Вспять
Мне всегда было больно смотреть, как угасают старики. Как из здорового, сильного пожилого мужчины выходят силы, и он становится немощным стариком. Иногда это происходит очень быстро. Буквально за пару лет. Мне кажется, что все дело в страсти, в любви к жизни. Как только человек ее теряет - в нем что-то ломается. И запускается процесс саморазрушения. Как будто Жизнь убедилась, что смысла в его существовании уже нет и все. Дергает ручку слива.
Удивительно, как сильны люди поколения моей бабушки. Она родилась до Великой войны, прошла ее, работая санитаркой. Во время налетов тушила фугаски. Потом сложные и голодные годы после войны. Родила детей, вырастила и выкормила их, воспитала внуков и дожила до правнуков. Она стала самым старым членом наших семей, и мой сын окрестил ее «старой совой». В знак уважения к ее мудрости и огромному кругозору. Казалось, нет темы или области, в которых бы она не разбиралась и не имела собственного мнения. Частенько она была резковата в суждениях, но из уважения, мы всегда ей это прощали.
- А ты знаешь, что человеческое тело регулярно обновляется?
Макс торопился говорить и есть. Быстро запихивал пару-тройку пельменей в рот и быстро, в два жевка их проглатывал.
- Да ты не торопись, у нас вся ночь впереди.
Максим, казалось, меня совсем не слышал и продолжал.
- Кожа обновляется за 21 день, кровь за 4 месяца, даже кости за девять лет. Мы все обновляемся, но что заставляет новым клеткам становиться сразу старыми? Никто. Никто этого не знает, а я знаю! - Макс поднял на меня глаза и я поразился их яркости. Он так верил, так горел своей идеей. Это было какое-то безумие.
- То есть у стариков клетки новые, но уже сразу старые?
- Именно!
Я никогда не задумывался об этом. В тридцать лет вопрос старости как-то совсем не волнует.
- Есть теория, что в хвосте ДНК, который состоит из так называемого «мусора», и содержится информация о количестве циклов воспроизводства. С каждым последующим делением этот хвост становится короче, пока клетка не становится предельно старой.
Я придумал, как перезапустить этот процесс. Как бы скинуть счетчик количества циклов воспроизводства. Но работает это только один раз. Потом клетки просто разрушаются.
Тут я задумался о своей бабушке. Может, стоит попробовать ее уговорить на этот эксперимент? Она часто говорила, что устала жить. Что Бог, наверно, забыл о ней. Все ее подруги и знакомые давно умерли. Что она с детства боялась старости и, наверное, получила то, чего всегда боялась.
Что может быть прекраснее, чем прожить на излете жизни последние дни в полном расцвете?
Макс что-то рассказывал про наполнение хвоста ДНК организованным мусором. Что существуют специальные «ДНК Вирусы», которые ученые находят даже в генетическом коде фараонов, но я его прервал.
- И сколько человек может прожить в таком «новом» состоянии?
- Не знаю. Месяцев пять, наверное. Первой начнет разрушаться кровь. Может и полгода.
Макс взял с меня обещание поговорить с бабушкой и среди ночи укатил на своем Пежо.
Утром я проснулся с ощущением, что это все было сном. Все казалось таким нереальным, призрачным. Стоило ли это затевать? А если что-то пойдет не так? Но мне так хотелось увидеть свою бабушку счастливой. Всю мою жизнь она меня поддерживала. И может именно благодаря ей я и добился успеха.
Вечером, после работы я приехал к бабушке в гости. Жила она со своей дочерью, моей тетей Светой, на Каширке, в маленькой двушке. После инсульта она медленно ходила. Но, доковыляв до крохотного коридора, крепко меня обняла и поцеловала в щеку.
- Как на работе?
- Да вроде ничего, все спокойно.
-Ну и слава Богу. Что же ты не позвонил, что приедешь? У нас кроме щей и картошки ничего и не приготовлено.
- Да я не голоден.
-Конечно, неголоден. Ты всегда не голоден, - она всплеснула руками. - Пойдем на кухню, только руки помой.
Она обращалась со мной, как будто мне было пять лет. Но для матерей и, тем более, бабушек, мы всегда дети. Нужно им это прощать. Мы поели и я спросил напрямую
- Бабуль! А если бы тебе сейчас предложили прожить, скажем, пять месяца молодой, а потом сразу умереть, ты бы согласилась?
- Не раздумывая. Конечно. Знаешь, как я устала от этот старости?
Мне было очень тяжело выдержать ее взгляд. Как будто вся история ее жизни вливалась в меня широким потоком. За что исход нашей жизни наказывается такой немощью тела?
Я ей изложил план Макса и бабушка, хитро подмигнув, спросила, есть ли у меня сигарета. Она давно бросила курить, но сейчас случай был особым. Я протянул ей Marlboro. Руки плохо слушались ее, и я прикурил ей сигарету сам.
- Балуетесь? На минуту оставить нельзя! - сказала вошедшая на кухню тетя.
- Сядь, послушай, что внучек придумал.
Бабушка улыбалась, старомодно держа сигарету между большим и указательным пальцами.
- Когда хотите попробовать?
- Пока не знаю. Я позвоню.
Прошла почти неделя, и я уже решил, что все, как говорят «Кина не будет». Даже где-то в душе обрадовался. Всегда сложно принимать решение, если абсолютно не уверен, что оно правильное. Но звучало это так заманчиво. Я ехал с переговоров, когда поток моих мыслей прервал звонок мобильника.
