Кэрол Пэйтман «Сексуальный договор» - Глава 1 «Заключение договора» (часть 1)
Перевод: Ася Мироненко, Таис Кострицкая
Редакция: Светлана Куприн
Источник: Радфем цитатник
Всевозможные легенды являются основным способом, которым люди пытаются осмыслить себя и свой социальный мир. Наиболее известную и влиятельную политическую легенду современности можно найти в трудах теоретиков социального договора. Легенда, или гипотетическая история, рассказывает, как новое гражданское общество и новая форма политического права создавалась посредством первоначального договора. Объяснение того, как связаны власть государства и гражданское право, а также легитимности современного гражданского правительства, можно увидеть, если взглянуть на наше общество через призму социального договора. Вероятно, идея первоначального договора и теории контрактов в более общем смысле, идея, утверждающая, что свободные общественные отношения принимают договорную форму, привлекательна сейчас более чем в любое другое время, начиная с XVII и XVIII веков, когда классические писатели рассказывали свои истории. Но сегодня, неизменно рассказывают лишь половину истории. Мы постоянно слышим об общественном договоре, о сексуальном договоре, однако, хранят гробовое молчание.
Первоначальный договор является общественно-сексуальным пактом, но часть истории, касающаяся сексуального договора была вытеснена. Обычно научные работы на тему теории общественного договора не рассказывают историю полностью, и современные теоретики общественного договора не дают никаких намеков на то, что половина соглашения отсутствует. История сексуального договора также касается генезиса политического права, и объясняет, почему осуществление права является законным, но кроме того, это история о политическом праве как о патриархатном праве, или половом секс-праве, о власти, которую мужчины осуществляют над женщинами. Недостающая часть истории рассказывает, как была установлена характерная для современности форма патриархата. Новое гражданское общество, созданное посредством первоначального договора, является патриархатным социальным порядком.
Теорию социального контракта традиционно преподносят как историю о свободе. В одной интерпретации первоначального договора люди, находящиеся в естественном состоянии, обменивают ненадежность естественной свободы на эквивалент гражданской свободы, которую охраняет государство. В гражданском обществе свобода универсальна; все взрослые имеют равный гражданский статус и могут осуществлять свою свободу, как бы повторяя первоначальный договор, когда, например, они заключают трудовой договор или брачный договор. В другой интерпретации, которая принимает во внимание гипотетическую историю о естественном состоянии, рассказанную в классических текстах, свободу завоевывают сыновья, отбрасывая свое естественное подчинение отцам и заменяя отеческое правление на гражданское правительство. Политическое право как отцовское право несовместим о с современным гражданским обществом. В этой версии истории, гражданское общество создается посредством первоначального договора, после того как отцовское правление - или патриархат - свергнут. Новый гражданский порядок, поэтому, видится анти-патриархатным или пост-патриархатным. Гражданское общество создается посредством договора, таким образом, договор и патриархат кажутся абсолютно противоположными друг другу.
В этих привычных прочтениях классических историй не упоминается о том, что на кон поставлено нечто гораздо большее, чем свобода. Господство мужчин над женщинами и право мужчин на равный сексуальный доступ к женщинам, вот предмет первоначального договора. Общественные договор - это история о свободе, сексуальный договор - это история о подчинении. Первоначальный договор создает как свободу, так и господство. Мужская свобода и женское подчинение создаются посредством первоначального договора - и характер гражданской свободы не может быть понят без недостающей половины истории, которая показывает, как патриархатное право мужчин над женщинами устанавливается посредством договора. Гражданская свобода не универсальна. Гражданская свобода - это мужской атрибут и зависит от патриархатного права. Сыновья свергли правление отцов не только чтобы получить свободу, но и чтобы обеспечить себя женщинами. Летописью их успеха в этом деле является история сексуального договора. Первоначальный договор является сексуальным, так же как и социальным договором: сексуальным, в смысле - патриархатным - то есть, устанавливающим политическое право мужчин над женщинами - а также, сексуальным в смысле устанавливающим упорядоченный доступ мужчин к женским телам. Первоначальный договор создает то, что я буду называть, следуя Эдриенн Рич, «законом мужского сексуального права» [1]. Договор вовсе не противоположен патриархату; договор - это способ, посредством которого устанавливается современный патриархат.
Одна из причин, почему политические теоретики так редко замечают, что половина истории первоначального договора отсутствует, или что гражданское общество является патриархатным - та, что «патриархат» обычно интерпретируют как власть отцов (в буквальном смысле). Так например, стандартное прочтение теоретической битвы XVII века между сторонниками патриархата и теоретиками общественного договора, предполагает, что патриархат основывается только на отцовской власти. Сэр Роберт Филмер утверждал, что политическая власть была отцовской властью, и что производительная сила отца была источником политического права. Локк и его коллеги, теоретики общественного договора, утверждали, что отцовская и политическая власти не тождественны, и что источником политического права был договор. На этом этапе победили теоретики общественного договора; стандартная интерпретация получила твердое основание, настолько, насколько это возможно. Но, повторю еще раз, в этой истории недостает ключевой части. Она упускает из виду истинное происхождение политического права; не существует истории, рассказывающей о его происхождении (я попытаюсь исправить это упущение в главе 4). Политическое право берет свое начало в сексуальном праве или супружеском праве. Отцовское право не единственное измерение патриархатной власти. Власть мужчины как отца возникает после того, как он осуществил патриархатное право мужчины (мужа) над женщиной (женой). Теоретики социального договора не имели намерения оспаривать первоначальное патриархатное право в своей атаке на отцовские права, напротив, они включили супружеские права в свои теории и, таким образом, трансформировали закон мужского сексуального права в его современную договорную форму. Патриархат давно перестал быть отцовским. Современное гражданское общество не структурировано родством и властью отцов; в современном мире, женщины подчинены мужчинам как мужчинам, или мужчинам как фратрии. Первоначальный контракт возникает после политического поражения отца и создает современный фратриальный патриархат.
