Вера Ветлина. Любимец Гёте
("На суше и на море", вып. 15, 1975, С. 275-282)
МНОГОЛИКОЕ «ДРЕВО»
Услышанное в разных местах, при несхожих обстоятельствах. Дома, от соседки:
- Что это вы крокодила-то завели? Теперь, небось, мусору не оберетесь.
На экскурсии в ботаническом саду:
- Это вот, товарищи, так называемый «цветок Гёте», ботаническое название - бриофиллюм. Происходит из тропиков, интересен как живородящее растение.
На южном базаре:
- А вот женьшень, комнатный женьшень! Помогает ото всех болезней. Давай налетай - недорого возьму!
В клинике:
- Я думаю, коллега, этому больному с незаживающей раной следует попробовать примочки соком каланхое. Вы знаете, фармакологи всё настойчивее рекомендуют его как весьма эффективное средство в подобных случаях.
Не удивительно ли, что «герой» всех этих высказываний - один и тот же? Вот он передо мной, греется у окна под солнечными лучами. Высокий, стройный, красивый.
Почему же тогда «крокодил»? Пожалуй, при некоторой доле воображения можно найти сходство. Самая верхняя, только еще раздвигающаяся пара длинных зубчатых листьев и впрямь напоминает раскрытую крокодилью пасть. Сходство дополняют извилистые ряды буроватых пятен на их нижней стороне. Издали они совсем как морщины и складки на зубастых челюстях. Снова смотрю на необычное деревцо. Нет, крокодилья пасть - совсем не главное в его облике. Оно привлекает к себе другим; гармоничной, благородной формой от устремленного вверх светло-зеленого гладкого стебля до удлиненных упругих листьев, скорее напоминающих крылья парящей птицы.
А главное, что делает это растение не похожим ни на какое другое, - тонкое зеленое кружево по краям листьев. Всё оно сплетено из крохотных растеньиц, прилепившихся к выемкам зубцов. Каждое с малюсенькими плотными листочками, еле видимым стебельком и даже белыми корешками-ниточками, которые свешиваются с материнского листа, словно примериваясь, где бы лучше приземлиться? Это «детки», причем каждая - точная модель материнского растения, выполненная в миниатюре. Сколько же таких «миниатюр» произвело на свет в общем-то не очень большое деревцо, стоящее у моего окна? Считаю и с трудом верю своему счету. Четыреста шестьдесят три! А на листочках многих «деток», давно сидящих на нижних материнских листьях, уже вылупились «внучки», безукоризненные копии «бабушки», только уж совсем микроскопические.
Необыкновенная пластичность и жизпенная сила редкостного растения поразили Иоганна Вольфганга Гёте. Один из образованнейших людей своего времени, жизнелюб и труженик, он прославил свое имя не только как автор бессмертного «Фауста» и других великих поэтических творений. Гёте был и разносторонним ученым-естествоиспытателем, внесшим много нового, прогрессивного в изучение природы, истолкование ее законов.
Среди научных увлечений Гёте особое место занимала ботаника. Он говорил, что царство растений бушует у него в груди. В тихом Веймаре, где он прожил полвека, поэт-натуралист изучал множество растений, от самых простых, которые собирал во время прогулок по окрестным лугам и рощам, до редчайших экзотов, завезенных из дальних стран. Растения повыносливее жили в его саду, прихотливые - в доме. Бесчисленные наблюдения, сопоставления и выводы он изложил в трактате «Опыт о метаморфозе растений», вышедшем в 1790 году, и в других трудах по ботанике.
Через восемь лет в философской лирике Гёте появилось стихотворение «Метаморфоза растения». Языком поэзии он говорит об удивительных и непрерывных превращениях, происходящих в жизни растения от пробуждения семени до созревания плода. Вот одна из заключительных строф:
... Каждое нынче растенье твердит о вечных законах,
Внятней и внятней с тобой каждый цветок говорит.
Если ж твой взор искушен в письменах священных богини,
Их ты признаешь везде и в измененных чертах…
Что общего между столь разными и по внешнему виду, и по назначению частями любого растения, как семядоли, листья, чашелистики, лепестки, тычинки и пестики? Теперь мы со школьных лет знаем, что все они - результат длившихся тысячелетиями превращений, метаморфоза одного и того же органа - листа. Тогда, в конце восемнадцатого столетия, это было неожиданным и смелым открытием Гёте. Он писал, что сходство различных органов растения, если оно выражает собой реальную трансформацию одного органа в другой, показывает, что такие органы у различных растений можно рассматривать как последовательные этапы эволюции. Это была одна из ступеней в подготовке эволюционной теории, впоследствии разработанной Чарлзом Дарвином.