- Внучек! Это Я - этот голос ни с чем не перепутаешь. Я помню его с раннего детства, когда бабушка приезжала, чтобы со мной посидеть. - Давай попробуем.
- Когда ты будешь готова?
- Давай в четверг! Это для меня всегда был удачный день. И Светка будет на работе.
- Хорошо. Я тебя очень люблю, все будет хорошо.
- В любом случае.
То, что бабушка хотела провести все без моей тети, говорило только об одном. Что тетя это не одобрила. Или бабушка решила, что не одобрит и даже не захотела вводить ее в курс дела о своем решении. Как на нее это похоже!
Мы с Максом приехали рано утром на его «пыжике». Вещей было немного и рук нам хватило унести все с одного раза.
Вы готовы? - спросил Макс и оглядел дряхлое тело моей бабушки. Она лежала на высокой кровати в одной ночнушке. Сморщенная кожа на руках, огромные, отекшие ноги. Необъятная грудь.
- Я уже ко всему готова. Давай, начинай, пока я сама не окочурилась.
Макс достал какие-то склянки, разложил на столике. Раскрыл алюминиевый чемоданчик и стал выкладывать сверкающие серебром инструменты.
- Я тебе тут нужен?
-Честно говоря, нет. Если только ей, - он кивнул на бабушку.
- Иди, нечего на меня смотреть. Потом посмотришь, если получится.
- Обязательно получится.
Я пошел на кухню, т.к. с детства не выносил все эти медицинские процедуры. Даже как-то грохнулся в обморок, когда в школе у нас брали кровь. Меня всегда поражали люди, которые хладнокровно могли вытаскивать из раны какие-то занозы, несмотря на хлышущую кровь. И когда Макс рассказывал истории из своей учебы в мединституте, я с трудом сдерживал рвотные позывы.
Я прислонился к открытому окну и закурил. Снаружи буйствовала весна. Казалось, еще пару недель назад был снег, но уже на всех деревьях рвалась зелень. В этом почти одновременном воскрешении было столько радости. Но оно пугало и своей предсказуемостью и запрограммированностью. Сотни тысяч лет назад, я думаю, все было точно также. Это постоянно ребящее чередование зимы-лета так и не привело к какой-то вразумительно-сбалансированной середине. Зачем каждый год сбрасывать листья, чтобы старательно и искренне отращивать их каждую весну? Зачем однолетним травам торопиться расти, стремительно цвести в жалко-кроткое лето и восторженно умирать каждую осень? Если действительно старик Дарвин прав, то почему Природа не нашла универсального, приспособленного и стабильного способа жизни? Может все это просто какой-то забытый эксперимент. Наподобие того, что возникает в забытой на месяц чашке со сметаной в холодильнике? По крайней мере, у меня там успевает вырасти несколько типов разноцветной нежно пушистой плесени, которые, кажется, уже начинают мировые войны за обладание их скромным мирком.
И все равно я обожаю весну. Это очарование недавно родившихся котят спроецированное на весь мир за окном. И пусть всего через несколько месяцев будет агонирующее угасание, но сейчас это истинная радость. Победа над осенней смертью, зимним забвением. И понимание предопределенности всего этого вихря почти неизменных повторений не может заставить мое сердце оставить трепет восхищения от этого невероятного возрождения.
На кухню зашел Макс и оторвал бумажное полотенце. Вытер лоб и присел в кресло около стола.
- Как там?
- Да все хорошо. Теперь нужно подождать часа полтора. Я бабушке повесил кардио-монитор. Убедимся, что все стабильно и поедем куда-нибудь бухнуть. Что-то я слишком напряжен.
-Не вопрос. Можно я пойду на нее посмотрю?
- Конечно. Только она спит. Лучше не буди.
Бабушка лежала на спине. Волосы разметались по подушке, и я поразился ее красоте. Конечно, о былой лет пятьдесят назад красоте, разговор не шел. Даже напротив, на серых щербленных фотокарточках я с трудом узнавал знакомое с детства лицо. Но тут было другое. Было какое-то очарование спокойной заслуженной старости. Умиротворение и, возможно, торжественность. Дыхание было глубоким и ровным. Несчетное количество раз бабушка была со мной, когда я спал. А теперь я наблюдаю за ней, а она просто спит.
Неожиданно она открыла глаза и взглядом сразу уперлась в меня.
- Езжайте.
- А как же ты? Может тебе что-то понадобится.
- Не спорь со мной. Я все сказала.
Я минуту помедлил, но потом мягко развернулся и пошел. С Максом мы быстро собрали вещи и уехали.
- Что такой грустный? Все же прошло хорошо. Если бы что-то пошло не так, то это бы уже случилось.
- Останови.
Я вышел на дорогу и махнул Максу, чтобы он уезжал. Меня переполнял поток мыслей. Что я наделал? Имеет ли право человек вмешиваться в Божий промысел. А с другой стороны, тогда и лечить никого нельзя. И прививки делать тоже. Мне всегда было тяжело принимать решения. Так здорово, когда рядом человек, который все может решить. Я присел на поребрик и обхватил голову руками. Со мной рядом, на расстоянии вытянутой руки, уже пробилась радостно-зеленая травка. Она раздвинула тяжелую землю, и, пораженная собственной крутостью и значимостью, мягко шелестела. Будто говорила: «Не стоит жалеть. Нет прошлого - нет будущего. То, что происходит сейчас, и есть жизнь»
Я встал, отряхивая джинсы. Так всю жизнь можно только собираться, и не сделать ничего. Ничего. Не стоит жалеть. Как говорил мой отец. «Ввяжемся в драку, а там посмотрим» Я - ввязался, так какой смысл теперь жалеть? И я медленно побрел домой.