Другая причина, по которой замалчивается история сексуального договора, заключается в том, что традиционные подходы к классическим текстам, будь то мейнстримные политические теоретики или их социалистические критики, дают искаженную картину отличительной черты гражданского общества, созданного посредством первоначального договора. Патриархатное гражданское общество разделено на две сферы, но внимание направлено только на одну. История общественного договора рассматривается как рассказ о создании публичной сферы гражданской свободы. Другая, частная сфера не рассматривается как политически значимая. Брак и брачный договор, следовательно, также считаются политически мало значимыми. Игнорировать брачный договор - значит игнорировать половину первоначального договора. В классических текстах, на чем я позже остановлюсь более подробно, сексуальный договор заменен брачным договором. Эта замена создает трудности в восстановлении и изложении утраченной истории. Запросто может сложиться впечатление, что сексуальный договор и общественный договор - два отдельных, хотя и связанных между собой договора, и что сексуальный договор касается исключительно частной сферы. Таким образом представляется, что патриархат не имеет никакого отношения к публичной сфере. Но это не так, напротив, патриархатное право распространяется на все гражданское общество. Трудовой договор и (как я это называю) проституирующий договор , оба заключаемые в публичной сфере, на капиталистическом рынке, отстаивают права мужчин так же надежно, как и брачный договор. Две сферы гражданского общества являются одновременно отдельными и неразделимыми. Публичная сфера не может быть полностью осмыслена в отсутствие частной сферы, и аналогично, смысл первоначального договора невозможно верно истолковать без обеих, взаимозависимых и взаимообусловленных, половин истории. Гражданская свобода зависит от патриархатного права.
Мой интерес к сексуальному договору связан в первую очередь не с интерпретацией текстов, хотя классические работы по теории социального договора часто фигурируют в моем анализе. Я воскрешаю историю для того, чтобы пролить свет на современную структуру основных социальных институтов в Великобритании, Австралии и Соединенных Штатах - обществах, которые, как нам говорят, можно рассматривать как созданные социальным договором. Патриархатный характер этих обществ может быть выявлен через полную историю первоначального договора; они имеют достаточно сходства в историческом и культурном плане, чтобы их можно было описать одной и той же историей (и многие из моих общих соображений будут также актуальны для других развитых стран Запада). Отличие патриархатной власти от других форм господства, в конце двадцатого века становится гораздо яснее, когда мы извлекаем на свет сексуальный договор. Связь между патриархатом и договором была мало изучена, даже феминистками, несмотря на то, что в современном гражданском обществе критически важные институты сформированы и поддерживаются за счет договора.
Отношения между работником и работодателем являются договорными, а для многих теоретиков общественного договора, образцом договора является трудовой договор. Брак также начинается с договора. Феминистки уделили очень много внимания брачному договору, но их исследования и деятельность были в основном проигнорированы, даже большинством социалистических критиков теории договора и трудового договора, от которых можно было бы ожидать большего интереса к феминистским аргументам. (Необходимо отметить, что я использую слово «социалист» очень широко, включая марксистов, социал-демократов, анархистов и т. д.) Кроме брачного и трудового договоров, я рассмотрю договор между проституткой и клиентом, а также затрону договор о гражданском рабстве (или точнее, о чем пойдет речь в главе 3, его следует назвать договор гражданского раба). В конце 7 главы, я рассмотрю более позднее нововведение, так называемый договор суррогатного материнства. Этот договор регулируется или запрещен законом, и я коснусь правового положения сторон договора в различных пунктах моего анализа. Однако, я не пишу о договорном праве. Меня интересует договор как принцип социального объединения и одно из самых важных средств формирования социальных отношений, таких как отношения между мужем и женой или капиталистом и рабочим. Я не рассматриваю собственность в том смысле, в каком ее обычно рассматривают рассуждая о теории договора. Сторонники и критики теории договора, как правило, концентрируются на имуществе, либо на материальных благах, таких как земля и капитал, или прибыль (от имущества) которыми люди пользуются в рамках гражданской свободы. Предметом всех договоров, которые я изучаю, является очень специфический тип собственности, а именно, право собственности людей на самих себя.