Но открытие Гёте не было понято и принято современниками. И вот примерно через тридцать лет после выхода «Опыта о метаморфозе растений», когда Гёте уже перевалило за семьдесят, он узнал, что в Германию привезено из тропиков редкостное растение. Оно обладает удивительной способностью воспроизводить себя множеством «деток», вырастающих не только на листьях, но даже из кусочка листа, брошенного на землю.
Вот, вот оно еще одно, быть может, главное доказательство его научного открытия. Гёте спешит заполучить себе зеленое чудо, окружает его заботой и вниманием. Было установлено ботаническое название растения: бриофиллюм из семейства толстянковых, рода каланхое, насчитывающего больше ста видов.
До конца дней своих поэт-натуралист наблюдал и изучал растение, которое считал самым выдающимся примером метаморфоза. Оно стало любимцем Гёте, который называл бриофиллюм «пантеистическим древом».
Известно, что пантеизм представляет собой идеалистическое философское учение, отождествляющее бога с природой и рассматривающее природу как проявление божества. В XVI-XVII веках, когда началось бурное развитие естествознания и промышленности, толкавшее вперед и развитие философской мысли в сторону материализма, системы идеалистов, по выражению Энгельса, «…всё более и более наполнялись материалистическим содержанием, стремясь пантеистически примирить противоположность духа и материи». Гёте был сторонником этого, материалистического, направления пантеизма, рассматривавшего бога как совокупность законов природы. «Мне кажется, что я непосредственно вижу всё в одном и все из одного», - говорил он, глядя на необычное растение.
Поэт рассылал знакомым «деток» бриофиллюма в письмах. А в 1826 году, отправляя одной из приятельниц живородящий лист, сопроводил его такими стихами:
Что в Саксонии лишь только
Прорастет, на Майне бойко
В рост пойдет. В короткий срок
Почка пустит корешок.
Молодых растений строй
К солнцу тянется толпой.
В меру влаги и тепла,
И побегам нет числа.
Будет твой хорош уход -
Непременно зацветет.
ЗАГАДКИ СТРАННОГО «ЦВЕТКА»
Прошло полтора столетия с тех пор, как «пантеистическое древо» покорило сердце великого немецкого поэта-натуралиста. За это время некоторые виды каланхое прочно вошли в ряд комнатных растений, любимых многими. А «цветок Гёте», или «дерево Гёте», как в честь поэта стали называть бриофиллюм, почему-то до недавнего времени не привлекал к себе особого внимания. Может быть, из-за своенравного характера? Бриофиллюм любит загадывать загадки, а не всякий до них охотник. Сам Гёте, больше десятилетия пристально наблюдавший за своим любимцем, не смог узнать о нем всё. Любопытных и любознательных в наш век становится всё больше. Бриофиллюм свободнее входит в дома, хотя и теперь еще во многом остается незнакомцем. Общение с ним интересно. У одних оно порождает радости маленьких открытий, у других - всё новые вопросы и недоумения.
Письма любителей природы, обращенные к ботаникам и цветоводам, к химикам и врачам, идут в редакции журналов, научные институты. Почему, например, «цветок Гёте» так редко цветет (цветок ведь!), почему многие называют его комнатным женьшенем, а в одном справочнике он значится как «живучее дерево»?
Как и у многих, мое знакомство с «цветком Гёте» началось с бесконечных «почему». Впрочем, их остается достаточно и теперь, после нескольких лет знакомства.
Итак, «живучее дерево». Почему? Что оно «живородящее» - в этом убеждаешься сразу, лишь увидав на листьях хоровод «деток», а почему названо «живучим»? С необыкновенной выносливостью бриофиллюма мне впервые довелось познакомиться еще много лет назад. Путешествуя по Алтаю, на Горно-Алтайской опытной плодовой станции увидела незнакомое комнатное растение в кружеве «деток». Это был, как назвали ученые, бриофиллюм Дегремона. С разрешения взяла на всякий случай один лист. Путешествие продолжалось не одну неделю, лист, положенный в записную книжку, путешествовал тоже, а по возвращении в Москву за повседневной суетой был забыт. Лишь много времени спустя, перелистывая книжку, случайно обнаружила его. Лист, хотя и привянувший, был жив! Вскоре на влажной земле он дал всходы.