Следующий день прошел как в тумане. На работе утверждали планы, и пришлось биться до последнего, чтобы хоть какую-то премию получить в этом квартале. Коллеги ругались, открыто несли полный бред, наговаривали друг на друга. В такие моменты я искренне жалел, что не выбрал профессию одинокого смотрителя заброшенного маяка. Или палача, на худой конец. Явиться с огнеметом на собрание и задавать всего один вопрос - «Что ты в своей жизни сделал полезного для людей?» И, если не получаешь внятный ответ, просто сжигать на месте. Думаю, после моего визита, наша компания могла бы сильно сэкономить на персонале и аренде офиса. Но после собраний обычно эти мысли меня покидали. Все цифры, что с таким трудом были утверждены, нужно было «раскидать» на подчиненных, и домой я добрался уже за полночь.
Утром меня разбудил звонок тети. Сердце мое сразу прыгнуло куда-то вниз и замерло. Я боялся ответить, но еще больше боялся ожидания.
- Алло?
- Доброе утро - у меня сразу все отпустило. Если разговор так начинается, то ничего страшного не произошло. Слава Богу.
- Как бабуля? Что нового?
- Да, есть новости. У нее сахар сегодня мерили. 4,6
- Это хорошо? Я не помню, сколько должно быть.
- На прошлой неделе было 14. Так что это очень хорошо. Даже невероятно. Я 2 раза проверила. И ее почти не качает.
-Здорово. Я постараюсь вечером заехать. Если время будет.
- Мы тебя всегда ждем. Хорошего дня тебе.
На работе было большое собрание. Из той категории, что часов пять люди говорят ни о чем. Практически не слушая, и не понимая друг друга. Я, стараясь не привлекать внимания, вытаскивал с «одноклассников» фотографии своих знакомых из телефонной книги мобильника и привязывал их к их номерам. Занятие абсолютно пустое, но теперь, когда мне кто-то звонит, его узнаваемая фотка светится на весь экран. В списке у меня около трехсот человек, так что «делом» я был обеспечен.
Неожиданно я заметил, что все смотрят на меня. Так бывает, когда в школе учитель вызвал тебя к доске, но ты, увлеченный чем-то, это не слышал. Повисает затяжная пауза, и ты, подняв глаза, никак не можешь разобрать, что произошло. Крутишь головой, натыкаясь на обращенные к тебе взгляды.
- Ну что, поедешь набираться опыта? - Генеральный смотрел прямо на меня.
- Конечно. Почту за честь.
- Ну вот и ладушки. Давайте прервемся на пятнадцать минут.
Все шумно засуетились. Большинство побрели курить. Я вышел в коридор и подошел к кофе-автомату. Рядом со мной стояла Алиса, менеджер по логистике. Мне она всегда нравилась за активную жизненную позицию и напор. По работе я к ней, по-моему, так ни разу не обращался. Только на каком-то корпоративе мы вместе участвовали в конкурсе, и выиграли большого белого медведя. С крупной надписью «Превед, медвед!» Я, конечно, отдал игрушку ей. С тех пор мы не общались.
- На что я только что подписался?
- Меньше надо на «одноклассниках» сидеть. Ты поедешь на три месяца на наш завод в Финляндию.
- Отлично. Люблю «гаряччих финских дьевушек»
Перспектива, конечно, не совсем заманчивая, но могло быть и хуже. У нас есть и филиал в Актюбинске. Лето, конечно, можно было провести как-то потеплее, но обратного пути у меня все равно нет.
Уезжать мне предстояло через месяц, а нерешенных дел было очень много. Нужно было перезаключить договоры с сетями. Найти себе какого-нибудь заместителя, который потом меня не «подсидит», но и не будет полным идиотом. В общем, фронт работ был огромен, и я полностью погрузился в работу. Редкий день я приезжал домой до полуночи. Со всей этой безумной каруселью, я так и не навестил бабушку.
Лето. Как я люблю лето! Даже люди как-то меняются и становятся гораздо дружелюбней, добрее и красивее. Интересно, если бы у нас всегда было лето, то мы сохранили эту приветливость? Или, только пройдя суровую и мрачную зиму, мы можем радоваться жизни?
Финский офис жил какой-то совершенно отстраненной жизнью. Большой, со светлыми стенами, и с бесконечными переходами, он напоминал технический центр Останкино. По сравнению с нашим, вечно шумящим, кипящем и куда-то спешащим, этот казался замершим. За три месяца работы, я так и не понял, есть ли какое-то четкое время прихода сотрудников на работу, или нет. Каждый день все приходили в разное время. Большинство приезжало на велосипедах, и просто ставили их в чугунную подставку около главного входа. Никто и не думал заматывать их цепью, как в Москве. Темп работы тоже был удивительно медленным. Ответить на письмо в электронной почте в течение двух недель - это было нормально. Сначала я тяжело адаптировался, но потом как-то сразу, в один день, привык. К чему я так и не смог привыкнуть - так это комары. Они были повсюду. В начале лета на меня нападали какие-то маленькие мошки. Они вгрызались в кожу на висках, около ушей и, выкусив кусочек, радостно улетали. Наши прославленные «Фумитоксы» совершенно их не пугали. Когда волна этой мошкары прошла, появились наши обычные комары, только раза в два больше. Я старался лишний раз не выходить из офиса. Поскольку в Финляндии курить можно только на улице, то мне пришлось бросить эту вредную привычку. Так мне помогли эти кровососы! А когда кончилось время комаров, то с севера прилетела мелкие мошки. Они почти не кусались. Только шебуршились в волосах и вызывали настойчивый зуд. Самих финнов это, похоже, совеем не волновало.
