Леон Розенфельд. Квантовая теория в 1929 году. Воспоминания о первой Копенгагенской конференции
/// Журнал "Природа" 1973 № 8
Леон Розенфельд, один из создателей квантовой физики, многолетний ассистент и друг Н. Бора, с которым он вместе разрабатывал проблемы квантовой электродинамики. Преподавал в крупнейших университетах Европы (Льеж, Брюссель, Цюрих, Утрехт, Гёттинген, Лейден, Манчестер, Копенгаген); действительный член и член-корреспондент многих академий; с 1955 г. - главный редактор журнала «Nuclear Physics». Автор ряда монографий, а также большого числа книг и статей по истории и философии физики.
Воспоминания Л. Розенфельда связаны с празднованием 50-летнего юбилея Института теоретической физики в Копенгагене. Этот институт называют институтом Нильса Бора - по имени его основателя и бессменного руководителя на протяжении 41 года, по имени человека, определявшего дух института и его роль в мировой физике. Сюда, в Копенгаген, приезжали учиться и работать физики многих стран. Здесь в 20-е годы возникал удивительный мир квантовых представлений, так непохожих на то, что знала до этого классическая физика.
Первая Копенгагенская конференция собралась в то время, когда основные положения квантовой механики были уже сформулированы. Но мы видим, что правильный анализ волновой функции еще продолжал быть искусством; роль спина электрона и его проявление не выяснены; большие трудности стояли на пути построения релятивистской квантовой механики. Сделаны только первые ходы в дискуссии Н. Бора и А. Эйнштейна о полноте и адекватности квантовомеханического описания.
Обсуждение научных вопросов будет, несомненно, интересно читателю. Но еще поучительнее та атмосфера радости творчества и открытий, которая царила на конференции и так прекрасно передана Л. Розенфельдом. С большой теплотой и юмором описаны увлеченность Бора, его гуманизм, лекторское «мастерство»; подчеркнута целеустремленность Г. Казимира, продолжающего вычисления во время киносеанса; мы присутствуем на «открытии» так называемого «эффекта Паули» - неизбежной поломки или аварии при посещении теоретиком В. Паули экспериментальной лаборатории.
Большинство участников конференции 1929 г. стали теперь классиками науки. Их имена широко известны. Не узкими специалистами, а людьми со всеми своими сильными и слабыми сторонами предстают они перед нами. В этом - вклад рассказа Л. Розенфельда в психологическую реконструкцию их образов, о которой так хорошо недавно написал Д. Данин.
Профессор В. М. Галицкий
Хотя в историческом плане первая Копенгагенская конференция в 1929 г. символизирует скорее окончание героического периода в жизни института, нежели зарождение его деятельности, начавшейся пятьдесят лет тому назад, тем не менее празднование юбилея не может не вызывать в памяти воспоминаний о той упоительной неделе, когда дух Копенгагена воспарил над взбаламученными водами, из которых только что родилась квантовая теория. События той конференции теперь представляются мне особенно величественными. А тогда я был всего-навсего новичок, и картина, которая запечатлелась в моем сознании, имеет ту живость, какая остается на всю жизнь от одного-единственного взгляда на захватывающе чудесный мир. Поэтому я, не колеблясь, буду воскрешать ее как свидетельство того умонастроения, с каким новое поколение принимало свою эстафету у пионеров создававшейся теории и устремлялось вперед, чтобы продолжать никогда не прекращавшийся поиск. Однажды я уже рассказывал о своих впечатлениях об этой знаменательной неделе в статье, озаглавленной «Мой дебют». Статья была написана весело, но правдиво, она передает характер царившей тогда атмосферы, и ей повезло быть напечатанной в «Журнале комической физики» выпуска 1945 г.; я не собираюсь вести настоящее повествование в более торжественном тоне и буду всякий раз цитировать предыдущую статью, как мне заблагорассудится.
