мене, текел, фарес
На четвертом десятке женщина понимает о себе многое, если не сказать - почти все. А если не понимает - то здесь как раз тот самый случай, когда это ее и только ее проблемы, и все попытки обвинить третьих лиц - полная хрень.
Одна из неприглядных вещей, которых я поняла о себе - это невозможность жить в тихом, размеренном мире спокойного счастья, где все давно ясно. С жалкой улыбкой и уверениями самой себя, что такая жизнь - именно то, что мне нужно, и что о такой мечтали бы сотни, я скатываюсь в подпольную депрессию, тем более разрушительную, чем меньше очевидных для нее причин. Начинаются самокопания, поиски смысла и прочая мутотень; муж чувствует, что что-то не так и пытается помочь - но что именно не так, я даже сама объяснить чаще всего не в состоянии; и мне уже жалко и себя, и его, а что делать и как выскочить - не знаю. Точнее, делаю вид, что не знаю; но настолько хорошо делаю, что мне уже и самой в это верится.
А нужна авантюра. Нужно взять все и поменять, и это должен быть отнюдь не гардероб. Ну, если не поменять, то хотя бы походить по краю опасных перемен так близко, насколько это возможно.
И, конечно, получается так, что сделать это в области работы, или образа жизни, или места жительства - довольно долго, сложно и несет столько геморроя, что он может и перебить остроту эмоций от этого процесса… И поэтому - внезапно! - под рукой оказывается более простой выход экстренной терапии.
Это даже не флирт; это такая «предвлюбленность». Когда ты говоришь с человеком, и вот вы уже оба понимаете, какие темы вы рискуете затронуть - но ведете себя, как коты на одном заборе. Видели таких котов? Они очень правдоподобно делают вид, что каждый из них не замечает соседа и вообще, ничего такого не происходит; и - ба! - что это там такое бежит посреди улицы?.. - а сами все ближе и ближе подбираются друг к другу. И это заставляет проснуться после многомесячной спячки, когда спишь по 10 часов - и еще столько же проспала бы; и возвращает в тело те упругие струны, про которые уже, казалось, и забыла. Ты всласть прокручиваешь в голове сотни сценариев «как оно могло бы быть»; и на мужа начинаешь, наконец, смотреть, как раньше, в начале вашей совместной жизни - потому что, наконец, чувствуешь себя живой до кончиков пальцев. Хочется прыгать и кричать: «Ура! Я живая, живая!» - и убежать вприпрыжку в пампасы, разглядывая, наконец, свою жизнь живыми глазами, а не глазами покойника.
И, забавное дело: все остальные перемены после такого «воскрешения из призраков домохозяйки» происходят играючи: и в работе, и в жизни вообще.
Я не представляю себе, что со мной будет, если я, к примеру, рожу ребенка и посижу годик-другой дома. Наверное, это будет тяжелейшая депрессия, постоянно подпитываемая чувством вины за то, что я не мать, а ехидна, и никак не стану добропорядочной; когда мне бы умилиться тому, что «масик» срыгнул или покакал - а я не могу, потому что я мертвая. Я боюсь этого, честное слово. И наверное, мне действительно это не нужно.
Одна из неприглядных вещей, которых я поняла о себе - это невозможность жить в тихом, размеренном мире спокойного счастья, где все давно ясно. С жалкой улыбкой и уверениями самой себя, что такая жизнь - именно то, что мне нужно, и что о такой мечтали бы сотни, я скатываюсь в подпольную депрессию, тем более разрушительную, чем меньше очевидных для нее причин. Начинаются самокопания, поиски смысла и прочая мутотень; муж чувствует, что что-то не так и пытается помочь - но что именно не так, я даже сама объяснить чаще всего не в состоянии; и мне уже жалко и себя, и его, а что делать и как выскочить - не знаю. Точнее, делаю вид, что не знаю; но настолько хорошо делаю, что мне уже и самой в это верится.
А нужна авантюра. Нужно взять все и поменять, и это должен быть отнюдь не гардероб. Ну, если не поменять, то хотя бы походить по краю опасных перемен так близко, насколько это возможно.
И, конечно, получается так, что сделать это в области работы, или образа жизни, или места жительства - довольно долго, сложно и несет столько геморроя, что он может и перебить остроту эмоций от этого процесса… И поэтому - внезапно! - под рукой оказывается более простой выход экстренной терапии.
Это даже не флирт; это такая «предвлюбленность». Когда ты говоришь с человеком, и вот вы уже оба понимаете, какие темы вы рискуете затронуть - но ведете себя, как коты на одном заборе. Видели таких котов? Они очень правдоподобно делают вид, что каждый из них не замечает соседа и вообще, ничего такого не происходит; и - ба! - что это там такое бежит посреди улицы?.. - а сами все ближе и ближе подбираются друг к другу. И это заставляет проснуться после многомесячной спячки, когда спишь по 10 часов - и еще столько же проспала бы; и возвращает в тело те упругие струны, про которые уже, казалось, и забыла. Ты всласть прокручиваешь в голове сотни сценариев «как оно могло бы быть»; и на мужа начинаешь, наконец, смотреть, как раньше, в начале вашей совместной жизни - потому что, наконец, чувствуешь себя живой до кончиков пальцев. Хочется прыгать и кричать: «Ура! Я живая, живая!» - и убежать вприпрыжку в пампасы, разглядывая, наконец, свою жизнь живыми глазами, а не глазами покойника.
И, забавное дело: все остальные перемены после такого «воскрешения из призраков домохозяйки» происходят играючи: и в работе, и в жизни вообще.
Я не представляю себе, что со мной будет, если я, к примеру, рожу ребенка и посижу годик-другой дома. Наверное, это будет тяжелейшая депрессия, постоянно подпитываемая чувством вины за то, что я не мать, а ехидна, и никак не стану добропорядочной; когда мне бы умилиться тому, что «масик» срыгнул или покакал - а я не могу, потому что я мертвая. Я боюсь этого, честное слово. И наверное, мне действительно это не нужно.