Наблюдая как все живое, тряхнув снег, стремится выжить, невольно я испытывал уважение. Даже к этим комарам. Маниакально следуя одной цели - выжить, они сохраняют свой род. Интересно представить себе такого развитого комара, который вместо того, чтобы искать жертву, необходимую для продолжения рода, будет лежать на диване, смотреть телевизор и пить пиво. Да они вымерли бы за одно лето. Вот было бы здорово!
В южных странах нет такого буйства жизни. Такой неистовой страсти успеть. Когда от каждого дня зависит, выживешь ли ты, твой род. И как же все это быстро разрушается осенью.
Когда я прилетел из Финляндии я заказал такси сразу к бабушке. Мне не терпелось увидеть то, что по телефону звучало просто фантастично. Москва, как обычно, задыхалась в августовской кашеобразной пробке. Казалось, что не у нее ни начала, ни конца. Водитель постоянно курил и плевал в окно. Лет под пятьдесят, редкие волосы были немыты и давно нечесаны. Ругал он все. Начал с Медведева и последовательно смещал фокус все ниже и ниже. И дороги у нас ужасные, и милиция всех обирает. И штрафы увеличили, и бензин подорожал. Меня поражало, откуда он берет такое количество энергии на злость. Как будто в нем кипел ядерный реактор, и, если он этот яд не выплеснет, то просто расплавится сам. Мне ничего не оставалось, как просто кивать. Спорить с ним было абсолютно бесполезно. Для него не было авторитетов. Замкнув жизнь вокруг ярости и ненависти ко всем, этот водитель разрушал в первую очередь себя. Из его потока агрессии я понял, что у него было две жены, которые давно ушли. С детьми он не общается. Даже собака сдохла. Я представил, как он приходит в свой пустой одинокий дом. Как же ему должно быть тоскливо, если все, чем он наполняет жизнь - это телевизор и пиво в холодильнике. Что толкает человека в такую жизнь? Где этот переломный момент, этот «check-point»? Ведь ребенок рождается в этот мир не для такой жизни. Я в это искренне верю.
Я позвонил тете, когда до их дома оставалось еще минут двадцать пути. Это она меня научила всегда предупреждать звонком перед приходом. Так тебе будут больше рады, и сам не столкнешься с чем не нужно.
Я расплатился с водителем. Он отметил, что «чаевые можно оставлять и побольше» Другого от него было бы глупо ожидать. Я подошел к подъезду. Жасмин и дикая вишня бурно разрослись. Приятная тень накрывала и спасала от палящего Солнца.
- Внучек!
Я обернулся, но с непривычки зажмуренными глазами сразу не мог разобрать, откуда меня зовут. Я крутился на одном месте и тщетно пытался что-нибудь рассмотреть.
- Внучек!
Вновь повернувшись на голос, я заметил высокую стройную девушку лет двадцати пяти. Она была в светлом сарафане с крупными цветами и тонком платочке на голове.
- Кто вы?
Но вместо ответа она раскинула руки, и, не мозгом, а серцем, я понял. Я подбежал и обнял свою любимую бабушку. Она как будто сошла со старых фотографий. Глаза мои заполнили слезы, и я их совсем не стеснялся. Какое же это счастье подарить близкому человеку такую радость. Такой небесный дар.
Мы гуляли по Москве несколько дней. Бабушка не выходила из дома много лет и рассказывала, что было на местах новостроек. А я ей показал Москва-Сити и упивался ее восторгом от красоты архитектуры. Вечером мы пошли в Гудман на тульской и она первый раз попробовала настоящий стейк.
Меня очаровывала ее красота. Какая-то близкая и глубоко родная. Словно ко мне приехала дальняя родственница, с которой играл и дружил в детстве, а затем на много-много лет расстался.
Вечером, когда я привез бабушку домой, она поцеловала меня в щеку. Отстранилась и внимательно посмотрела мне в глаза.
- Это самое лучшее, что случалось со мной в жизни. Спасибо тебе.
Аккуратно открыла дверь и пошла к себе домой.
Почему, только лишившись чего-то, мы чувствуем и понимаем ценность утраченного? Неужели нельзя загодя, понимая, что жизнь ежеминутно от тебя ускользает, насладиться ей? Вкусить и радоваться. Лето подошло к концу.
И опять мобильник. Голос тети был спокоен и размерен. Но я сразу все понял.
- Она уходит. Температура 41,3° и ничем не сбивается.
- Это разрушается кровь.
- Я знаю. И не сбивается.
- Мне приехать?
- Как хочешь. Но она без сознания. И наверное уже в него не придет.
- Я приеду.
Я надел мотокуртку и взял шлем. До гаража было десять минут быстрого шага, и я поразился, как быстро становится холодно. Тротуары были засыпаны опавшей листвой, и ее запах лез в нос липкими пальцами.
Когда я приехал и поставил свою Хонду перед домом, двор уже окутали серые сумерки.
Солнце еще охватывало крыши, но у земли ночь пробовала свои силы.
Бабушка лежала все на той же кровати. Но уже с первого взгляда было ясно, что она не спит. Что-то неуловимо поменялось в ней.