Знание истории сексуального договора помогает понять, почему вокруг договоров в которых участвуют женщины возникают уникальные проблемы. Эти проблемы никогда не упоминаются в большинстве работ классических или современных теоретиков договора. Феминистки указывали на особенности брачного договора в течение по меньшей мере полутора столетий, но безуспешно. Стандартные комментарии к классическим описаниям первоначального договора обычно не упоминают, что женщины исключены из него. Первоначальный договор мужчины заключили между собой. Понятие естественного состояния используется для объяснения того, почему, учитывая характерные признаки первобытных людей, заключение первоначального договора является рациональным актом. Ключевой аспект, который обычно упускают, состоит в том, что население разделено по полу, и для всех представителей классической теории договора (кроме Гоббса) различие в рациональности проистекает из природных половых различий. Комментарии к оригинальным текстам затушевывают тот факт, что классики договорной теории конструируют патриархатное понятие мужественности и женственности, того, что значит быть мужчинами и женщинами. Только мужчины наделены качествами и возможностями необходимыми для заключения договоров, главным из которых является право владения собственностью; иными словами, только мужчины являются «индивидами».
В естественном состоянии «все мужчины рождаются свободными» и равными друг другу; они - «индивиды». Это допущение договорной теории порождает фундаментальную проблему: как при таком положении вещей власть одного мужчины над другим может быть легитимной, как может существовать политическое право? Можно дать только один ответ не опровергающий изначальное предположение о свободе и равенстве. Отношения должны возникать в результате соглашения и по причинам, которые я подробно рассмотрю в 3 главе, договор рассматривается как парадигма свободного соглашения. Но женщины не рождаются свободными; женщины не обладают естественной свободой. Классические изображения естественного состояния к тому же содержат отношения господства - подчинения между мужчинами и женщинами. За исключением Гоббса, классики договорной теории заявляют, что женщины от природы лишены качеств и возможностей «индивидов». Половое различие - это политическое различие; половое различие - это различие между свободой и подчинением. Женщины не являются участницами первоначального договора, посредством которого мужчины обменивают свою естественную свободу на безопасность гражданского общества. Женщины - объекты этого договора. (Сексуальный) договор - средство, с помощью которого мужчины обменивают свое естественное право на женщин на безопасность гражданского патриархатного права. Но если женщины не участвуют в первоначальном договоре, если они не могут участвовать, почему тогда теоретики классической договорной концепции (снова за исключением Гоббса) сделали брак и брачный договор частью естественного состояния? Как могут существа, неспособные к заключению контрактов, допускаться тем не менее к заключению брачного договора? Более того, почему все классики договорной теории (включая Гоббса) настаивают, что в гражданском обществе женщины не только могут, но и должны вступать в брак?
Конструирование различия между полами как различия между свободой и подчинением не просто центральное в известной политической истории. Устройство нашего общества и наша повседневная жизнь заключают в себе патриархатное представление о половых различиях. Я покажу, как исключение женщин из основной категории «индивид» получило социальное и правовое выражение, и как оно структурировало договоры, которые меня интересуют. Несмотря на множество недавних правовых реформ и широких изменений в социальном положении женщин, мы все еще не имеем того же гражданского статуса что и мужчины, до сих пор этот главный политический факт о наших обществах редко учитывают в современных дискуссиях о теории и практике договора. Мужья больше не имеют безграничной власти над своими женами, которой они обладали еще в середине девятнадцатого века, когда жены имели юридический статус собственности. Но в 1980-х этот аспект супружеского подчинения сохраняется в правовых системах, которые до сих пор отказываются признать любое ограничение доступа мужа к телу жены и, таким образом, отрицают возможность изнасилования в браке. Политические теоретики и политические активисты единодушно игнорируют этот вопрос как несущественный. Вероятность того, что положение женщин в браке может отражать гораздо более глубокие проблемы участия женщин в договоре, или того, что брачный договор может быть устроен весьма схоже с другими договорами, таким образом, также не принимается во внимание. Отказ признать то, что власть мужа политически значима, позволяет избежать необходимости рассмотреть вопрос наличия связи между браком и другими договорами, включающими женщин.
На удивление мало внимания было уделено связи между первоначальным договором, который по общему признанию является политической фикцией, и действующими договорами. Теория гласит, что общественный договор создает общество, в котором индивиды могут заключать надежные контракты, будучи уверены, что их действия регулируются гражданским правом, и что при необходимости государство обеспечит выполнение соглашений. Современные договоры, таким образом, символизируют свободу, которую индивиды осуществили при заключении первоначального договора. По мнению современных теоретиков договора, социальные условия таковы, что индивиды всегда рационально пользуются своей свободой для заключения брачного договора, трудового договора или даже, согласно некоторым классикам и современным авторам, (гражданского) договора о рабстве. Есть и другое прочтение истории, согласно которому (как считал Руссо) общественный договор дает индивидам возможность добровольно подчинить себя государству и гражданскому праву; свобода становится повиновением в обмен на защиту. В этом прочтении актуальные договоры повседневной жизни также отражают первоначальный договор, но теперь они включают обмен подчинения на защиту; они создают то, что я буду называть гражданской властью и гражданским подчинением.
