Дата
Дата, может быть, и не круглая. Но красивая: две единички. Одиннадцать лет назад принял святое водное крещение. Удивительно, из того дня запомнил только то, что было в церкви. Торжественный полумрак, большая оптимистичная проповедь, два стада будущих Христовых овечек: справа мужское (поменьше), слева женское (побольше). В зале - родственники. Ко мне пришли брат с женой, тётя Зина и Клара (она не родственница, но лучшая Зинина подруга). Нам дают последний инструктаж и - в путь!
При моём паническом страхе воды - совсем не страшно. Я просто не думаю об этом, потому что разве можно думать о страхах в тот момент, когда готовишься ко встрече с Христом, пусть даже символической.
Потом переодевались под могучее пение хора и принимали первое в жизни Причастие. Рядом со мной в ряду стоял мальчик лет десяти и, когда подносили чашу с вином, я протянул было руку перед ним (почему-то подумалось, что ребёнку вино давать не будут - вот ведь голова у человека как работает!)
Потом была ещё одна проповедь. Я устал сидеть и склонил голову на спинку скамейки впереди меня. Служитель сделал мне замечание. Я объяснил ему, что у меня радикулит (незадолго до того дня прихватило, и боль ещё не совсем прошла). «Эх, молодёжь!» - проворчал дьякон и предложил обезболивающее. Я отказался - мне они не помогали, да и боль не сильная была, просто сидеть было неудобно.
В следующее воскресенье я принёс в церковь видеокассету и бабушка-оператор записала на неё крещальное богослужение. С этой кассетой я пошёл к соседке тёте Наде. Когда я перед новым годом похвастался ей, что буду принимать крещение, она всполошилась:
- Как же так! Баптисты - ведь это, говорят, какие-то изуверы, они детей в жертву приносят в подвалах церквей.
И быстренько сходила в комнату, принесла оттуда большой альбом с подклеенными вырезками из газет (деревенские жители старой закалки относились с пиететом к печатному слову) и нашла в нём нужные статьи, пожелтевшие, почти истлевшие, из газет шестидесятых годов.
- Ну неужели ж кому-то наговаривать на них нужно было?
- Конечно нужно. Ведь обещали последнего верующего через несколько лет показать, а они всё не вымирают, да не вымирают, да их больше становится.
- Ты думаешь?
- Тёть Надь, ты меня тридцать лет знаешь; как по-твоему, пойду я туда, где детей убивают? И тётю Зину знаешь столько же, разве она непорядочный человек?
- Да ты не пойдёшь точно. Но может быть, они это пока от тебя скрывают? А потом как припрут к стенке - и не отказаться будет. И Зину могли запугать. А может, женщины у них не участвуют. Ты им веришь, они, наверное, слова хорошие говорят, но вот как бы тебе не поступить опрометчиво...
Это нашу-то Зину чтоб напугать! Добрая тётя Надя искренне переживала за меня и боялась потенциальной опасности того, что меня втянут в круговую поруку на крови. Я тогда принёс из дома Библию с большими буквами, чтобы ей удобно было читать, и объяснил, откуда пошли эти слухи о жертвоприношениях. С тем, чтобы «предоставить тела наши в жертву благоугодную Богу для разумного служения» она совершенно согласилась. А когда принёс кассету с крещения, она её просмотрела внимательно и сказала: «Ну надо же!» А ведь говорят всё точно так же, как наш батюшка! Почему ж он их не любит?»
Выяснять у батюшки подоплёку нелюбви к баптистам я не стал: не был коротко знаком с ним. Потом прочёл на эту тему у Кураева и долго не знал, смеяться или плакать. Кассета затерялась, когда я переехал в город. Сразу с собой не взял (ехал на поезде, брал только две небольшие сумки, что мог в руках унести), а потом Андрей куда-то заиграл, и теперь, наверное, не восстановить. Я ведь и лиц тех, кто был тогда вместе со мной, уже не помню. Видел, помнится, через год одного парня, родом из Молдавии, да он меня не узнал. И ещё запомнил одну девушку - у неё сильный и красивый голос был, потом я видел её в хоре. Сейчас и её не узнаю, даже по голосу.
Хитрые баптисты все одиннадцать лет умудряются скрывать от меня время и место жертвоприношений. Кажется, нет в молитвенном доме уголка, где бы я не побывал за эти годы (а я и не в одном доме побывать успел), а всё никак не найду, где этот окровавленный топор и размочаленная плаха. Даже обидно иной раз:))
Наверное, нужно какими-то успехами похвастаться. Что покаял сорок тысяч человек, организовал пятьдесят домашних групп по изучению Слова и тыды и тыпы. К своему стыду скажу, что этого не произошло. Даже жена не уверовала. Да и сам не могу назвать себя этаким живым-бодрым. И даже тот факт, что многие, называющие себя так, не лучше живут, не утешает, а расстраивает. Оказывается, нас, таких вот неправильных христиан, у которых в жизни больше вопросов, чем ответов, очень много. И я не думаю, что это хорошо, а втайне завидую тем, кто чист и свят убеждённостью кирзового сапога. Ну чтож, видимо, мне этого не дано. И если не будет сил идти за Христом, и даже ползти, то буду хотя бы лежать в ту сторону. Пока живой:)
Запись транслирована с http://firecutter.dreamwidth.org/196682.html. Там же можно и комментировать.