Позднее, когда мы дома занялись самодеятельным «укрощением» «цветка Гёте», было получено повое подтверждение его живучести,
В литературе, доступной неспециалистам, сведения о бриофиллюмах весьма скудны. Почти ничего не говорится об особенностях их роста и развития, о взаимодействии с окружающей средой, а проще говоря - о характере. Стали знакомиться методом проб и ошибок.
Началось с того, что бриофиллюм засыпал нас «детками». Положенная весной в горшочек с землей, крохотная розетка из первых двух пар плотных и круглых, как игрушечные монетки, листочков освоилась быстро. Уже через пять дней она прочно сидела на собственных корнях; через десять дней первые круглые листочки увеличились вдвое, а вверх потянулся стебелек, образуя все новые и новые, теперь уже зубчатые, листочки. На третьем месяце из основания зубчиков начали выглядывать десятки микроскопических «деток», а еще через полтора месяца бриофиллюм подготовил к самостоятельной жизни 136 «деток». Они сыпались на пол и подоконник, заселяли, не спросясь, соседние горшки, занятые другими растениями. Целое нашествие трогательно милых существ, которые разводились все больше и с которыми мы, после того как снабдили ими всех друзей и знакомых, просто не знали, что делать.
Потом появились новые заботы. Наш питомец рос не по дням, а по часам. Тянулся вверх стебель, взбирались по нему ступеньки листьев. Почему-то он не хотел ни ветвиться, как положено любому деревцу, ни цвести. Для ветвления садоводы обычно прищипывают или срезают верхушку стебля. Применяли прежде этот прием и мы. Убедились, что на упрямый «цветок» это не действует. И при срезанной верхушке он дает опять-таки один побег из пазухи листа и тянется вверх, оставаясь самим собой.
Надо было придумать что-то другое. Бриофиллюм продолжал расти, приближался верхушкой к переплету окна и в конце концов мог бы сломать себе «голову». Решили укоротить его прививкой, что тоже применяется часто. Срезали верхушку с несколькими парами листьев, удалили всю среднюю часть стебля, а верхушку привили надлежащим образом на свой собственный «пень», чтобы сильные материнские корни продолжали ее питать.
И опять потерпели неудачу. Упрямец не желал срастаться с собственным стеблем. Проходили недели, месяцы, знойное лето было на исходе. Чем жила все это время верхушка, лишенная собственных корней и не получавшая питания от материнского растения? Наконец в нижней части верхушки стали быстро прорастать из стебля упругие белые корешки. Листья увядали. Терпя голод и жажду, «цветок» не сдавался и на своем языке требовал то единственное, что было нужно ему.
Мы поняли, что деревцо не покорится и не уступит. Сняли бриофиллюм с пьедестала, оказавшегося чуждым, посадили в землю. Вскоре листья вновь налились соком, стали тугими и блестящими. Деревцо снова потянулось ступеньками листьев вверх. Вот когда проявились в полной мере и необыкновенная живучесть и непокорный характер любимца Гёте.
Почему бриофиллюм никак не хочет цвести? Занимал нас и такой вопрос. В шутливой поэтической «инструкции» Гёте говорится: «Будет твой хорош уход - непременно зацветет». У нас, казалось бы, неплохой уход, а цветения нет и нет.
Только почти через два года после посадки зацвел наш бриофиллюм, причем именно тогда, когда этого совсем нельзя было ждать. В самое глухое зимнее время, в конце декабря, вся верхушка деревца, достигавшего почти двухметровой высоты, покрылась шапкой из более чем двух сотен бутонов. Цветочные побеги помельче, но тоже со множеством бутонов, начали появляться и из пазух листьев почти по всему стеблю. Интересно, что за некоторое время до этого на листьях перестали появляться «детки».
Цветение было удивительным. Сначала расцвела верхушка, покрывшаяся сплошь трубчатыми сиреневато-кремовыми колокольчиками. Когда ее изящные цветки стали увядать, на смену им раскрылись колокольчики боковых побегов. Но и верхушка, оказывается, не отцвела. «Отдохнув», она снова выпустила новые сотни бутонов, расцветила растение новой волной.
Больше трех месяцев длилось пиршество цветения. И теперь, когда пишутся эти строки, все новые бутоны раскрываются, хотя и в меньшем количестве, рядом с отцветшими на отяжелевших кистях. В комнату не прилетит к цветку бабочка или пчела, не перенесет пыльцу, не произойдет опыления, а потому и семян может не быть. Всё же в стремлении оставить себя в потомстве и тысячами семян растение вновь и вновь мобилизует жизненные силы на цветение. В ущерб самому себе. Растение заметно постарело за это время, листья потускнели, нижние засохли совсем.