Одна из причин, по которой патриархатное господство и подчинение редко получают то внимание, которого заслуживают, состоит в том, что критики договора считают подчинение слишком незначительной темой. Основное внимание было уделено условиям, в которых заключают договор, и вопросу эксплуатации уже после заключения договора. Сторонники договорной теории заявляют, что контракты в повседневной жизни вполне соответствуют модели первоначального договора, в которой равные стороны свободно соглашаются с условиями договора; современные контракты, таким образом, представляют собой примеры индивидуальной свободы. Их критики, социалисты, озабоченные трудовым договором, или феминистки, обеспокоенные брачным договором и проституирующим договором, возражают этому заявлению, указывая на зачастую весьма неравные позиции заинтересованных сторон и на экономическое и иное принуждение, с которым сталкиваются работники, жены и женщины в целом. Но концентрация на принудительном участии в договоре, несмотря на свое существенное значение, может затемнить важный вопрос; действительно ли договор сразу становится приемлемым для феминисток и социалистов при условии что стороны заключают его действительно добровольно без какого-либо принуждения?
Критика была также направлена на эксплуатацию, как в строго марксистском значении извлечения прибавочной стоимости, так и в более обывательском смысле, утверждающем, что рабочие не получают справедливую оплату за свой труд, и вынуждены терпеть тяжелые условия труда, или, что женам вообще не платят за их домашний труд, или что проституированные женщины подвергаются оскорблениям и физическому насилию. Еще раз, эксплуатация - важный вопрос, но гипотетическая история происхождения патриархата, содержащаяся в классической договорной теории, также уделяет внимание созданию отношений господства и подчинения. Начиная с семнадцатого века феминистки были хорошо осведомлены о том, что жены подчинены своим мужьям, но их критика (брачного) господства известна гораздо менее, чем социалистические аргументы, относящие подчинение к эксплуатации. Тем не менее эксплуатация возможна именно потому, как я покажу позже, что договоры о личной собственности отдают право владения в руки лишь одной стороны договора. Капиталисты могут эксплуатировать рабочих, а мужья жен, потому, что трудовой и брачный договоры определяют рабочих и жен как подчиненных. Со стороны теоретиков это был гениальный ход - представить первоначальный договор и современные контракты как пример и гарантию индивидуальной свободы. На самом же деле, напротив, в договорной теории всеобщая свобода всегда гипотеза, легенда, политическая фантазия. Договор всегда создает политическое право в форме отношений господства - подчинения.
В 1919 г. Д. Д. Г. Коул заявил, что люди обычно дают неправильный ответ на вопрос, что не так с капиталистической организацией производства - «они отвечают «бедность» (неравенство), в то время как им следовало бы сказать «рабство»» [2].
Коул утрировал в полемических целях. Когда индивиды юридически свободны и имеют равный гражданский статус, существующая проблема это не рабство в буквальном смысле, никто не может одновременно быть чьей то собственностью и гражданином. Однако, точка зрения Коула, состоит в том, что критики капитализма и договора сосредотачиваются на эксплуатации (неравенстве) и, таким образом, упускают из виду подчинение или то, в какой степени институты, рассматриваемые как созданные свободными отношениями, напоминают отношения господина и раба. Руссо критиковал ранних теоретиков договора за отстаивание первоначального соглашения, которое было равносильно рабскому договору. (Я исследовала вопрос отчуждения политической власти представителями государства, центральный вопрос общественного договора, в «Проблеме политического обязательства».) Руссо - единственный классик договорной теории, который категорически отвергает рабство и любой договор - за исключением сексуального договора - сходный с рабским. Различия между классиками становятся менее значимыми, чем их коллективная поддержка патриархата, только за пределами господствующей политической теории. Патриархатное подчинение занимает центральное место в теориях всех классических авторов, но его практически полностью игнорируют радикальные политические теоретики и активисты (как либералы, так и социалисты вроде Д. Д. Г. Коула); голоса феминисток остались неуслышанными.
Возрождение организованного феминистского движения в 1960-х возродило также термин «патриархат». По поводу его значения до сих пор нет единого мнения, современные феминистские дискуссии на эту тему я рассмотрю в следующей главе. Дебаты о патриархате ограничены патриархатными интерпретациями. Среди самых существенных и устойчивых можно выделить два связанных между собой аргумента, а именно: что термин «патриархат» должен интерпретироваться буквально, и что патриархат - это пережиток старого мира статуса или естественного порядка подчинения; короче говоря, рудимент старого мира отцовского права, которое предшествовало новому гражданскому миру договора. Патриархат, таким образом, рассматривается как синоним «статуса» в знаменитом описании трансформации старого мира в новый как «движения от статуса к договору» сэра Генри Мэна [3]. Договор, соответственно, приобретает значение свободы по контрасту и в противоположность системе подчинения статусу или патриархату. Знаменитый афоризм Генри Мэна часто употребляют в дискуссиях о договоре в качестве максимы, вместо того, чтобы тщательно изучить. Аргумент Мэна описывает замену статуса, в смысле абсолютной отцовской власти в патриархатной семье, договорными отношениями и замену семьи как фундаментальной «единицы» общества индивидом. «Статус» в понимании Мэна частично совпадает с одним из двух других смыслов, в которых этот термин часто используют сегодня.
Примечания:
[1] A. Rich, ‘Compulsory Heterosexuality and Lesbian Existence’, Signs, 5, 4 (1980), стр. 645.
[2] G. D. H. Cole, Self-Government in Industry (London, G. Bell and Sons, 1919), p. 34.
[3] Sir H. Maine, Ancient Law, (London, J. M. Dent and Sons, 1917 [1861]), p. 100.(Мэн Г. Древнее право. СПб, 1873.)