При моём паническом страхе воды - совсем не страшно. Я просто не думаю об этом, потому что разве можно думать о страхах в тот момент, когда готовишься ко встрече с Христом, пусть даже символической.
Потом переодевались под могучее пение хора и принимали первое в жизни Причастие. Рядом со мной в ряду стоял мальчик лет десяти и, когда подносили чашу с вином, я протянул было руку перед ним (почему-то подумалось, что ребёнку вино давать не будут - вот ведь голова у человека как работает!)
Потом была ещё одна проповедь. Я устал сидеть и склонил голову на спинку скамейки впереди меня. Служитель сделал мне замечание. Я объяснил ему, что у меня радикулит (незадолго до того дня прихватило, и боль ещё не совсем прошла). «Эх, молодёжь!» - проворчал дьякон и предложил обезболивающее. Я отказался - мне они не помогали, да и боль не сильная была, просто сидеть было неудобно.
В следующее воскресенье я принёс в церковь видеокассету и бабушка-оператор записала на неё крещальное богослужение. С этой кассетой я пошёл к соседке тёте Наде. Когда я перед новым годом похвастался ей, что буду принимать крещение, она всполошилась:
- Как же так! Баптисты - ведь это, говорят, какие-то изуверы, они детей в жертву приносят в подвалах церквей.
И быстренько сходила в комнату, принесла оттуда большой альбом с подклеенными вырезками из газет (деревенские жители старой закалки относились с пиететом к печатному слову) и нашла в нём нужные статьи, пожелтевшие, почти истлевшие, из газет шестидесятых годов.
- Ну неужели ж кому-то наговаривать на них нужно было?
- Конечно нужно. Ведь обещали последнего верующего через несколько лет показать, а они всё не вымирают, да не вымирают, да их больше становится.
- Ты думаешь?
- Тёть Надь, ты меня тридцать лет знаешь; как по-твоему, пойду я туда, где детей убивают? И тётю Зину знаешь столько же, разве она непорядочный человек?
- Да ты не пойдёшь точно. Но может быть, они это пока от тебя скрывают? А потом как припрут к стенке - и не отказаться будет. И Зину могли запугать. А может, женщины у них не участвуют. Ты им веришь, они, наверное, слова хорошие говорят, но вот как бы тебе не поступить опрометчиво...
Это нашу-то Зину чтоб напугать! Добрая тётя Надя искренне переживала за меня и боялась потенциальной опасности того, что меня втянут в круговую поруку на крови. Я тогда принёс из дома Библию с большими буквами, чтобы ей удобно было читать, и объяснил, откуда пошли эти слухи о жертвоприношениях. С тем, чтобы «предоставить тела наши в жертву благоугодную Богу для разумного служения» она совершенно согласилась. А когда принёс кассету с крещения, она её просмотрела внимательно и сказала: «Ну надо же!» А ведь говорят всё точно так же, как наш батюшка! Почему ж он их не любит?»
Выяснять у батюшки подоплёку нелюбви к баптистам я не стал: не был коротко знаком с ним. Потом прочёл на эту тему у Кураева и долго не знал, смеяться или плакать. Кассета затерялась, когда я переехал в город. Сразу с собой не взял (ехал на поезде, брал только две небольшие сумки, что мог в руках унести), а потом Андрей куда-то заиграл, и теперь, наверное, не восстановить. Я ведь и лиц тех, кто был тогда вместе со мной, уже не помню. Видел, помнится, через год одного парня, родом из Молдавии, да он меня не узнал. И ещё запомнил одну девушку - у неё сильный и красивый голос был, потом я видел её в хоре. Сейчас и её не узнаю, даже по голосу.
Хитрые баптисты все одиннадцать лет умудряются скрывать от меня время и место жертвоприношений. Кажется, нет в молитвенном доме уголка, где бы я не побывал за эти годы (а я и не в одном доме побывать успел), а всё никак не найду, где этот окровавленный топор и размочаленная плаха. Даже обидно иной раз:))
Наверное, нужно какими-то успехами похвастаться. Что покаял сорок тысяч человек, организовал пятьдесят домашних групп по изучению Слова и тыды и тыпы. К своему стыду скажу, что этого не произошло. Даже жена не уверовала. Да и сам не могу назвать себя этаким живым-бодрым. И даже тот факт, что многие, называющие себя так, не лучше живут, не утешает, а расстраивает. Оказывается, нас, таких вот неправильных христиан, у которых в жизни больше вопросов, чем ответов, очень много. И я не думаю, что это хорошо, а втайне завидую тем, кто чист и свят убеждённостью кирзового сапога. Ну чтож, видимо, мне этого не дано. И если не будет сил идти за Христом, и даже ползти, то буду хотя бы лежать в ту сторону. Пока живой:)
Запись транслирована с http://firecutter.dreamwidth.org/196682.html. Там же можно и комментировать.