Похороны были более чем скромные. Она пережила всех своих друзей. Всех до одного. Только близкие родственники. Мы кремировали ее, как она всегда просила.
Посвящается моей бабушке. Я всегда тебя помню и очень люблю. 5.07.2011 Ф.Шустов
Удивительно, как сильны люди поколения моей бабушки. Она родилась до Великой войны, прошла ее, работая санитаркой. Во время налетов тушила фугаски. Потом сложные и голодные годы после войны. Родила детей, вырастила и выкормила их, воспитала внуков и дожила до правнуков. Она стала самым старым членом наших семей, и мой сын окрестил ее «старой совой». В знак уважения к ее мудрости и огромному кругозору. Казалось, нет темы или области, в которых бы она не разбиралась и не имела собственного мнения. Частенько она была резковата в суждениях, но из уважения, мы всегда ей это прощали.
- А ты знаешь, что человеческое тело регулярно обновляется?
Макс торопился говорить и есть. Быстро запихивал пару-тройку пельменей в рот и быстро, в два жевка их проглатывал.
- Да ты не торопись, у нас вся ночь впереди.
Максим, казалось, меня совсем не слышал и продолжал.
- Кожа обновляется за 21 день, кровь за 4 месяца, даже кости за девять лет. Мы все обновляемся, но что заставляет новым клеткам становиться сразу старыми? Никто. Никто этого не знает, а я знаю! - Макс поднял на меня глаза и я поразился их яркости. Он так верил, так горел своей идеей. Это было какое-то безумие.
- То есть у стариков клетки новые, но уже сразу старые?
- Именно!
Я никогда не задумывался об этом. В тридцать лет вопрос старости как-то совсем не волнует.
- Есть теория, что в хвосте ДНК, который состоит из так называемого «мусора», и содержится информация о количестве циклов воспроизводства. С каждым последующим делением этот хвост становится короче, пока клетка не становится предельно старой.
Я придумал, как перезапустить этот процесс. Как бы скинуть счетчик количества циклов воспроизводства. Но работает это только один раз. Потом клетки просто разрушаются.
Тут я задумался о своей бабушке. Может, стоит попробовать ее уговорить на этот эксперимент? Она часто говорила, что устала жить. Что Бог, наверно, забыл о ней. Все ее подруги и знакомые давно умерли. Что она с детства боялась старости и, наверное, получила то, чего всегда боялась.
Что может быть прекраснее, чем прожить на излете жизни последние дни в полном расцвете?
Макс что-то рассказывал про наполнение хвоста ДНК организованным мусором. Что существуют специальные «ДНК Вирусы», которые ученые находят даже в генетическом коде фараонов, но я его прервал.
- И сколько человек может прожить в таком «новом» состоянии?
- Не знаю. Месяцев пять, наверное. Первой начнет разрушаться кровь. Может и полгода.
Макс взял с меня обещание поговорить с бабушкой и среди ночи укатил на своем Пежо.
Утром я проснулся с ощущением, что это все было сном. Все казалось таким нереальным, призрачным. Стоило ли это затевать? А если что-то пойдет не так? Но мне так хотелось увидеть свою бабушку счастливой. Всю мою жизнь она меня поддерживала. И может именно благодаря ей я и добился успеха.
Вечером, после работы я приехал к бабушке в гости. Жила она со своей дочерью, моей тетей Светой, на Каширке, в маленькой двушке. После инсульта она медленно ходила. Но, доковыляв до крохотного коридора, крепко меня обняла и поцеловала в щеку.
- Как на работе?
- Да вроде ничего, все спокойно.
-Ну и слава Богу. Что же ты не позвонил, что приедешь? У нас кроме щей и картошки ничего и не приготовлено.
- Да я не голоден.
-Конечно, неголоден. Ты всегда не голоден, - она всплеснула руками. - Пойдем на кухню, только руки помой.
Она обращалась со мной, как будто мне было пять лет. Но для матерей и, тем более, бабушек, мы всегда дети. Нужно им это прощать. Мы поели и я спросил напрямую
- Бабуль! А если бы тебе сейчас предложили прожить, скажем, пять месяца молодой, а потом сразу умереть, ты бы согласилась?
- Не раздумывая. Конечно. Знаешь, как я устала от этот старости?
Мне было очень тяжело выдержать ее взгляд. Как будто вся история ее жизни вливалась в меня широким потоком. За что исход нашей жизни наказывается такой немощью тела?
Я ей изложил план Макса и бабушка, хитро подмигнув, спросила, есть ли у меня сигарета. Она давно бросила курить, но сейчас случай был особым. Я протянул ей Marlboro. Руки плохо слушались ее, и я прикурил ей сигарету сам.
- Балуетесь? На минуту оставить нельзя! - сказала вошедшая на кухню тетя.
- Сядь, послушай, что внучек придумал.
Бабушка улыбалась, старомодно держа сигарету между большим и указательным пальцами.
- Когда хотите попробовать?
- Пока не знаю. Я позвоню.
Прошла почти неделя, и я уже решил, что все, как говорят «Кина не будет». Даже где-то в душе обрадовался. Всегда сложно принимать решение, если абсолютно не уверен, что оно правильное. Но звучало это так заманчиво. Я ехал с переговоров, когда поток моих мыслей прервал звонок мобильника.
- Внучек! Это Я - этот голос ни с чем не перепутаешь. Я помню его с раннего детства, когда бабушка приезжала, чтобы со мной посидеть. - Давай попробуем.
- Когда ты будешь готова?