Редакция: Светлана Куприн
Источник: Радфем цитатник
Всевозможные легенды являются основным способом, которым люди пытаются осмыслить себя и свой социальный мир. Наиболее известную и влиятельную политическую легенду современности можно найти в трудах теоретиков социального договора. Легенда, или гипотетическая история, рассказывает, как новое гражданское общество и новая форма политического права создавалась посредством первоначального договора. Объяснение того, как связаны власть государства и гражданское право, а также легитимности современного гражданского правительства, можно увидеть, если взглянуть на наше общество через призму социального договора. Вероятно, идея первоначального договора и теории контрактов в более общем смысле, идея, утверждающая, что свободные общественные отношения принимают договорную форму, привлекательна сейчас более чем в любое другое время, начиная с XVII и XVIII веков, когда классические писатели рассказывали свои истории. Но сегодня, неизменно рассказывают лишь половину истории. Мы постоянно слышим об общественном договоре, о сексуальном договоре, однако, хранят гробовое молчание.
Первоначальный договор является общественно-сексуальным пактом, но часть истории, касающаяся сексуального договора была вытеснена. Обычно научные работы на тему теории общественного договора не рассказывают историю полностью, и современные теоретики общественного договора не дают никаких намеков на то, что половина соглашения отсутствует. История сексуального договора также касается генезиса политического права, и объясняет, почему осуществление права является законным, но кроме того, это история о политическом праве как о патриархатном праве, или половом секс-праве, о власти, которую мужчины осуществляют над женщинами. Недостающая часть истории рассказывает, как была установлена характерная для современности форма патриархата. Новое гражданское общество, созданное посредством первоначального договора, является патриархатным социальным порядком.
Теорию социального контракта традиционно преподносят как историю о свободе. В одной интерпретации первоначального договора люди, находящиеся в естественном состоянии, обменивают ненадежность естественной свободы на эквивалент гражданской свободы, которую охраняет государство. В гражданском обществе свобода универсальна; все взрослые имеют равный гражданский статус и могут осуществлять свою свободу, как бы повторяя первоначальный договор, когда, например, они заключают трудовой договор или брачный договор. В другой интерпретации, которая принимает во внимание гипотетическую историю о естественном состоянии, рассказанную в классических текстах, свободу завоевывают сыновья, отбрасывая свое естественное подчинение отцам и заменяя отеческое правление на гражданское правительство. Политическое право как отцовское право несовместим о с современным гражданским обществом. В этой версии истории, гражданское общество создается посредством первоначального договора, после того как отцовское правление - или патриархат - свергнут. Новый гражданский порядок, поэтому, видится анти-патриархатным или пост-патриархатным. Гражданское общество создается посредством договора, таким образом, договор и патриархат кажутся абсолютно противоположными друг другу.
В этих привычных прочтениях классических историй не упоминается о том, что на кон поставлено нечто гораздо большее, чем свобода. Господство мужчин над женщинами и право мужчин на равный сексуальный доступ к женщинам, вот предмет первоначального договора. Общественные договор - это история о свободе, сексуальный договор - это история о подчинении. Первоначальный договор создает как свободу, так и господство. Мужская свобода и женское подчинение создаются посредством первоначального договора - и характер гражданской свободы не может быть понят без недостающей половины истории, которая показывает, как патриархатное право мужчин над женщинами устанавливается посредством договора. Гражданская свобода не универсальна. Гражданская свобода - это мужской атрибут и зависит от патриархатного права. Сыновья свергли правление отцов не только чтобы получить свободу, но и чтобы обеспечить себя женщинами. Летописью их успеха в этом деле является история сексуального договора. Первоначальный договор является сексуальным, так же как и социальным договором: сексуальным, в смысле - патриархатным - то есть, устанавливающим политическое право мужчин над женщинами - а также, сексуальным в смысле устанавливающим упорядоченный доступ мужчин к женским телам. Первоначальный договор создает то, что я буду называть, следуя Эдриенн Рич, «законом мужского сексуального права» [1]. Договор вовсе не противоположен патриархату; договор - это способ, посредством которого устанавливается современный патриархат.
Одна из причин, почему политические теоретики так редко замечают, что половина истории первоначального договора отсутствует, или что гражданское общество является патриархатным - та, что «патриархат» обычно интерпретируют как власть отцов (в буквальном смысле). Так например, стандартное прочтение теоретической битвы XVII века между сторонниками патриархата и теоретиками общественного договора, предполагает, что патриархат основывается только на отцовской власти. Сэр Роберт Филмер утверждал, что политическая власть была отцовской властью, и что производительная сила отца была источником политического права. Локк и его коллеги, теоретики общественного договора, утверждали, что отцовская и политическая власти не тождественны, и что источником политического права был договор. На этом этапе победили теоретики общественного договора; стандартная интерпретация получила твердое основание, настолько, насколько это возможно. Но, повторю еще раз, в этой истории недостает ключевой части. Она упускает из виду истинное происхождение политического права; не существует истории, рассказывающей о его происхождении (я попытаюсь исправить это упущение в главе 4). Политическое право берет свое начало в сексуальном праве или супружеском праве. Отцовское право не единственное измерение патриархатной власти. Власть мужчины как отца возникает после того, как он осуществил патриархатное право мужчины (мужа) над женщиной (женой). Теоретики социального договора не имели намерения оспаривать первоначальное патриархатное право в своей атаке на отцовские права, напротив, они включили супружеские права в свои теории и, таким образом, трансформировали закон мужского сексуального права в его современную договорную форму. Патриархат давно перестал быть отцовским. Современное гражданское общество не структурировано родством и властью отцов; в современном мире, женщины подчинены мужчинам как мужчинам, или мужчинам как фратрии. Первоначальный контракт возникает после политического поражения отца и создает современный фратриальный патриархат.
