джаз
16 апреля.
Весны не было. Сегодня растаяли пальто и шляпы, обнажило свою чистоту небо, засмеялись стекла машин и домов. Прорвалось сквозь километры сугробов лето, и ошалелая трава на глазах бежит к небу, а ошалелые люди на бегу снимают с себя хандру, и те, кто способен, те, кто открыт, замечают и вдыхают в себя вдохновенную чистоту странного, взбалмошного апреля.
День будет прекрасным, если он начинается с бесконечных восьмерок поцелуев и объятий.
Джаз. Я так мало знаю про джаз…Но у меня в голове есть небольшой набор из шаблонных картинок о нем (шикарные афро-американки с ярко накрашенными губами, широко раскрытым ртом, с оскалом, образующим сладкие складки на носу, крупные серьги, рядом с ними шикарные афро-американцы роялем, или обнимающие саксофон, трубы; вопящие, блестящие, кричащие костюмы, здесь же в памяти расположилась фруктовая смесь небезызвестных для широкого круга людей музыкальных стандартов). Все эти шаблоны остаются фоном для целой истории джазовых концертов, на которых мне удалось побывать: саратовские вечера с Даниилом Крамером, с Евгением Сурменевым, многочисленные фестивали, где среди разносортных солянок нет-нет, да промелькнет джазовый ансамбль или певица. Когда мне было 11 лет, для меня было мало привлекательного в этой музыке. Сейчас я начинаю различать в ней намек на Вселенную, ни больше, ни меньше.
Сегодня я в очередной раз побывала на традиционном вечере Евгения Сурменева и его группы. Только сегодня я осознала, что смотрю на все это почти что с обратной стороны - почти со сцены, почти из-за кулис грандиозной, трудной работы над собой. Работы, плодом которой является неземное чувство, превозносящее людей над грязью и похотью города, уносящее людей вдаль от пыли забот, от пластикового существования. Работы, результатом которой является приближение людей (и творящих, и творимых) к Единству всего живого. Публика была немногочисленная. И она требует особого внимания, потому что Публика - второе (вместе со Сценой) главное действующее лицо, имеющее свои реплики, свои традиции и свое лицо. Каждый является звеном, от мыслей каждого зависит действо. И вот эти-то люди сегодня еще раз мне нарисовали, что такое Джаз. Своим собственным примером, разумеется.
Для меня было 2 запоминающихся пары, кроме, конечно, моих родителей и их друзей. И вот уже четыре тени, растворенные среди строчек возникли в пустом пространстве воображения. Дадим им почву и окружим ситуацией: немного уже радостно - душный зал дома работников искусств, где по стенам развешены авторские картины маслом, а по краям зала расставлены столы. Каждый стол накрыт на несколько персон: французское вино и конфеты. За каждым столом собралась компания друзей и знакомых, вкушающих сладостный, медовый джаз. Немного разогревшись алкоголем и теплой музыкой, гости вечера выходят на середину зала, становятся перед музыкантами и начинают с достоинством танцевать. Каждого окутывает необыкновенная атмосфера сплоченности, дружбы и с каждой из пар, и друг с другом. И вот среди этой массы очень симпатичных гостей можно разглядеть и моих родителей, радостно выдающих смешные па, и их друзей, не менее грациозно выписывающих движения, и те самые 2 пары. Подойдем же к ним поближе. Первая пара: мужчина и женщина лет сорока-пятидесяти. Мужчина одет в голубые джинсы и клетчатую рубашку, довольно просто, но все это сидело на нем очень творчески и обаятельно. Женщина одета в прилично-короткое сливочно-кофейное платье. И все это на словах всего лишь мило, но когда они начинали двигаться, от них невозможно было оторваться: в их танце были и все юношеские дискотеки, где они влюблялись друг в друга под битлов, и дышащий неугасающий интерес друг к другу, подогреваемый смелыми, плавными и энергичными движениями танца. Про таких людей сразу думаешь, что у них успешные дети, дом полная чаша и полная идиллия в отношениях. Но другая пара задела меня куда больше. Уже совсем не молодые физически, но гораздо более молодые душой, чем многие мои сверстники, мужчина и женщина. У мужчины очень университетский вид: почти облысевшая голова, блестящая икринками пота, высокий рост, широкие плечи, чуть повисшие вперед, бесцветные рубашка и брюки, но все еще крепкая уверенная походка, жесты и светящееся улыбкой крупное доброе лицо. Женщина одета в темные брюки и стильную светло-голубую рубашку, подвязанную элегантным шарфиком. Она была ярко, но не вычурно накрашена: губы, почти всегда складывающиеся в улыбку, были кораллового цвета. Сквозь косметику пробивались так идущие ей складочки. Женщина, пышущая шармом и шиком, элегантная во всех маленьких движениях танца-беседы. Порой своими взглядами и ужимками она напоминала мне очень известную пожилую актрису, не потерявшую с годами, несмотря ни на что, женственность и величие.
Глядя на эти две пары, я нащупала это слово: немного дерзкое, смелое, грубое, почти дурное, как сама жизнь иногда, но тут же вселенское и объемное, благодаря своей протяжной гласной, пусть и единственной. Это мое пока еще несовершеннолетнее слово ДЖАЗ.