- Давай в четверг! Это для меня всегда был удачный день. И Светка будет на работе.
- Хорошо. Я тебя очень люблю, все будет хорошо.
- В любом случае.
То, что бабушка хотела провести все без моей тети, говорило только об одном. Что тетя это не одобрила. Или бабушка решила, что не одобрит и даже не захотела вводить ее в курс дела о своем решении. Как на нее это похоже!
Мы с Максом приехали рано утром на его «пыжике». Вещей было немного и рук нам хватило унести все с одного раза.
Вы готовы? - спросил Макс и оглядел дряхлое тело моей бабушки. Она лежала на высокой кровати в одной ночнушке. Сморщенная кожа на руках, огромные, отекшие ноги. Необъятная грудь.
- Я уже ко всему готова. Давай, начинай, пока я сама не окочурилась.
Макс достал какие-то склянки, разложил на столике. Раскрыл алюминиевый чемоданчик и стал выкладывать сверкающие серебром инструменты.
- Я тебе тут нужен?
-Честно говоря, нет. Если только ей, - он кивнул на бабушку.
- Иди, нечего на меня смотреть. Потом посмотришь, если получится.
- Обязательно получится.
Я пошел на кухню, т.к. с детства не выносил все эти медицинские процедуры. Даже как-то грохнулся в обморок, когда в школе у нас брали кровь. Меня всегда поражали люди, которые хладнокровно могли вытаскивать из раны какие-то занозы, несмотря на хлышущую кровь. И когда Макс рассказывал истории из своей учебы в мединституте, я с трудом сдерживал рвотные позывы.
Я прислонился к открытому окну и закурил. Снаружи буйствовала весна. Казалось, еще пару недель назад был снег, но уже на всех деревьях рвалась зелень. В этом почти одновременном воскрешении было столько радости. Но оно пугало и своей предсказуемостью и запрограммированностью. Сотни тысяч лет назад, я думаю, все было точно также. Это постоянно ребящее чередование зимы-лета так и не привело к какой-то вразумительно-сбалансированной середине. Зачем каждый год сбрасывать листья, чтобы старательно и искренне отращивать их каждую весну? Зачем однолетним травам торопиться расти, стремительно цвести в жалко-кроткое лето и восторженно умирать каждую осень? Если действительно старик Дарвин прав, то почему Природа не нашла универсального, приспособленного и стабильного способа жизни? Может все это просто какой-то забытый эксперимент. Наподобие того, что возникает в забытой на месяц чашке со сметаной в холодильнике? По крайней мере, у меня там успевает вырасти несколько типов разноцветной нежно пушистой плесени, которые, кажется, уже начинают мировые войны за обладание их скромным мирком.
И все равно я обожаю весну. Это очарование недавно родившихся котят спроецированное на весь мир за окном. И пусть всего через несколько месяцев будет агонирующее угасание, но сейчас это истинная радость. Победа над осенней смертью, зимним забвением. И понимание предопределенности всего этого вихря почти неизменных повторений не может заставить мое сердце оставить трепет восхищения от этого невероятного возрождения.
На кухню зашел Макс и оторвал бумажное полотенце. Вытер лоб и присел в кресло около стола.
- Как там?
- Да все хорошо. Теперь нужно подождать часа полтора. Я бабушке повесил кардио-монитор. Убедимся, что все стабильно и поедем куда-нибудь бухнуть. Что-то я слишком напряжен.
-Не вопрос. Можно я пойду на нее посмотрю?
- Конечно. Только она спит. Лучше не буди.
Бабушка лежала на спине. Волосы разметались по подушке, и я поразился ее красоте. Конечно, о былой лет пятьдесят назад красоте, разговор не шел. Даже напротив, на серых щербленных фотокарточках я с трудом узнавал знакомое с детства лицо. Но тут было другое. Было какое-то очарование спокойной заслуженной старости. Умиротворение и, возможно, торжественность. Дыхание было глубоким и ровным. Несчетное количество раз бабушка была со мной, когда я спал. А теперь я наблюдаю за ней, а она просто спит.
Неожиданно она открыла глаза и взглядом сразу уперлась в меня.
- Езжайте.
- А как же ты? Может тебе что-то понадобится.
- Не спорь со мной. Я все сказала.
Я минуту помедлил, но потом мягко развернулся и пошел. С Максом мы быстро собрали вещи и уехали.
- Что такой грустный? Все же прошло хорошо. Если бы что-то пошло не так, то это бы уже случилось.
- Останови.
Я вышел на дорогу и махнул Максу, чтобы он уезжал. Меня переполнял поток мыслей. Что я наделал? Имеет ли право человек вмешиваться в Божий промысел. А с другой стороны, тогда и лечить никого нельзя. И прививки делать тоже. Мне всегда было тяжело принимать решения. Так здорово, когда рядом человек, который все может решить. Я присел на поребрик и обхватил голову руками. Со мной рядом, на расстоянии вытянутой руки, уже пробилась радостно-зеленая травка. Она раздвинула тяжелую землю, и, пораженная собственной крутостью и значимостью, мягко шелестела. Будто говорила: «Не стоит жалеть. Нет прошлого - нет будущего. То, что происходит сейчас, и есть жизнь»
Я встал, отряхивая джинсы. Так всю жизнь можно только собираться, и не сделать ничего. Ничего. Не стоит жалеть. Как говорил мой отец. «Ввяжемся в драку, а там посмотрим» Я - ввязался, так какой смысл теперь жалеть? И я медленно побрел домой.