Другая причина, по которой замалчивается история сексуального договора, заключается в том, что традиционные подходы к классическим текстам, будь то мейнстримные политические теоретики или их социалистические критики, дают искаженную картину отличительной черты гражданского общества, созданного посредством первоначального договора. Патриархатное гражданское общество разделено на две сферы, но внимание направлено только на одну. История общественного договора рассматривается как рассказ о создании публичной сферы гражданской свободы. Другая, частная сфера не рассматривается как политически значимая. Брак и брачный договор, следовательно, также считаются политически мало значимыми. Игнорировать брачный договор - значит игнорировать половину первоначального договора. В классических текстах, на чем я позже остановлюсь более подробно, сексуальный договор заменен брачным договором. Эта замена создает трудности в восстановлении и изложении утраченной истории. Запросто может сложиться впечатление, что сексуальный договор и общественный договор - два отдельных, хотя и связанных между собой договора, и что сексуальный договор касается исключительно частной сферы. Таким образом представляется, что патриархат не имеет никакого отношения к публичной сфере. Но это не так, напротив, патриархатное право распространяется на все гражданское общество. Трудовой договор и (как я это называю) проституирующий договор , оба заключаемые в публичной сфере, на капиталистическом рынке, отстаивают права мужчин так же надежно, как и брачный договор. Две сферы гражданского общества являются одновременно отдельными и неразделимыми. Публичная сфера не может быть полностью осмыслена в отсутствие частной сферы, и аналогично, смысл первоначального договора невозможно верно истолковать без обеих, взаимозависимых и взаимообусловленных, половин истории. Гражданская свобода зависит от патриархатного права.
Мой интерес к сексуальному договору связан в первую очередь не с интерпретацией текстов, хотя классические работы по теории социального договора часто фигурируют в моем анализе. Я воскрешаю историю для того, чтобы пролить свет на современную структуру основных социальных институтов в Великобритании, Австралии и Соединенных Штатах - обществах, которые, как нам говорят, можно рассматривать как созданные социальным договором. Патриархатный характер этих обществ может быть выявлен через полную историю первоначального договора; они имеют достаточно сходства в историческом и культурном плане, чтобы их можно было описать одной и той же историей (и многие из моих общих соображений будут также актуальны для других развитых стран Запада). Отличие патриархатной власти от других форм господства, в конце двадцатого века становится гораздо яснее, когда мы извлекаем на свет сексуальный договор. Связь между патриархатом и договором была мало изучена, даже феминистками, несмотря на то, что в современном гражданском обществе критически важные институты сформированы и поддерживаются за счет договора.
Отношения между работником и работодателем являются договорными, а для многих теоретиков общественного договора, образцом договора является трудовой договор. Брак также начинается с договора. Феминистки уделили очень много внимания брачному договору, но их исследования и деятельность были в основном проигнорированы, даже большинством социалистических критиков теории договора и трудового договора, от которых можно было бы ожидать большего интереса к феминистским аргументам. (Необходимо отметить, что я использую слово «социалист» очень широко, включая марксистов, социал-демократов, анархистов и т. д.) Кроме брачного и трудового договоров, я рассмотрю договор между проституткой и клиентом, а также затрону договор о гражданском рабстве (или точнее, о чем пойдет речь в главе 3, его следует назвать договор гражданского раба). В конце 7 главы, я рассмотрю более позднее нововведение, так называемый договор суррогатного материнства. Этот договор регулируется или запрещен законом, и я коснусь правового положения сторон договора в различных пунктах моего анализа. Однако, я не пишу о договорном праве. Меня интересует договор как принцип социального объединения и одно из самых важных средств формирования социальных отношений, таких как отношения между мужем и женой или капиталистом и рабочим. Я не рассматриваю собственность в том смысле, в каком ее обычно рассматривают рассуждая о теории договора. Сторонники и критики теории договора, как правило, концентрируются на имуществе, либо на материальных благах, таких как земля и капитал, или прибыль (от имущества) которыми люди пользуются в рамках гражданской свободы. Предметом всех договоров, которые я изучаю, является очень специфический тип собственности, а именно, право собственности людей на самих себя.