Часто думалось: что же будет дальше? Не станет ли цветение лебединой песней нашего питомца? Может быть, он, как и некоторые виды пальм, бамбука, агавы, цветет и плодоносит один раз в жизни, после чего погибает?
Но вот в последнее время бриофиллюм-ветеран удивил нас снова. Прямо из верхушек его отцветающих кистей начали быстро расти новые побеги, причем вполне готовые к самостоятельной жизни: с крепкими стеблями, с «детками» на молодых листьях и даже с собственными корнями. А рядом, у окна, живет тот полный сил молодой красавец в кружеве «деток», с которого начала я свой рассказ. Один из бесчисленных потомков нашего ветерана, несколько месяцев назад крохотной «деткой» упавший на землю и ставший теперь неузнаваемым.
Поистине неиссякаема твоя жизненная сила, любимец Гёте!
Наконец-то удалось узнать более или менее достоверно, где родина «цветка Гёте». Это Мадагаскар - далекий, почти сказочный остров в Индийском океане возле Африки. Кусок тверди, очень давно отколовшийся от материка и живущий с тех пор обособленно. Вероятно, поэтому там сохранился до наших дней особый мир разнообразных растений древней флоры, развивавшейся своим путем. Там природа создала и бриофиллюм - действительно уникальный растительный организм!
Но где именно? Многолик ландшафт Мадагаскара - это и тропические леса, полные экзотических деревьев; и просторные саванны с баобабами и тамариндами; это горные плато и долины многоводных рек; и иссушенные зноем полупустыни. Бриофиллюм обликом своим и характером подсказывает, в какой природной зоне, где искать его родной дом. Там, где жить особенно трудно, то есть в саванне или полупустыне, где при круглогодовой жаре периоды дождей сменяются засухами. Как и другие суккуленты, растения с мясистыми сочными листьями, бриофиллюм запасает в них за сезон дождей жизненно необходимый минимум влаги, который тратит с величайшей экономией. За многие тысячелетия эволюции он «воспитал» в себе аскетическую неприхотливость. А чтобы не только выжить, но и оставить потомство, в благоприятное время выпускает армию «деток», столь же выносливых, как и сам, а затем дополняет ее многотысячным десантом семян. Кто-нибудь да выживет!
Вероятно, суровыми условиями существования на родине объясняется и еще одна загадка бриофиллюма - загадка «комнатного женьшеня». Любители-цветоводы, выращивая «цветок Гёте», случайно стали обнаруживать его лечебные свойства. Одни заметили, что свежие размятые листья бриофиллюма хорошо лечат ожоги и обморожения. Другим удалось с их помощью избавиться от зубной боли. Третьи нашли, что сок мясистых листьев, если им смазывать слизистую оболочку носа, помогает при гриппе как дополнительное лечебное и профилактическое средство. На собственном опыте и опыте близких я убедилась: нет лучшего и более быстродействующего средства для заживления свежих ранок, порезов, лечения воспалений кожи, чем сок бриофиллюма. Предполагают, что он целителен и при некоторых заболеваниях желудка.
Растение-лекарь… Рыночные знахари насторожились. Может, пойдет как новейшее снадобье от любых недугов? «Дельцы» сориентировались на созвучный времени лад: «комнатный женьшень»! Ведь многие люди видят в «корне жизни», целебные свойства которого до сих пор еще окончательно не изучены, панацею от всех болезней. И вот в Кисловодске, Запорожье, других южных городах уже летит над базарами: «А вот женьшень, комнатный женьшень!» Доверчивые люди, готовые ради исцеления ухватиться за любое средство, как утопающий - за соломинку, прислушиваются, и идут нарасхват «детки» бриофиллюма, благо сотнями растит их каждое щедрое деревцо.
Бриофиллюм, конечно, не панацея от всех недугов. Таких средств не бывает, и «коммерция» шарлатанов может принести лишь вред. Но растение это, несомненно, обладает лечебными свойствами, и оно заинтересовало ученых. Началось лабораторное изучение и клинические испытания сока, которые принесли обнадеживающие результаты. Министерство здравоохранения СССР официально разрешило применять сок и мази одного из видов каланхое для лечения длительно не заживающих ран и язв, ожогов и пролежней. Разумеется, не самодеятельно, а лишь по назначению врача.