Как почти всё замечательное в мире, идея о созыве конференции родилась совершенно случайно. По собственным словам Бора: «Мысль об этой конференции возникла потому, что несколько физиков, работавших здесь раньше, объявили о своем намерении посетить Копенгаген в пасхальные каникулы. Предполагалось также, что приедут Паули и Крамерс, поэтому складывались чрезвычайно благоприятные обстоятельства для интересных и поучительных дискуссий…».
Для отеческой позиции Бора было вполне естественно, что случайно совпадающий приезд отдельных членов семьи зародил в нем намерение собрать целиком все семейство. Конечно, всем приехать не удалось, но по крайней мере добрых человек двадцать из разных уголков Европы откликнулись на приглашение: из Кембриджа - старый друг Бора по манчестерским временам Дарвин; из Лейдена - другой близкий друг, великий мастер классической эры Эренфест вместе с одним из самых молодых своих студентов Казимиром; из Утрехта - первый соратник Бора Крамерс, который перед тем три года как уехал из Копенгагена, чтобы занять кафедру в Утрехте; из Цюриха приехал Паули, который со своим проницательным критическим умом уже тогда, как любил выражаться Бор, был «совестью физиков». Отозвалось несколько человек из Голландии, Германии и Скандинавии - те, кто в своей избранной области принимал деятельное участие в становлении атомной теории: Гаудсмит и Крониг, Хюккель, Фуес, Йордан, Гайтлер и Нордгейм, Росселанд, Хольтсмарк и Валлер. Мое собственное присутствие объяснялось тем, что незадолго до того я послал Бору письмо, в котором спрашивал, нельзя ли мне приехать поработать под его руководством; поэтому он относился ко мне как к ученику «в перспективе». В Копенгагене находились в те времена еще четыре иностранца, которые в палитру собравшейся ассамблеи добавили свежие краски собственной индивидуальности: Мотт - кембриджскую элегантность, Трумпи - норвежскую бодрость, китаец Чу - спокойную невозмутимость, а затмивший их Гамов - причудливую фантазию, которой благодаря ему повеяло на Западе. ... ...
[Читать полностью - pdf-zip]
________
Перевод с английского из «Nordita publications», № 387,
«Rhodos», Copenhagen, 1971
В. К. Игнатовича
Леон Розенфельд, один из создателей квантовой физики, многолетний ассистент и друг Н. Бора, с которым он вместе разрабатывал проблемы квантовой электродинамики. Преподавал в крупнейших университетах Европы (Льеж, Брюссель, Цюрих, Утрехт, Гёттинген, Лейден, Манчестер, Копенгаген); действительный член и член-корреспондент многих академий; с 1955 г. - главный редактор журнала «Nuclear Physics». Автор ряда монографий, а также большого числа книг и статей по истории и философии физики.
Воспоминания Л. Розенфельда связаны с празднованием 50-летнего юбилея Института теоретической физики в Копенгагене. Этот институт называют институтом Нильса Бора - по имени его основателя и бессменного руководителя на протяжении 41 года, по имени человека, определявшего дух института и его роль в мировой физике. Сюда, в Копенгаген, приезжали учиться и работать физики многих стран. Здесь в 20-е годы возникал удивительный мир квантовых представлений, так непохожих на то, что знала до этого классическая физика.
Первая Копенгагенская конференция собралась в то время, когда основные положения квантовой механики были уже сформулированы. Но мы видим, что правильный анализ волновой функции еще продолжал быть искусством; роль спина электрона и его проявление не выяснены; большие трудности стояли на пути построения релятивистской квантовой механики. Сделаны только первые ходы в дискуссии Н. Бора и А. Эйнштейна о полноте и адекватности квантовомеханического описания.
Обсуждение научных вопросов будет, несомненно, интересно читателю. Но еще поучительнее та атмосфера радости творчества и открытий, которая царила на конференции и так прекрасно передана Л. Розенфельдом. С большой теплотой и юмором описаны увлеченность Бора, его гуманизм, лекторское «мастерство»; подчеркнута целеустремленность Г. Казимира, продолжающего вычисления во время киносеанса; мы присутствуем на «открытии» так называемого «эффекта Паули» - неизбежной поломки или аварии при посещении теоретиком В. Паули экспериментальной лаборатории.