Знание истории сексуального договора помогает понять, почему вокруг договоров в которых участвуют женщины возникают уникальные проблемы. Эти проблемы никогда не упоминаются в большинстве работ классических или современных теоретиков договора. Феминистки указывали на особенности брачного договора в течение по меньшей мере полутора столетий, но безуспешно. Стандартные комментарии к классическим описаниям первоначального договора обычно не упоминают, что женщины исключены из него. Первоначальный договор мужчины заключили между собой. Понятие естественного состояния используется для объяснения того, почему, учитывая характерные признаки первобытных людей, заключение первоначального договора является рациональным актом. Ключевой аспект, который обычно упускают, состоит в том, что население разделено по полу, и для всех представителей классической теории договора (кроме Гоббса) различие в рациональности проистекает из природных половых различий. Комментарии к оригинальным текстам затушевывают тот факт, что классики договорной теории конструируют патриархатное понятие мужественности и женственности, того, что значит быть мужчинами и женщинами. Только мужчины наделены качествами и возможностями необходимыми для заключения договоров, главным из которых является право владения собственностью; иными словами, только мужчины являются «индивидами».
В естественном состоянии «все мужчины рождаются свободными» и равными друг другу; они - «индивиды». Это допущение договорной теории порождает фундаментальную проблему: как при таком положении вещей власть одного мужчины над другим может быть легитимной, как может существовать политическое право? Можно дать только один ответ не опровергающий изначальное предположение о свободе и равенстве. Отношения должны возникать в результате соглашения и по причинам, которые я подробно рассмотрю в 3 главе, договор рассматривается как парадигма свободного соглашения. Но женщины не рождаются свободными; женщины не обладают естественной свободой. Классические изображения естественного состояния к тому же содержат отношения господства - подчинения между мужчинами и женщинами. За исключением Гоббса, классики договорной теории заявляют, что женщины от природы лишены качеств и возможностей «индивидов». Половое различие - это политическое различие; половое различие - это различие между свободой и подчинением. Женщины не являются участницами первоначального договора, посредством которого мужчины обменивают свою естественную свободу на безопасность гражданского общества. Женщины - объекты этого договора. (Сексуальный) договор - средство, с помощью которого мужчины обменивают свое естественное право на женщин на безопасность гражданского патриархатного права. Но если женщины не участвуют в первоначальном договоре, если они не могут участвовать, почему тогда теоретики классической договорной концепции (снова за исключением Гоббса) сделали брак и брачный договор частью естественного состояния? Как могут существа, неспособные к заключению контрактов, допускаться тем не менее к заключению брачного договора? Более того, почему все классики договорной теории (включая Гоббса) настаивают, что в гражданском обществе женщины не только могут, но и должны вступать в брак?
Конструирование различия между полами как различия между свободой и подчинением не просто центральное в известной политической истории. Устройство нашего общества и наша повседневная жизнь заключают в себе патриархатное представление о половых различиях. Я покажу, как исключение женщин из основной категории «индивид» получило социальное и правовое выражение, и как оно структурировало договоры, которые меня интересуют. Несмотря на множество недавних правовых реформ и широких изменений в социальном положении женщин, мы все еще не имеем того же гражданского статуса что и мужчины, до сих пор этот главный политический факт о наших обществах редко учитывают в современных дискуссиях о теории и практике договора. Мужья больше не имеют безграничной власти над своими женами, которой они обладали еще в середине девятнадцатого века, когда жены имели юридический статус собственности. Но в 1980-х этот аспект супружеского подчинения сохраняется в правовых системах, которые до сих пор отказываются признать любое ограничение доступа мужа к телу жены и, таким образом, отрицают возможность изнасилования в браке. Политические теоретики и политические активисты единодушно игнорируют этот вопрос как несущественный. Вероятность того, что положение женщин в браке может отражать гораздо более глубокие проблемы участия женщин в договоре, или того, что брачный договор может быть устроен весьма схоже с другими договорами, таким образом, также не принимается во внимание. Отказ признать то, что власть мужа политически значима, позволяет избежать необходимости рассмотреть вопрос наличия связи между браком и другими договорами, включающими женщин.
На удивление мало внимания было уделено связи между первоначальным договором, который по общему признанию является политической фикцией, и действующими договорами. Теория гласит, что общественный договор создает общество, в котором индивиды могут заключать надежные контракты, будучи уверены, что их действия регулируются гражданским правом, и что при необходимости государство обеспечит выполнение соглашений. Современные договоры, таким образом, символизируют свободу, которую индивиды осуществили при заключении первоначального договора. По мнению современных теоретиков договора, социальные условия таковы, что индивиды всегда рационально пользуются своей свободой для заключения брачного договора, трудового договора или даже, согласно некоторым классикам и современным авторам, (гражданского) договора о рабстве. Есть и другое прочтение истории, согласно которому (как считал Руссо) общественный договор дает индивидам возможность добровольно подчинить себя государству и гражданскому праву; свобода становится повиновением в обмен на защиту. В этом прочтении актуальные договоры повседневной жизни также отражают первоначальный договор, но теперь они включают обмен подчинения на защиту; они создают то, что я буду называть гражданской властью и гражданским подчинением.