Думается, «цветок Гёте» рассказал о себе еще далеко не всё. Знакомство с ним широкого круга любителей и специалистов продолжается. И мы, несомненно, станем свидетелями новых открытий. ■
OCR: fir-vst, 2016
МНОГОЛИКОЕ «ДРЕВО»
Услышанное в разных местах, при несхожих обстоятельствах. Дома, от соседки:
- Что это вы крокодила-то завели? Теперь, небось, мусору не оберетесь.
На экскурсии в ботаническом саду:
- Это вот, товарищи, так называемый «цветок Гёте», ботаническое название - бриофиллюм. Происходит из тропиков, интересен как живородящее растение.
На южном базаре:
- А вот женьшень, комнатный женьшень! Помогает ото всех болезней. Давай налетай - недорого возьму!
В клинике:
- Я думаю, коллега, этому больному с незаживающей раной следует попробовать примочки соком каланхое. Вы знаете, фармакологи всё настойчивее рекомендуют его как весьма эффективное средство в подобных случаях.
Не удивительно ли, что «герой» всех этих высказываний - один и тот же? Вот он передо мной, греется у окна под солнечными лучами. Высокий, стройный, красивый.
Почему же тогда «крокодил»? Пожалуй, при некоторой доле воображения можно найти сходство. Самая верхняя, только еще раздвигающаяся пара длинных зубчатых листьев и впрямь напоминает раскрытую крокодилью пасть. Сходство дополняют извилистые ряды буроватых пятен на их нижней стороне. Издали они совсем как морщины и складки на зубастых челюстях. Снова смотрю на необычное деревцо. Нет, крокодилья пасть - совсем не главное в его облике. Оно привлекает к себе другим; гармоничной, благородной формой от устремленного вверх светло-зеленого гладкого стебля до удлиненных упругих листьев, скорее напоминающих крылья парящей птицы.
А главное, что делает это растение не похожим ни на какое другое, - тонкое зеленое кружево по краям листьев. Всё оно сплетено из крохотных растеньиц, прилепившихся к выемкам зубцов. Каждое с малюсенькими плотными листочками, еле видимым стебельком и даже белыми корешками-ниточками, которые свешиваются с материнского листа, словно примериваясь, где бы лучше приземлиться? Это «детки», причем каждая - точная модель материнского растения, выполненная в миниатюре. Сколько же таких «миниатюр» произвело на свет в общем-то не очень большое деревцо, стоящее у моего окна? Считаю и с трудом верю своему счету. Четыреста шестьдесят три! А на листочках многих «деток», давно сидящих на нижних материнских листьях, уже вылупились «внучки», безукоризненные копии «бабушки», только уж совсем микроскопические.
Необыкновенная пластичность и жизпенная сила редкостного растения поразили Иоганна Вольфганга Гёте. Один из образованнейших людей своего времени, жизнелюб и труженик, он прославил свое имя не только как автор бессмертного «Фауста» и других великих поэтических творений. Гёте был и разносторонним ученым-естествоиспытателем, внесшим много нового, прогрессивного в изучение природы, истолкование ее законов.
Среди научных увлечений Гёте особое место занимала ботаника. Он говорил, что царство растений бушует у него в груди. В тихом Веймаре, где он прожил полвека, поэт-натуралист изучал множество растений, от самых простых, которые собирал во время прогулок по окрестным лугам и рощам, до редчайших экзотов, завезенных из дальних стран. Растения повыносливее жили в его саду, прихотливые - в доме. Бесчисленные наблюдения, сопоставления и выводы он изложил в трактате «Опыт о метаморфозе растений», вышедшем в 1790 году, и в других трудах по ботанике.
Через восемь лет в философской лирике Гёте появилось стихотворение «Метаморфоза растения». Языком поэзии он говорит об удивительных и непрерывных превращениях, происходящих в жизни растения от пробуждения семени до созревания плода. Вот одна из заключительных строф:
... Каждое нынче растенье твердит о вечных законах,
Внятней и внятней с тобой каждый цветок говорит.
Если ж твой взор искушен в письменах священных богини,
Их ты признаешь везде и в измененных чертах…
Что общего между столь разными и по внешнему виду, и по назначению частями любого растения, как семядоли, листья, чашелистики, лепестки, тычинки и пестики? Теперь мы со школьных лет знаем, что все они - результат длившихся тысячелетиями превращений, метаморфоза одного и того же органа - листа. Тогда, в конце восемнадцатого столетия, это было неожиданным и смелым открытием Гёте. Он писал, что сходство различных органов растения, если оно выражает собой реальную трансформацию одного органа в другой, показывает, что такие органы у различных растений можно рассматривать как последовательные этапы эволюции. Это была одна из ступеней в подготовке эволюционной теории, впоследствии разработанной Чарлзом Дарвином.