Весны не было. Сегодня растаяли пальто и шляпы, обнажило свою чистоту небо, засмеялись стекла машин и домов. Прорвалось сквозь километры сугробов лето, и ошалелая трава на глазах бежит к небу, а ошалелые люди на бегу снимают с себя хандру, и те, кто способен, те, кто открыт, замечают и вдыхают в себя вдохновенную чистоту странного, взбалмошного апреля.
День будет прекрасным, если он начинается с бесконечных восьмерок поцелуев и объятий.
Джаз. Я так мало знаю про джаз…Но у меня в голове есть небольшой набор из шаблонных картинок о нем (шикарные афро-американки с ярко накрашенными губами, широко раскрытым ртом, с оскалом, образующим сладкие складки на носу, крупные серьги, рядом с ними шикарные афро-американцы роялем, или обнимающие саксофон, трубы; вопящие, блестящие, кричащие костюмы, здесь же в памяти расположилась фруктовая смесь небезызвестных для широкого круга людей музыкальных стандартов). Все эти шаблоны остаются фоном для целой истории джазовых концертов, на которых мне удалось побывать: саратовские вечера с Даниилом Крамером, с Евгением Сурменевым, многочисленные фестивали, где среди разносортных солянок нет-нет, да промелькнет джазовый ансамбль или певица. Когда мне было 11 лет, для меня было мало привлекательного в этой музыке. Сейчас я начинаю различать в ней намек на Вселенную, ни больше, ни меньше.
Сегодня я в очередной раз побывала на традиционном вечере Евгения Сурменева и его группы. Только сегодня я осознала, что смотрю на все это почти что с обратной стороны - почти со сцены, почти из-за кулис грандиозной, трудной работы над собой. Работы, плодом которой является неземное чувство, превозносящее людей над грязью и похотью города, уносящее людей вдаль от пыли забот, от пластикового существования. Работы, результатом которой является приближение людей (и творящих, и творимых) к Единству всего живого. Публика была немногочисленная. И она требует особого внимания, потому что Публика - второе (вместе со Сценой) главное действующее лицо, имеющее свои реплики, свои традиции и свое лицо. Каждый является звеном, от мыслей каждого зависит действо. И вот эти-то люди сегодня еще раз мне нарисовали, что такое Джаз. Своим собственным примером, разумеется.
Для меня было 2 запоминающихся пары, кроме, конечно, моих родителей и их друзей. И вот уже четыре тени, растворенные среди строчек возникли в пустом пространстве воображения. Дадим им почву и окружим ситуацией: немного уже радостно - душный зал дома работников искусств, где по стенам развешены авторские картины маслом, а по краям зала расставлены столы. Каждый стол накрыт на несколько персон: французское вино и конфеты. За каждым столом собралась компания друзей и знакомых, вкушающих сладостный, медовый джаз. Немного разогревшись алкоголем и теплой музыкой, гости вечера выходят на середину зала, становятся перед музыкантами и начинают с достоинством танцевать. Каждого окутывает необыкновенная атмосфера сплоченности, дружбы и с каждой из пар, и друг с другом. И вот среди этой массы очень симпатичных гостей можно разглядеть и моих родителей, радостно выдающих смешные па, и их друзей, не менее грациозно выписывающих движения, и те самые 2 пары. Подойдем же к ним поближе. Первая пара: мужчина и женщина лет сорока-пятидесяти. Мужчина одет в голубые джинсы и клетчатую рубашку, довольно просто, но все это сидело на нем очень творчески и обаятельно. Женщина одета в прилично-короткое сливочно-кофейное платье. И все это на словах всего лишь мило, но когда они начинали двигаться, от них невозможно было оторваться: в их танце были и все юношеские дискотеки, где они влюблялись друг в друга под битлов, и дышащий неугасающий интерес друг к другу, подогреваемый смелыми, плавными и энергичными движениями танца. Про таких людей сразу думаешь, что у них успешные дети, дом полная чаша и полная идиллия в отношениях. Но другая пара задела меня куда больше. Уже совсем не молодые физически, но гораздо более молодые душой, чем многие мои сверстники, мужчина и женщина. У мужчины очень университетский вид: почти облысевшая голова, блестящая икринками пота, высокий рост, широкие плечи, чуть повисшие вперед, бесцветные рубашка и брюки, но все еще крепкая уверенная походка, жесты и светящееся улыбкой крупное доброе лицо. Женщина одета в темные брюки и стильную светло-голубую рубашку, подвязанную элегантным шарфиком. Она была ярко, но не вычурно накрашена: губы, почти всегда складывающиеся в улыбку, были кораллового цвета. Сквозь косметику пробивались так идущие ей складочки. Женщина, пышущая шармом и шиком, элегантная во всех маленьких движениях танца-беседы. Порой своими взглядами и ужимками она напоминала мне очень известную пожилую актрису, не потерявшую с годами, несмотря ни на что, женственность и величие.
Глядя на эти две пары, я нащупала это слово: немного дерзкое, смелое, грубое, почти дурное, как сама жизнь иногда, но тут же вселенское и объемное, благодаря своей протяжной гласной, пусть и единственной. Это мое пока еще несовершеннолетнее слово ДЖАЗ.