Большинство участников конференции 1929 г. стали теперь классиками науки. Их имена широко известны. Не узкими специалистами, а людьми со всеми своими сильными и слабыми сторонами предстают они перед нами. В этом - вклад рассказа Л. Розенфельда в психологическую реконструкцию их образов, о которой так хорошо недавно написал Д. Данин.
Профессор В. М. Галицкий
Хотя в историческом плане первая Копенгагенская конференция в 1929 г. символизирует скорее окончание героического периода в жизни института, нежели зарождение его деятельности, начавшейся пятьдесят лет тому назад, тем не менее празднование юбилея не может не вызывать в памяти воспоминаний о той упоительной неделе, когда дух Копенгагена воспарил над взбаламученными водами, из которых только что родилась квантовая теория. События той конференции теперь представляются мне особенно величественными. А тогда я был всего-навсего новичок, и картина, которая запечатлелась в моем сознании, имеет ту живость, какая остается на всю жизнь от одного-единственного взгляда на захватывающе чудесный мир. Поэтому я, не колеблясь, буду воскрешать ее как свидетельство того умонастроения, с каким новое поколение принимало свою эстафету у пионеров создававшейся теории и устремлялось вперед, чтобы продолжать никогда не прекращавшийся поиск. Однажды я уже рассказывал о своих впечатлениях об этой знаменательной неделе в статье, озаглавленной «Мой дебют». Статья была написана весело, но правдиво, она передает характер царившей тогда атмосферы, и ей повезло быть напечатанной в «Журнале комической физики» выпуска 1945 г.; я не собираюсь вести настоящее повествование в более торжественном тоне и буду всякий раз цитировать предыдущую статью, как мне заблагорассудится.
Как почти всё замечательное в мире, идея о созыве конференции родилась совершенно случайно. По собственным словам Бора: «Мысль об этой конференции возникла потому, что несколько физиков, работавших здесь раньше, объявили о своем намерении посетить Копенгаген в пасхальные каникулы. Предполагалось также, что приедут Паули и Крамерс, поэтому складывались чрезвычайно благоприятные обстоятельства для интересных и поучительных дискуссий…».
Для отеческой позиции Бора было вполне естественно, что случайно совпадающий приезд отдельных членов семьи зародил в нем намерение собрать целиком все семейство. Конечно, всем приехать не удалось, но по крайней мере добрых человек двадцать из разных уголков Европы откликнулись на приглашение: из Кембриджа - старый друг Бора по манчестерским временам Дарвин; из Лейдена - другой близкий друг, великий мастер классической эры Эренфест вместе с одним из самых молодых своих студентов Казимиром; из Утрехта - первый соратник Бора Крамерс, который перед тем три года как уехал из Копенгагена, чтобы занять кафедру в Утрехте; из Цюриха приехал Паули, который со своим проницательным критическим умом уже тогда, как любил выражаться Бор, был «совестью физиков». Отозвалось несколько человек из Голландии, Германии и Скандинавии - те, кто в своей избранной области принимал деятельное участие в становлении атомной теории: Гаудсмит и Крониг, Хюккель, Фуес, Йордан, Гайтлер и Нордгейм, Росселанд, Хольтсмарк и Валлер. Мое собственное присутствие объяснялось тем, что незадолго до того я послал Бору письмо, в котором спрашивал, нельзя ли мне приехать поработать под его руководством; поэтому он относился ко мне как к ученику «в перспективе». В Копенгагене находились в те времена еще четыре иностранца, которые в палитру собравшейся ассамблеи добавили свежие краски собственной индивидуальности: Мотт - кембриджскую элегантность, Трумпи - норвежскую бодрость, китаец Чу - спокойную невозмутимость, а затмивший их Гамов - причудливую фантазию, которой благодаря ему повеяло на Западе. ... ...
[Читать полностью - pdf-zip]
________
Перевод с английского из «Nordita publications», № 387,
«Rhodos», Copenhagen, 1971
В. К. Игнатовича