Но открытие Гёте не было понято и принято современниками. И вот примерно через тридцать лет после выхода «Опыта о метаморфозе растений», когда Гёте уже перевалило за семьдесят, он узнал, что в Германию привезено из тропиков редкостное растение. Оно обладает удивительной способностью воспроизводить себя множеством «деток», вырастающих не только на листьях, но даже из кусочка листа, брошенного на землю.
Вот, вот оно еще одно, быть может, главное доказательство его научного открытия. Гёте спешит заполучить себе зеленое чудо, окружает его заботой и вниманием. Было установлено ботаническое название растения: бриофиллюм из семейства толстянковых, рода каланхое, насчитывающего больше ста видов.
До конца дней своих поэт-натуралист наблюдал и изучал растение, которое считал самым выдающимся примером метаморфоза. Оно стало любимцем Гёте, который называл бриофиллюм «пантеистическим древом».
Известно, что пантеизм представляет собой идеалистическое философское учение, отождествляющее бога с природой и рассматривающее природу как проявление божества. В XVI-XVII веках, когда началось бурное развитие естествознания и промышленности, толкавшее вперед и развитие философской мысли в сторону материализма, системы идеалистов, по выражению Энгельса, «…всё более и более наполнялись материалистическим содержанием, стремясь пантеистически примирить противоположность духа и материи». Гёте был сторонником этого, материалистического, направления пантеизма, рассматривавшего бога как совокупность законов природы. «Мне кажется, что я непосредственно вижу всё в одном и все из одного», - говорил он, глядя на необычное растение.
Поэт рассылал знакомым «деток» бриофиллюма в письмах. А в 1826 году, отправляя одной из приятельниц живородящий лист, сопроводил его такими стихами:
Что в Саксонии лишь только
Прорастет, на Майне бойко
В рост пойдет. В короткий срок
Почка пустит корешок.
Молодых растений строй
К солнцу тянется толпой.
В меру влаги и тепла,
И побегам нет числа.
Будет твой хорош уход -
Непременно зацветет.
ЗАГАДКИ СТРАННОГО «ЦВЕТКА»
Прошло полтора столетия с тех пор, как «пантеистическое древо» покорило сердце великого немецкого поэта-натуралиста. За это время некоторые виды каланхое прочно вошли в ряд комнатных растений, любимых многими. А «цветок Гёте», или «дерево Гёте», как в честь поэта стали называть бриофиллюм, почему-то до недавнего времени не привлекал к себе особого внимания. Может быть, из-за своенравного характера? Бриофиллюм любит загадывать загадки, а не всякий до них охотник. Сам Гёте, больше десятилетия пристально наблюдавший за своим любимцем, не смог узнать о нем всё. Любопытных и любознательных в наш век становится всё больше. Бриофиллюм свободнее входит в дома, хотя и теперь еще во многом остается незнакомцем. Общение с ним интересно. У одних оно порождает радости маленьких открытий, у других - всё новые вопросы и недоумения.
Письма любителей природы, обращенные к ботаникам и цветоводам, к химикам и врачам, идут в редакции журналов, научные институты. Почему, например, «цветок Гёте» так редко цветет (цветок ведь!), почему многие называют его комнатным женьшенем, а в одном справочнике он значится как «живучее дерево»?
Как и у многих, мое знакомство с «цветком Гёте» началось с бесконечных «почему». Впрочем, их остается достаточно и теперь, после нескольких лет знакомства.
Итак, «живучее дерево». Почему? Что оно «живородящее» - в этом убеждаешься сразу, лишь увидав на листьях хоровод «деток», а почему названо «живучим»? С необыкновенной выносливостью бриофиллюма мне впервые довелось познакомиться еще много лет назад. Путешествуя по Алтаю, на Горно-Алтайской опытной плодовой станции увидела незнакомое комнатное растение в кружеве «деток». Это был, как назвали ученые, бриофиллюм Дегремона. С разрешения взяла на всякий случай один лист. Путешествие продолжалось не одну неделю, лист, положенный в записную книжку, путешествовал тоже, а по возвращении в Москву за повседневной суетой был забыт. Лишь много времени спустя, перелистывая книжку, случайно обнаружила его. Лист, хотя и привянувший, был жив! Вскоре на влажной земле он дал всходы.