Следующий день прошел как в тумане. На работе утверждали планы, и пришлось биться до последнего, чтобы хоть какую-то премию получить в этом квартале. Коллеги ругались, открыто несли полный бред, наговаривали друг на друга. В такие моменты я искренне жалел, что не выбрал профессию одинокого смотрителя заброшенного маяка. Или палача, на худой конец. Явиться с огнеметом на собрание и задавать всего один вопрос - «Что ты в своей жизни сделал полезного для людей?» И, если не получаешь внятный ответ, просто сжигать на месте. Думаю, после моего визита, наша компания могла бы сильно сэкономить на персонале и аренде офиса. Но после собраний обычно эти мысли меня покидали. Все цифры, что с таким трудом были утверждены, нужно было «раскидать» на подчиненных, и домой я добрался уже за полночь.
Утром меня разбудил звонок тети. Сердце мое сразу прыгнуло куда-то вниз и замерло. Я боялся ответить, но еще больше боялся ожидания.
- Алло?
- Доброе утро - у меня сразу все отпустило. Если разговор так начинается, то ничего страшного не произошло. Слава Богу.
- Как бабуля? Что нового?
- Да, есть новости. У нее сахар сегодня мерили. 4,6
- Это хорошо? Я не помню, сколько должно быть.
- На прошлой неделе было 14. Так что это очень хорошо. Даже невероятно. Я 2 раза проверила. И ее почти не качает.
-Здорово. Я постараюсь вечером заехать. Если время будет.
- Мы тебя всегда ждем. Хорошего дня тебе.
На работе было большое собрание. Из той категории, что часов пять люди говорят ни о чем. Практически не слушая, и не понимая друг друга. Я, стараясь не привлекать внимания, вытаскивал с «одноклассников» фотографии своих знакомых из телефонной книги мобильника и привязывал их к их номерам. Занятие абсолютно пустое, но теперь, когда мне кто-то звонит, его узнаваемая фотка светится на весь экран. В списке у меня около трехсот человек, так что «делом» я был обеспечен.
Неожиданно я заметил, что все смотрят на меня. Так бывает, когда в школе учитель вызвал тебя к доске, но ты, увлеченный чем-то, это не слышал. Повисает затяжная пауза, и ты, подняв глаза, никак не можешь разобрать, что произошло. Крутишь головой, натыкаясь на обращенные к тебе взгляды.
- Ну что, поедешь набираться опыта? - Генеральный смотрел прямо на меня.
- Конечно. Почту за честь.
- Ну вот и ладушки. Давайте прервемся на пятнадцать минут.
Все шумно засуетились. Большинство побрели курить. Я вышел в коридор и подошел к кофе-автомату. Рядом со мной стояла Алиса, менеджер по логистике. Мне она всегда нравилась за активную жизненную позицию и напор. По работе я к ней, по-моему, так ни разу не обращался. Только на каком-то корпоративе мы вместе участвовали в конкурсе, и выиграли большого белого медведя. С крупной надписью «Превед, медвед!» Я, конечно, отдал игрушку ей. С тех пор мы не общались.
- На что я только что подписался?
- Меньше надо на «одноклассниках» сидеть. Ты поедешь на три месяца на наш завод в Финляндию.
- Отлично. Люблю «гаряччих финских дьевушек»
Перспектива, конечно, не совсем заманчивая, но могло быть и хуже. У нас есть и филиал в Актюбинске. Лето, конечно, можно было провести как-то потеплее, но обратного пути у меня все равно нет.
Уезжать мне предстояло через месяц, а нерешенных дел было очень много. Нужно было перезаключить договоры с сетями. Найти себе какого-нибудь заместителя, который потом меня не «подсидит», но и не будет полным идиотом. В общем, фронт работ был огромен, и я полностью погрузился в работу. Редкий день я приезжал домой до полуночи. Со всей этой безумной каруселью, я так и не навестил бабушку.
Лето. Как я люблю лето! Даже люди как-то меняются и становятся гораздо дружелюбней, добрее и красивее. Интересно, если бы у нас всегда было лето, то мы сохранили эту приветливость? Или, только пройдя суровую и мрачную зиму, мы можем радоваться жизни?
Финский офис жил какой-то совершенно отстраненной жизнью. Большой, со светлыми стенами, и с бесконечными переходами, он напоминал технический центр Останкино. По сравнению с нашим, вечно шумящим, кипящем и куда-то спешащим, этот казался замершим. За три месяца работы, я так и не понял, есть ли какое-то четкое время прихода сотрудников на работу, или нет. Каждый день все приходили в разное время. Большинство приезжало на велосипедах, и просто ставили их в чугунную подставку около главного входа. Никто и не думал заматывать их цепью, как в Москве. Темп работы тоже был удивительно медленным. Ответить на письмо в электронной почте в течение двух недель - это было нормально. Сначала я тяжело адаптировался, но потом как-то сразу, в один день, привык. К чему я так и не смог привыкнуть - так это комары. Они были повсюду. В начале лета на меня нападали какие-то маленькие мошки. Они вгрызались в кожу на висках, около ушей и, выкусив кусочек, радостно улетали. Наши прославленные «Фумитоксы» совершенно их не пугали. Когда волна этой мошкары прошла, появились наши обычные комары, только раза в два больше. Я старался лишний раз не выходить из офиса. Поскольку в Финляндии курить можно только на улице, то мне пришлось бросить эту вредную привычку. Так мне помогли эти кровососы! А когда кончилось время комаров, то с севера прилетела мелкие мошки. Они почти не кусались. Только шебуршились в волосах и вызывали настойчивый зуд. Самих финнов это, похоже, совеем не волновало.
