Поведение приёмных детей в новой семье. По Хеллингеру
Вот интересного накопала про Хеллингера у Людмилы Петрановской: http://ludmilapsyholog.livejournal.com/57161.html
Много вопросов возникло по поводу слов в статье о детдомовцах, мол, согласно Хеллингеру, они никогда не будут благополучны, поскольку ребенок "считает себя не вправе быть счастливее родителей". Понятно, что это пугает, тем более, что некая правда в этих словах чувствуется, иначе бы отмахнулись и забыли.
Я кому-то коротко ответила комментах, но решила написать отдельно еще.
Конечно, автор статьи упрощает. У Хеллингера это не звучит как приговор, а скорее как исходная точка, серьезный риск. Ребенок испытывает потребность быть верным своей семье. "Принадлежать системе" в терминах Хеллингера. С этим трудно спорить. Можно то же самое объяснить в терминах привязанности, в терминах объектных отношений, не суть. Ребенку важна связь с родителями, кровными родителями. Если все хорошо, они живукт вмсете, любят друг друга, угрозы разрыва особой нет, ребенок спокоен и относительно свободен. Может быть похожим на родителей, может нет, как сам захочет. У него и так с ними прочная, хорошая связь, он не боится быть отвергнутым.
Чем выше угроза разрыва, тем больше ребенок связан с родителями. Тем выше вероятность, что он будет повторять их жизнь (прямо или с точностью до наоборот, не суть важно). Ему страшно, что связь прервется, и он усиливает связь. Вполне понятный механизм. Поэтому дети, у которых отношения с родителями не гармоничные, привязанность не надежная, а, например, тревожная или амбивалентная, на самом деле внутренне гораздо сильнее зависимы отродителей и от их примера, чем дети, у которых все хорошо.
(Это я сейчас не Хеллинегера пересказываю, а говорю, как я это понимаю. У него там все боле мистично: поле, совесть, душа, бог и т. п.).
Понятно, что большинство детей в детских домах - это дети, у которых разрыв -- не просто угроза, а прямо свершившийся факт. И все это дело стократ усиливается. Чем больше у ребенка все же есть связь с кровными родителями, тем легче ему начать свой путь. Потому что "не имею права быть успешнее и счастливее, чем мама с папой" -- это фантазия ребенка, его иллюзия всемогущества. На самом деле даже самые отпетые мама с папой не будут против, чтобы ребенок был успешнее (это не всегда проявляется в их поведении, но та их лучшая часть, которая ребенка все же любит, она, конечно, хочет ему добра). Когда ребенок общается с ними, он это видит и понимает. Или можно это в терапии сделать. Когда вместо родителя - лишь фантазия, можно придумать себе что угодно, и обычно в нашей ситуации придумывается не очень хорошее.
Особая ситуация -- приемные дети. У них появляется шанс почувствовать себя частью новой семьи, создать новые связи. Однако, согласно тому же Хеллингеру, все люди, из-за которых семье был нанесен большой ущерб (например, убийца кого-то из членов семьи) или, наоборот, семья получила новые возможности (например, предыдущие супруги мужа и жены) становятся частью новой семейной системы, хотим мы этого или нет. Это не значит, что их надо любить, прощать, общаться с ними или что-то в этом роде. Просто признавать их место, и ту неразрывную связь, которая волей судьбы возникла между нами и ими.
Так вот, с этой точки зрения, кровные родители приемного ребенка становятся частью системы его новой семьи. Просто по факту. Даже если тайна усыновления и все такое. А дальше вступает в силу "коллективная совесть" по Хеллингеру, или закон систем. Если того, кто имеет право принадлежать, пытаются исключить (сделать вид, что его не было, или что мы не имеем к нему ни малейшего отношения), то один из младших членов системы (ребенок) должен будет занять его место, взять на себя его функцию, уподобиться ему. Что мы и наблюдаем довольно часто в семьях с тайной или с очень негативным, презрительным отношением к "био".
Если же приемные родители принимают тот факт, что они с кровными родителями ребенка, как ни крути, теперь "родственники", уважают их (не за человеческие качества, а просто как родственников), ребенок не испытывает нужды кому-то там уподобляться, он свободен. Если же у него был еще и опыт совместной жизни с кровными родителями, опыт привязанности, ему важно иметь способы выражения этой любви и памяти, такие, которые не надо было бы скрывать от приемных родителей. Тогда ему не придется поддерживать связь через идентификацию и уподобление, например, воровать, если мама была воровкой. Он может любить ее прямо, без "косвенных" способов и в душе его будет мир.
Больше всего меня зацепило про то, то кто-то совершивший акт насилия по отношению к кровной семье, становится частью системы. Страшно, но наводит на размышления о полном прощении и мысли о том, что ведь не просто так это случилось - всё по воле Божьей. Зачем-то, Господь посылает нам это испытание и этого человека. Значит, нужно, значит он действительно, становится частью. И с ним должно действовать в соответствии с заповедями. Хорошо, что есть такое понятие "восстановительное правосудие", иначе, я бы точно растерялась от такого знания. В очередной раз спасибо Людмиле Петрановской.
