища побуждения к действиям, задавая вопросы: зачем и зачем, и зачем, и зачем, ты, в конце концов, задумываешься о главном. И двигаешься в его сторону. Даже если ты решил, что в движении смысла нет, и поэтому застываешь, ты всё равно идёшь к главному. Чего с тобой, поверь, не происходило, когда была стабильная работа, когда ты имел обязательства перед кем-то посторонним, когда за тебя отвечал кто-то другой, у которого главное что-то другое - не твоё.
Итак, ты обрёл свободу. Выпав из нёсшего тебя потока, ты теряешь не только направление своих движений, но и ограничение в их силе - как в невесомости. Ты можешь совершать фантастические шаги.
Я чувствую приключения.
Когда зазвонил телефон, я варил на кухне спагетти, насвистывая увертюру из «Сороки-воровки» Россини, которую передавали по радио. Идеальная музыка для спагетти.
Я подумал, не послать ли звонок к черту: спагетти почти сварились, и Клаудио Аббадо подводил Лондонский симфонический оркестр к музыкальному апогею. Впрочем, пришлось сдаться: кто-нибудь из приятелей мог предлагать работу. Я убавил огонь на плите, зашел в гостиную и снял трубку.
- Удели мне десять минут, - сказала трубка женским голосом.
На голоса у меня память неплохая, но этот был незнаком.
- Извините? Кого вам нужно? -- вежливо осведомился я.
-- Тебя, конечно. Дай мне десять минут, и мы сможем понять друг друга. -- Голос звучал низко, мягко -- и в то же время тускло.
-- Понять друг друга?
-- Я имею в виду чувства.
Я заглянул на кухню. Спагетти кипели вовсю -- из кастрюли валил пар. Аббадо продолжал командовать «Сорокой-воровкой».
-- Извините, но я как раз готовлю спагетти. Не могли бы вы перезвонить позже?
-- Спагетти?! -- изумленно проговорила женщина. -- Ты в пол-одиннадцатого утра варишь спагетти?
-- Ну, тебя это не касается. -- Я слегка обозлился и перешел на «ты». -- Когда хочу -- тогда и завтракаю.
-- Пожалуй, верно. Хорошо, перезвоню, -- сказала она. Прозвучало невыразительно и сухо. Удивительно, как легкая смена настроения влияет на оттенки человеческого голоса.
-- Минуточку, -- сказал я, не дав ей положить трубку. -- Если ты что-нибудь продаешь, то сюда звонить бесполезно. Я сижу без работы, и мне не до покупок.
-- Не беспокойся. Я знаю.
-- Знаешь? Что ты знаешь?
-- Что ты без работы. Мне это известно. Беги скорее, доваривай свои драгоценные спагетти.
-- Послушай! Ты вообще… -- Связь оборвалась на полуслове -- как-то слишком резко.
Я обалдело смотрел на зажатую в руке трубку, пока не вспомнил про спагетти. Вернувшись на кухню, выключил газ и вывалил содержимое кастрюли в дуршлаг. Из-за этого звонка спагетти немного разварились, но это не смертельно. Я стал есть - и думать.
Отсутствие работы это не безделье. Это свобода. Именно поэтому боятся потерять работу. Ключ к пониманию страха перед свободой лежит в максиме, которую сложно постичь несвободному человеку: свобода это ответственность. Теперь только ты принимаешь решения, у тебя нет шанса расслабиться - потерять волю, и положиться на начальника, работодателя. Свобода это и есть воля.
Теперь только тебе решать, как распределить сутки и чем их наполнить. Я опускаю денежный вопрос, потому что его решает пособие по безработице. Не только для меня - для каждого. Но от этого потеря работы для многих не теряет трагичности. Потому что капслоком становится вопрос, которого раньше здесь не стояло: что делать? Буквально что делать сейчас, сию секунду? Раньше нужно было проснуться в 8.00, в крайнем случае, в 8.15, поставить чайник, тем временем умыться, почистить зубы, затем достать из шкафа и надеть униформу (набор вещей, соответствующий дресс-коду занятия), положить в карман деньги в сумме стандартных карманных расходов плюс запланированные покупки, пройти протоптанной дорожкой к транспортной остановке, учесть утреннюю пробку, она же час-пик, включить рабочий компьютер, залить кипятком из кипятильника стик растворимого кофе в офисной чашке, проверить корпоративную почту, хуячить (ведь так вы называете выполнение рутинных действий на благо компании) с 10.00 до 18.00 с перерывом на обед на стандартную сумму плюс-минус пятёрка, на чтение ЖЖ и трёп в аське, вернуться домой в 19.00-21.00 и лечь спать и при этом уснуть во столько, чтобы проснуться в 8.00, в крайнем случае, в 8.15 в состоянии, годном к тому, чтобы с 10.00 до 18.00 хуячить. То есть работа регламентирует все ваши 24 часа, имеющиеся в сутках, все семь дней недели, все недели месяца и все месяцы года, включая время отпуска, который вам надлежит провести так, чтобы по его окончании быть в состоянии хуячить с 10.00 до 18.00 остающиеся до следующего отпуска 11 месяцев. Шаг влево или вправо в вашем конкретном случае сути не меняют: конструкция стойкая, структура стабильна.