Наблюдая как все живое, тряхнув снег, стремится выжить, невольно я испытывал уважение. Даже к этим комарам. Маниакально следуя одной цели - выжить, они сохраняют свой род. Интересно представить себе такого развитого комара, который вместо того, чтобы искать жертву, необходимую для продолжения рода, будет лежать на диване, смотреть телевизор и пить пиво. Да они вымерли бы за одно лето. Вот было бы здорово!
В южных странах нет такого буйства жизни. Такой неистовой страсти успеть. Когда от каждого дня зависит, выживешь ли ты, твой род. И как же все это быстро разрушается осенью.
Когда я прилетел из Финляндии я заказал такси сразу к бабушке. Мне не терпелось увидеть то, что по телефону звучало просто фантастично. Москва, как обычно, задыхалась в августовской кашеобразной пробке. Казалось, что не у нее ни начала, ни конца. Водитель постоянно курил и плевал в окно. Лет под пятьдесят, редкие волосы были немыты и давно нечесаны. Ругал он все. Начал с Медведева и последовательно смещал фокус все ниже и ниже. И дороги у нас ужасные, и милиция всех обирает. И штрафы увеличили, и бензин подорожал. Меня поражало, откуда он берет такое количество энергии на злость. Как будто в нем кипел ядерный реактор, и, если он этот яд не выплеснет, то просто расплавится сам. Мне ничего не оставалось, как просто кивать. Спорить с ним было абсолютно бесполезно. Для него не было авторитетов. Замкнув жизнь вокруг ярости и ненависти ко всем, этот водитель разрушал в первую очередь себя. Из его потока агрессии я понял, что у него было две жены, которые давно ушли. С детьми он не общается. Даже собака сдохла. Я представил, как он приходит в свой пустой одинокий дом. Как же ему должно быть тоскливо, если все, чем он наполняет жизнь - это телевизор и пиво в холодильнике. Что толкает человека в такую жизнь? Где этот переломный момент, этот «check-point»? Ведь ребенок рождается в этот мир не для такой жизни. Я в это искренне верю.
Я позвонил тете, когда до их дома оставалось еще минут двадцать пути. Это она меня научила всегда предупреждать звонком перед приходом. Так тебе будут больше рады, и сам не столкнешься с чем не нужно.
Я расплатился с водителем. Он отметил, что «чаевые можно оставлять и побольше» Другого от него было бы глупо ожидать. Я подошел к подъезду. Жасмин и дикая вишня бурно разрослись. Приятная тень накрывала и спасала от палящего Солнца.
- Внучек!
Я обернулся, но с непривычки зажмуренными глазами сразу не мог разобрать, откуда меня зовут. Я крутился на одном месте и тщетно пытался что-нибудь рассмотреть.
- Внучек!
Вновь повернувшись на голос, я заметил высокую стройную девушку лет двадцати пяти. Она была в светлом сарафане с крупными цветами и тонком платочке на голове.
- Кто вы?
Но вместо ответа она раскинула руки, и, не мозгом, а серцем, я понял. Я подбежал и обнял свою любимую бабушку. Она как будто сошла со старых фотографий. Глаза мои заполнили слезы, и я их совсем не стеснялся. Какое же это счастье подарить близкому человеку такую радость. Такой небесный дар.
Мы гуляли по Москве несколько дней. Бабушка не выходила из дома много лет и рассказывала, что было на местах новостроек. А я ей показал Москва-Сити и упивался ее восторгом от красоты архитектуры. Вечером мы пошли в Гудман на тульской и она первый раз попробовала настоящий стейк.
Меня очаровывала ее красота. Какая-то близкая и глубоко родная. Словно ко мне приехала дальняя родственница, с которой играл и дружил в детстве, а затем на много-много лет расстался.
Вечером, когда я привез бабушку домой, она поцеловала меня в щеку. Отстранилась и внимательно посмотрела мне в глаза.
- Это самое лучшее, что случалось со мной в жизни. Спасибо тебе.
Аккуратно открыла дверь и пошла к себе домой.
Почему, только лишившись чего-то, мы чувствуем и понимаем ценность утраченного? Неужели нельзя загодя, понимая, что жизнь ежеминутно от тебя ускользает, насладиться ей? Вкусить и радоваться. Лето подошло к концу.
И опять мобильник. Голос тети был спокоен и размерен. Но я сразу все понял.
- Она уходит. Температура 41,3° и ничем не сбивается.
- Это разрушается кровь.
- Я знаю. И не сбивается.
- Мне приехать?
- Как хочешь. Но она без сознания. И наверное уже в него не придет.
- Я приеду.
Я надел мотокуртку и взял шлем. До гаража было десять минут быстрого шага, и я поразился, как быстро становится холодно. Тротуары были засыпаны опавшей листвой, и ее запах лез в нос липкими пальцами.
Когда я приехал и поставил свою Хонду перед домом, двор уже окутали серые сумерки.
Солнце еще охватывало крыши, но у земли ночь пробовала свои силы.
Бабушка лежала все на той же кровати. Но уже с первого взгляда было ясно, что она не спит. Что-то неуловимо поменялось в ней.
Похороны были более чем скромные. Она пережила всех своих друзей. Всех до одного. Только близкие родственники. Мы кремировали ее, как она всегда просила.
Посвящается моей бабушке. Я всегда тебя помню и очень люблю. 5.07.2011 Ф.Шустов