В тот день я узнала, что меня купили какие-то "пиндосы"
Нужно сказать, что я всю жизнь оппозиционер по духу. Не так давно коллега по родительскому активу в классе спросила: "Есть ли что-то на свете, чем ты была бы довольна?" И я с удивлением обнаружила, что "да, на сегодняшний день в школе и в социуме нет ничего, чем я бы была удовлетворена совершенно". Но это не значит, что я ищу во всём плохое, я могу радоваться сделанному и следом намечать фронт работ. Это рабочий подход. Не стоит его путать с перфекционизмом.
Когда я анализировала, откуда же во мне эта оппозиция, я как-то забыла про маму и свои башкирские корни. А они оказались очень сильны. Когда я рассказала своим родителям, что мужа задержали в связи с поддержкой несправедливо осуждаемых, мама осталась весела, кажется, у неё даже веселья добавилось. И это веселье помогло мне вспомнить, что башкиры ещё до революции не были покорённым народом в рамках России, что царица Екатерина заключала с ними договор: они присягают на верность России и остаются под её защитой в обмен на службу в российской армии. И никакого подённого труда. Так сформировалось свободолюбие и в нашем роду. Так оно докатилось и до меня.
Есть в нашей семье и такая история: мой прадед в своё время дружил с Лениным, когда тот только начинал борьбу с царским самодержавием. И листовки прадед раздавал, и в "Искре" трудился, и на сходки ходил. А потом уже, когда революция стала разворачиваться на местах, когда прадед увидел, во что это выливается, он хотел выбросить свой мандат члена РСДРП и немного помутился разумом. Но всё же на дне сундука мандат сохранил, и тот в своё время спас жизнь его брату двоюродному.
Во времена коллективизации. Мои предки были зажиточными, и их в 30-е годы раскулачили, конечно, как же без этого, но жизнь они сохранили, сбежав в Узбекистан и вернувшись уже после ВОВ. И всегда давали поддержку тем, кто в ней нуждается, и всегда первыми говорили о том, что плохо сделано, организовано, рассужено. И первыми впрягались в работу. И деньгами помогали. И в следствие этого имели большой авторитет среди соседей, никогда не возвышаясь над другими. В общем, были свободолюбивыми и трудолюбивыми. Самодостаточными и с достоинством. Но на рожон не лезли.
Видимо, эти свободолюбивые корни и сыграли во мне недюжинную роль. И муж у меня такой же свободолюбивый. Уж не знаю почему. Свободолюбивый и независимый. И при этом мирный. Но когда мы увидели явную несправедливость с этим судом по Болотному делу, то нам захотелось поддержать этих людей, да и себя, чтобы остановить явную несправедливость, явную и публичную экзекуцию.
Ну, дальше вы знаете. Муж пошёл, постоял, помог бабушке подержать плакатик с цитатой из нобелевской речи Солженицына, и его забрали в автозак. И надо же, тут же нашёлся "доброжелатель" с обвинителем в одном лице. Сказал, что так нам гадам и надо, раз нам платят пиндосы и у нас нет никакой совести, раз мы за ихние деньги тут оппозиционируем. И я тихо так остолбенела, на собственном примере почувствовав, как действует пропагандистская машина, играющая на чувстве опасности-безопасности и потихоньку заглушающая голос совести. Если свести выступления таких людей, то чаще всего они сводятся к: "вас купили", "на кого работаете?", "продались". И никак невдомёк таким людям, что подавляющее большинство протестующих стоят не за деньги, а за свои собственные ценности, за свои свободы, принципы, за будущее своих детей, не за то, которое сытое, довольное и глухое ко всему, а другое, свободное, лёгкое, летящее, вдохновенное. А для этого нужна свобода, чтобы было чем дышать, чтобы была возможности выбирать.
Стали мы тут в одной ветке размышлять, что это за посыл такой у людей: "на кого работаете?" И на поверхности лежит ответ, что это такой цинизм. Но ведь цинизм - всего лишь прикрытие. Прикрытие страха. Это страх иметь свои собственные убеждения, это страх свободы, по сути это наследуемое рабство, только теперь не на уровне устройства быта, а на уровне внутреннего устройства. И вопрос: "на кого работаешь?" - этакая бравада, фиговый лист, прикрывающий наготу собственных убеждений, вернее, их отсутствие.
Да, я понимаю, что безопасность важна. она важна и для меня и моей семьи. Я вижу единственный выход - находить в себе силы видеть Другого рядом с собой, в том числе в рамках одной семьи, одной маршрутки. И находить в себе силы договариваться с этим Другим. Понемногу, черепашьими шагами может быть, но договариваться, находить в себе силы признавать свои слабости и незнание, обескураженность и растерянность, а дальше снова вставать и искать пути сближения и сосуществования рядом.