Позднее, когда мы дома занялись самодеятельным «укрощением» «цветка Гёте», было получено повое подтверждение его живучести,
В литературе, доступной неспециалистам, сведения о бриофиллюмах весьма скудны. Почти ничего не говорится об особенностях их роста и развития, о взаимодействии с окружающей средой, а проще говоря - о характере. Стали знакомиться методом проб и ошибок.
Началось с того, что бриофиллюм засыпал нас «детками». Положенная весной в горшочек с землей, крохотная розетка из первых двух пар плотных и круглых, как игрушечные монетки, листочков освоилась быстро. Уже через пять дней она прочно сидела на собственных корнях; через десять дней первые круглые листочки увеличились вдвое, а вверх потянулся стебелек, образуя все новые и новые, теперь уже зубчатые, листочки. На третьем месяце из основания зубчиков начали выглядывать десятки микроскопических «деток», а еще через полтора месяца бриофиллюм подготовил к самостоятельной жизни 136 «деток». Они сыпались на пол и подоконник, заселяли, не спросясь, соседние горшки, занятые другими растениями. Целое нашествие трогательно милых существ, которые разводились все больше и с которыми мы, после того как снабдили ими всех друзей и знакомых, просто не знали, что делать.
Потом появились новые заботы. Наш питомец рос не по дням, а по часам. Тянулся вверх стебель, взбирались по нему ступеньки листьев. Почему-то он не хотел ни ветвиться, как положено любому деревцу, ни цвести. Для ветвления садоводы обычно прищипывают или срезают верхушку стебля. Применяли прежде этот прием и мы. Убедились, что на упрямый «цветок» это не действует. И при срезанной верхушке он дает опять-таки один побег из пазухи листа и тянется вверх, оставаясь самим собой.
Надо было придумать что-то другое. Бриофиллюм продолжал расти, приближался верхушкой к переплету окна и в конце концов мог бы сломать себе «голову». Решили укоротить его прививкой, что тоже применяется часто. Срезали верхушку с несколькими парами листьев, удалили всю среднюю часть стебля, а верхушку привили надлежащим образом на свой собственный «пень», чтобы сильные материнские корни продолжали ее питать.
И опять потерпели неудачу. Упрямец не желал срастаться с собственным стеблем. Проходили недели, месяцы, знойное лето было на исходе. Чем жила все это время верхушка, лишенная собственных корней и не получавшая питания от материнского растения? Наконец в нижней части верхушки стали быстро прорастать из стебля упругие белые корешки. Листья увядали. Терпя голод и жажду, «цветок» не сдавался и на своем языке требовал то единственное, что было нужно ему.
Мы поняли, что деревцо не покорится и не уступит. Сняли бриофиллюм с пьедестала, оказавшегося чуждым, посадили в землю. Вскоре листья вновь налились соком, стали тугими и блестящими. Деревцо снова потянулось ступеньками листьев вверх. Вот когда проявились в полной мере и необыкновенная живучесть и непокорный характер любимца Гёте.
Почему бриофиллюм никак не хочет цвести? Занимал нас и такой вопрос. В шутливой поэтической «инструкции» Гёте говорится: «Будет твой хорош уход - непременно зацветет». У нас, казалось бы, неплохой уход, а цветения нет и нет.
Только почти через два года после посадки зацвел наш бриофиллюм, причем именно тогда, когда этого совсем нельзя было ждать. В самое глухое зимнее время, в конце декабря, вся верхушка деревца, достигавшего почти двухметровой высоты, покрылась шапкой из более чем двух сотен бутонов. Цветочные побеги помельче, но тоже со множеством бутонов, начали появляться и из пазух листьев почти по всему стеблю. Интересно, что за некоторое время до этого на листьях перестали появляться «детки».
Цветение было удивительным. Сначала расцвела верхушка, покрывшаяся сплошь трубчатыми сиреневато-кремовыми колокольчиками. Когда ее изящные цветки стали увядать, на смену им раскрылись колокольчики боковых побегов. Но и верхушка, оказывается, не отцвела. «Отдохнув», она снова выпустила новые сотни бутонов, расцветила растение новой волной.
Больше трех месяцев длилось пиршество цветения. И теперь, когда пишутся эти строки, все новые бутоны раскрываются, хотя и в меньшем количестве, рядом с отцветшими на отяжелевших кистях. В комнату не прилетит к цветку бабочка или пчела, не перенесет пыльцу, не произойдет опыления, а потому и семян может не быть. Всё же в стремлении оставить себя в потомстве и тысячами семян растение вновь и вновь мобилизует жизненные силы на цветение. В ущерб самому себе. Растение заметно постарело за это время, листья потускнели, нижние засохли совсем.