Много вопросов возникло по поводу слов в статье о детдомовцах, мол, согласно Хеллингеру, они никогда не будут благополучны, поскольку ребенок "считает себя не вправе быть счастливее родителей". Понятно, что это пугает, тем более, что некая правда в этих словах чувствуется, иначе бы отмахнулись и забыли.
Я кому-то коротко ответила комментах, но решила написать отдельно еще.
Конечно, автор статьи упрощает. У Хеллингера это не звучит как приговор, а скорее как исходная точка, серьезный риск. Ребенок испытывает потребность быть верным своей семье. "Принадлежать системе" в терминах Хеллингера. С этим трудно спорить. Можно то же самое объяснить в терминах привязанности, в терминах объектных отношений, не суть. Ребенку важна связь с родителями, кровными родителями. Если все хорошо, они живукт вмсете, любят друг друга, угрозы разрыва особой нет, ребенок спокоен и относительно свободен. Может быть похожим на родителей, может нет, как сам захочет. У него и так с ними прочная, хорошая связь, он не боится быть отвергнутым.
Чем выше угроза разрыва, тем больше ребенок связан с родителями. Тем выше вероятность, что он будет повторять их жизнь (прямо или с точностью до наоборот, не суть важно). Ему страшно, что связь прервется, и он усиливает связь. Вполне понятный механизм. Поэтому дети, у которых отношения с родителями не гармоничные, привязанность не надежная, а, например, тревожная или амбивалентная, на самом деле внутренне гораздо сильнее зависимы отродителей и от их примера, чем дети, у которых все хорошо.
(Это я сейчас не Хеллинегера пересказываю, а говорю, как я это понимаю. У него там все боле мистично: поле, совесть, душа, бог и т. п.).
Понятно, что большинство детей в детских домах - это дети, у которых разрыв -- не просто угроза, а прямо свершившийся факт. И все это дело стократ усиливается. Чем больше у ребенка все же есть связь с кровными родителями, тем легче ему начать свой путь. Потому что "не имею права быть успешнее и счастливее, чем мама с папой" -- это фантазия ребенка, его иллюзия всемогущества. На самом деле даже самые отпетые мама с папой не будут против, чтобы ребенок был успешнее (это не всегда проявляется в их поведении, но та их лучшая часть, которая ребенка все же любит, она, конечно, хочет ему добра). Когда ребенок общается с ними, он это видит и понимает. Или можно это в терапии сделать. Когда вместо родителя - лишь фантазия, можно придумать себе что угодно, и обычно в нашей ситуации придумывается не очень хорошее.
Особая ситуация -- приемные дети. У них появляется шанс почувствовать себя частью новой семьи, создать новые связи. Однако, согласно тому же Хеллингеру, все люди, из-за которых семье был нанесен большой ущерб (например, убийца кого-то из членов семьи) или, наоборот, семья получила новые возможности (например, предыдущие супруги мужа и жены) становятся частью новой семейной системы, хотим мы этого или нет. Это не значит, что их надо любить, прощать, общаться с ними или что-то в этом роде. Просто признавать их место, и ту неразрывную связь, которая волей судьбы возникла между нами и ими.
Так вот, с этой точки зрения, кровные родители приемного ребенка становятся частью системы его новой семьи. Просто по факту. Даже если тайна усыновления и все такое. А дальше вступает в силу "коллективная совесть" по Хеллингеру, или закон систем. Если того, кто имеет право принадлежать, пытаются исключить (сделать вид, что его не было, или что мы не имеем к нему ни малейшего отношения), то один из младших членов системы (ребенок) должен будет занять его место, взять на себя его функцию, уподобиться ему. Что мы и наблюдаем довольно часто в семьях с тайной или с очень негативным, презрительным отношением к "био".
Если же приемные родители принимают тот факт, что они с кровными родителями ребенка, как ни крути, теперь "родственники", уважают их (не за человеческие качества, а просто как родственников), ребенок не испытывает нужды кому-то там уподобляться, он свободен. Если же у него был еще и опыт совместной жизни с кровными родителями, опыт привязанности, ему важно иметь способы выражения этой любви и памяти, такие, которые не надо было бы скрывать от приемных родителей. Тогда ему не придется поддерживать связь через идентификацию и уподобление, например, воровать, если мама была воровкой. Он может любить ее прямо, без "косвенных" способов и в душе его будет мир.
Больше всего меня зацепило про то, то кто-то совершивший акт насилия по отношению к кровной семье, становится частью системы. Страшно, но наводит на размышления о полном прощении и мысли о том, что ведь не просто так это случилось - всё по воле Божьей. Зачем-то, Господь посылает нам это испытание и этого человека. Значит, нужно, значит он действительно, становится частью. И с ним должно действовать в соответствии с заповедями. Хорошо, что есть такое понятие "восстановительное правосудие", иначе, я бы точно растерялась от такого знания. В очередной раз спасибо Людмиле Петрановской.