Одна из причин, по которой патриархатное господство и подчинение редко получают то внимание, которого заслуживают, состоит в том, что критики договора считают подчинение слишком незначительной темой. Основное внимание было уделено условиям, в которых заключают договор, и вопросу эксплуатации уже после заключения договора. Сторонники договорной теории заявляют, что контракты в повседневной жизни вполне соответствуют модели первоначального договора, в которой равные стороны свободно соглашаются с условиями договора; современные контракты, таким образом, представляют собой примеры индивидуальной свободы. Их критики, социалисты, озабоченные трудовым договором, или феминистки, обеспокоенные брачным договором и проституирующим договором, возражают этому заявлению, указывая на зачастую весьма неравные позиции заинтересованных сторон и на экономическое и иное принуждение, с которым сталкиваются работники, жены и женщины в целом. Но концентрация на принудительном участии в договоре, несмотря на свое существенное значение, может затемнить важный вопрос; действительно ли договор сразу становится приемлемым для феминисток и социалистов при условии что стороны заключают его действительно добровольно без какого-либо принуждения?
Критика была также направлена на эксплуатацию, как в строго марксистском значении извлечения прибавочной стоимости, так и в более обывательском смысле, утверждающем, что рабочие не получают справедливую оплату за свой труд, и вынуждены терпеть тяжелые условия труда, или, что женам вообще не платят за их домашний труд, или что проституированные женщины подвергаются оскорблениям и физическому насилию. Еще раз, эксплуатация - важный вопрос, но гипотетическая история происхождения патриархата, содержащаяся в классической договорной теории, также уделяет внимание созданию отношений господства и подчинения. Начиная с семнадцатого века феминистки были хорошо осведомлены о том, что жены подчинены своим мужьям, но их критика (брачного) господства известна гораздо менее, чем социалистические аргументы, относящие подчинение к эксплуатации. Тем не менее эксплуатация возможна именно потому, как я покажу позже, что договоры о личной собственности отдают право владения в руки лишь одной стороны договора. Капиталисты могут эксплуатировать рабочих, а мужья жен, потому, что трудовой и брачный договоры определяют рабочих и жен как подчиненных. Со стороны теоретиков это был гениальный ход - представить первоначальный договор и современные контракты как пример и гарантию индивидуальной свободы. На самом же деле, напротив, в договорной теории всеобщая свобода всегда гипотеза, легенда, политическая фантазия. Договор всегда создает политическое право в форме отношений господства - подчинения.
В 1919 г. Д. Д. Г. Коул заявил, что люди обычно дают неправильный ответ на вопрос, что не так с капиталистической организацией производства - «они отвечают «бедность» (неравенство), в то время как им следовало бы сказать «рабство»» [2].
Коул утрировал в полемических целях. Когда индивиды юридически свободны и имеют равный гражданский статус, существующая проблема это не рабство в буквальном смысле, никто не может одновременно быть чьей то собственностью и гражданином. Однако, точка зрения Коула, состоит в том, что критики капитализма и договора сосредотачиваются на эксплуатации (неравенстве) и, таким образом, упускают из виду подчинение или то, в какой степени институты, рассматриваемые как созданные свободными отношениями, напоминают отношения господина и раба. Руссо критиковал ранних теоретиков договора за отстаивание первоначального соглашения, которое было равносильно рабскому договору. (Я исследовала вопрос отчуждения политической власти представителями государства, центральный вопрос общественного договора, в «Проблеме политического обязательства».) Руссо - единственный классик договорной теории, который категорически отвергает рабство и любой договор - за исключением сексуального договора - сходный с рабским. Различия между классиками становятся менее значимыми, чем их коллективная поддержка патриархата, только за пределами господствующей политической теории. Патриархатное подчинение занимает центральное место в теориях всех классических авторов, но его практически полностью игнорируют радикальные политические теоретики и активисты (как либералы, так и социалисты вроде Д. Д. Г. Коула); голоса феминисток остались неуслышанными.
Возрождение организованного феминистского движения в 1960-х возродило также термин «патриархат». По поводу его значения до сих пор нет единого мнения, современные феминистские дискуссии на эту тему я рассмотрю в следующей главе. Дебаты о патриархате ограничены патриархатными интерпретациями. Среди самых существенных и устойчивых можно выделить два связанных между собой аргумента, а именно: что термин «патриархат» должен интерпретироваться буквально, и что патриархат - это пережиток старого мира статуса или естественного порядка подчинения; короче говоря, рудимент старого мира отцовского права, которое предшествовало новому гражданскому миру договора. Патриархат, таким образом, рассматривается как синоним «статуса» в знаменитом описании трансформации старого мира в новый как «движения от статуса к договору» сэра Генри Мэна [3]. Договор, соответственно, приобретает значение свободы по контрасту и в противоположность системе подчинения статусу или патриархату. Знаменитый афоризм Генри Мэна часто употребляют в дискуссиях о договоре в качестве максимы, вместо того, чтобы тщательно изучить. Аргумент Мэна описывает замену статуса, в смысле абсолютной отцовской власти в патриархатной семье, договорными отношениями и замену семьи как фундаментальной «единицы» общества индивидом. «Статус» в понимании Мэна частично совпадает с одним из двух других смыслов, в которых этот термин часто используют сегодня.
Примечания:
[1] A. Rich, ‘Compulsory Heterosexuality and Lesbian Existence’, Signs, 5, 4 (1980), стр. 645.
[2] G. D. H. Cole, Self-Government in Industry (London, G. Bell and Sons, 1919), p. 34.
[3] Sir H. Maine, Ancient Law, (London, J. M. Dent and Sons, 1917 [1861]), p. 100.(Мэн Г. Древнее право. СПб, 1873.)