Часто думалось: что же будет дальше? Не станет ли цветение лебединой песней нашего питомца? Может быть, он, как и некоторые виды пальм, бамбука, агавы, цветет и плодоносит один раз в жизни, после чего погибает?
Но вот в последнее время бриофиллюм-ветеран удивил нас снова. Прямо из верхушек его отцветающих кистей начали быстро расти новые побеги, причем вполне готовые к самостоятельной жизни: с крепкими стеблями, с «детками» на молодых листьях и даже с собственными корнями. А рядом, у окна, живет тот полный сил молодой красавец в кружеве «деток», с которого начала я свой рассказ. Один из бесчисленных потомков нашего ветерана, несколько месяцев назад крохотной «деткой» упавший на землю и ставший теперь неузнаваемым.
Поистине неиссякаема твоя жизненная сила, любимец Гёте!
Наконец-то удалось узнать более или менее достоверно, где родина «цветка Гёте». Это Мадагаскар - далекий, почти сказочный остров в Индийском океане возле Африки. Кусок тверди, очень давно отколовшийся от материка и живущий с тех пор обособленно. Вероятно, поэтому там сохранился до наших дней особый мир разнообразных растений древней флоры, развивавшейся своим путем. Там природа создала и бриофиллюм - действительно уникальный растительный организм!
Но где именно? Многолик ландшафт Мадагаскара - это и тропические леса, полные экзотических деревьев; и просторные саванны с баобабами и тамариндами; это горные плато и долины многоводных рек; и иссушенные зноем полупустыни. Бриофиллюм обликом своим и характером подсказывает, в какой природной зоне, где искать его родной дом. Там, где жить особенно трудно, то есть в саванне или полупустыне, где при круглогодовой жаре периоды дождей сменяются засухами. Как и другие суккуленты, растения с мясистыми сочными листьями, бриофиллюм запасает в них за сезон дождей жизненно необходимый минимум влаги, который тратит с величайшей экономией. За многие тысячелетия эволюции он «воспитал» в себе аскетическую неприхотливость. А чтобы не только выжить, но и оставить потомство, в благоприятное время выпускает армию «деток», столь же выносливых, как и сам, а затем дополняет ее многотысячным десантом семян. Кто-нибудь да выживет!
Вероятно, суровыми условиями существования на родине объясняется и еще одна загадка бриофиллюма - загадка «комнатного женьшеня». Любители-цветоводы, выращивая «цветок Гёте», случайно стали обнаруживать его лечебные свойства. Одни заметили, что свежие размятые листья бриофиллюма хорошо лечат ожоги и обморожения. Другим удалось с их помощью избавиться от зубной боли. Третьи нашли, что сок мясистых листьев, если им смазывать слизистую оболочку носа, помогает при гриппе как дополнительное лечебное и профилактическое средство. На собственном опыте и опыте близких я убедилась: нет лучшего и более быстродействующего средства для заживления свежих ранок, порезов, лечения воспалений кожи, чем сок бриофиллюма. Предполагают, что он целителен и при некоторых заболеваниях желудка.
Растение-лекарь… Рыночные знахари насторожились. Может, пойдет как новейшее снадобье от любых недугов? «Дельцы» сориентировались на созвучный времени лад: «комнатный женьшень»! Ведь многие люди видят в «корне жизни», целебные свойства которого до сих пор еще окончательно не изучены, панацею от всех болезней. И вот в Кисловодске, Запорожье, других южных городах уже летит над базарами: «А вот женьшень, комнатный женьшень!» Доверчивые люди, готовые ради исцеления ухватиться за любое средство, как утопающий - за соломинку, прислушиваются, и идут нарасхват «детки» бриофиллюма, благо сотнями растит их каждое щедрое деревцо.
Бриофиллюм, конечно, не панацея от всех недугов. Таких средств не бывает, и «коммерция» шарлатанов может принести лишь вред. Но растение это, несомненно, обладает лечебными свойствами, и оно заинтересовало ученых. Началось лабораторное изучение и клинические испытания сока, которые принесли обнадеживающие результаты. Министерство здравоохранения СССР официально разрешило применять сок и мази одного из видов каланхое для лечения длительно не заживающих ран и язв, ожогов и пролежней. Разумеется, не самодеятельно, а лишь по назначению врача.
Думается, «цветок Гёте» рассказал о себе еще далеко не всё. Знакомство с ним широкого круга любителей и специалистов продолжается. И мы, несомненно, станем свидетелями новых открытий. ■
OCR: fir-vst, 2016