Палка рутины о двух концах. С одной стороны она пахнет унылым говном, с другой стороны, не приходится заморачиваться: палка всегда в нужный момент даст тебе, как ослу, по жопе - можно тупить.
Потеря работы чистит мозги буквально - лишает шор. Теперь тебе, молодой человек, везде дорога, а угол обзора при этом равен 360 градусам. ТЕБЕ решать, куда поворачивать оглобли. Нет дрына рутины за спиной - твоего ежедневного мотиватора. Теперь мотивация - твой внутренний резерв, который следует изыскать.
Ища побуждения к действиям, задавая вопросы: зачем и зачем, и зачем, и зачем, ты, в конце концов, задумываешься о главном. И двигаешься в его сторону. Даже если ты решил, что в движении смысла нет, и поэтому застываешь, ты всё равно идёшь к главному. Чего с тобой, поверь, не происходило, когда была стабильная работа, когда ты имел обязательства перед кем-то посторонним, когда за тебя отвечал кто-то другой, у которого главное что-то другое - не твоё.
Итак, ты обрёл свободу. Выпав из нёсшего тебя потока, ты теряешь не только направление своих движений, но и ограничение в их силе - как в невесомости. Ты можешь совершать фантастические шаги.
Я чувствую приключения.
Когда зазвонил телефон, я варил на кухне спагетти, насвистывая увертюру из «Сороки-воровки» Россини, которую передавали по радио. Идеальная музыка для спагетти.
Я подумал, не послать ли звонок к черту: спагетти почти сварились, и Клаудио Аббадо подводил Лондонский симфонический оркестр к музыкальному апогею. Впрочем, пришлось сдаться: кто-нибудь из приятелей мог предлагать работу. Я убавил огонь на плите, зашел в гостиную и снял трубку.
- Удели мне десять минут, - сказала трубка женским голосом.
На голоса у меня память неплохая, но этот был незнаком.
- Извините? Кого вам нужно? -- вежливо осведомился я.
-- Тебя, конечно. Дай мне десять минут, и мы сможем понять друг друга. -- Голос звучал низко, мягко -- и в то же время тускло.
-- Понять друг друга?
-- Я имею в виду чувства.
Я заглянул на кухню. Спагетти кипели вовсю -- из кастрюли валил пар. Аббадо продолжал командовать «Сорокой-воровкой».
-- Извините, но я как раз готовлю спагетти. Не могли бы вы перезвонить позже?
-- Спагетти?! -- изумленно проговорила женщина. -- Ты в пол-одиннадцатого утра варишь спагетти?
-- Ну, тебя это не касается. -- Я слегка обозлился и перешел на «ты». -- Когда хочу -- тогда и завтракаю.
-- Пожалуй, верно. Хорошо, перезвоню, -- сказала она. Прозвучало невыразительно и сухо. Удивительно, как легкая смена настроения влияет на оттенки человеческого голоса.
-- Минуточку, -- сказал я, не дав ей положить трубку. -- Если ты что-нибудь продаешь, то сюда звонить бесполезно. Я сижу без работы, и мне не до покупок.
-- Не беспокойся. Я знаю.
-- Знаешь? Что ты знаешь?
-- Что ты без работы. Мне это известно. Беги скорее, доваривай свои драгоценные спагетти.
-- Послушай! Ты вообще… -- Связь оборвалась на полуслове -- как-то слишком резко.
Я обалдело смотрел на зажатую в руке трубку, пока не вспомнил про спагетти. Вернувшись на кухню, выключил газ и вывалил содержимое кастрюли в дуршлаг. Из-за этого звонка спагетти немного разварились, но это не смертельно. Я стал есть - и думать.