21 июля (3 августа) 2014 года. Святые дня, молите Бога о нас! (ч.2)
Продолжение...
Священномученик иерей Петр
(Голубев Петр Григорьевич, +03.08.1938)
(священномученик иерей Петр Голубев. Москва, тюрьма НКВД, 1938)
Память 21 июля, в Соборе Московских святых, в Соборе Бутовских новомучеников и в Соборе новомучеников и исповедников Церкви Русской.
Родился 12 января 1880 г. в селе Коледино Подольского уезда Московской губернии в семье Григория и Пелагии Голубевых. Его отец был псаломщиком в Троицком храме в селе Коледино и умер, когда мальчику исполнилось три года. До восьми лет Петр жил с матерью, а затем был отдан в подготовительный класс Перервинского духовного училища, которое окончил в 1894 г. и как примерный учащийся был зачислен в первый класс Московской духовной семинарии без сдачи приемных экзаменов.
В 1900 г., по окончании духовной семинарии, был определен на должность учителя в церковноприходскую школу в село Старое Коломенского уезда.
В 1904 г. был рукоположен во диакона к Покровской церкви в селе Покровское на Городне и определен законоучителем церковноприходской школы в этом селе, а также земской школы в деревне Чертаново.
В 1914 г. рукоположен во священника ко храму в селе Шебанцево Подольского уезда,
В 1920-х годах был лишен избирательных прав.
В 1925 г. переведен в Успенскую церковь в село Петрово-Дальнее Красногорского района, на место своего брата, который зимой 1924 г. расшибся во время гололеда и не мог служить.
Отец Петр служил все праздники и воскресные дни, часто служил молебны в домах прихожан и во время крестных ходов по селу. Прихожане любили священника за приветливость и доброту, которая сказывалась в том, что он помогал всем бедным, старикам, привечал детей, всегда одаривая их какими-нибудь подарками, и в особенности, конечно, на Пасху. Переехав в Петрово-Дальнее, отец Петр сначала снимал комнату, так как дома для священника в селе не было, а в 1931 г. он по разрешению местных властей выстроил дом. В 1935 г. власти запретили священнику крестить, и отец Петр стал крестить дома. Положение священника в селе стало особенно тревожным с того времени, когда его племянник поступил в сельсовет помощником председателя; он неоднократно, ходя по селу, говорил: “Я своего дядю уберу, надо мной насмешничают”.
В конце 1930-х сотрудники НКВД предложили председателю местного сельсовета доносить на тех, кого они предполагали арестовать, и в частности - на священника. Председатель старался добросовестно исполнить данное ему поручение и всячески вызывал отца Петра на откровенный разговор. Впрочем, и разговаривая с председателем, священник не сказал ничего такого, в чем его можно было бы обвинить. Впоследствии, вызванный на допрос, председатель сельсовета показал, что будто бы священник ему говорил: “Трудно верить теперь коммунистам из вышестоящих работников, так как все они оказываются подлецами. Борьба за власть приносит в жертву и правых, и виноватых”. А о выборах отец Петр будто бы сказал: “Все равно выборы пройдут односторонние; партия большевиков проведет своих людей, а кого хочет выбрать народ, тот выбран не будет”. Нашлись еще двое лжесвидетелей из числа односельчан батюшки, их допросили за месяц до ареста священника. Их показания не были ничем подтверждены.
22 марта 1938 г. священник был арестован и первое время содержался в камере предварительного заключения при Красногорской милиции. На следующий день после ареста следователь допросил его.
- Признаете ли вы себя виновным в том, что систематически среди окружающего населения проводили контрреволюционную агитацию против советской власти, высказывали суждения о расстрелянных врагах народа?
- В предъявленном мне обвинении виновным себя не признаю, - ответил священник.
- Весной 1937 г. вы говорили, что советская власть обобрала вас налогами, неужели так будет продолжаться, и сами себе ответили: нет, не может так продолжаться.
- Таких разговоров я никогда не вел, так что виновным себя в этом не признаю.
- Летом 1937 года вы высказывали суждение о расстрелянных врагах народа. Заявили, что враги народа, такие как
Тухачевский и другие, расстреляны как невинные и что руководители партии и правительства не поделили мягких кресел.
- Разговор о расстрелянных врагах народа и о Тухачевском был, но с кем и когда, не помню.
- Следствию известно, что вы систематически среди окружающего населения проводите контрреволюционную агитацию, высказываете сожаление о расстрелянных врагах народа.
- В предъявленном мне обвинении виновным себя не признаю.
- Что вы еще можете сказать по данному делу?
- На стороне врагов советской власти я никогда не был, политическими вопросами не занимаюсь, недовольств по отношению к советской власти не высказываю, - ответил священник.
Следствие велось с большой поспешностью и заняло всего две недели, после чего было составлено заранее предусмотренное обвинительное заключение, цинично повторяющее ничем не доказанные обвинения в антигосударственной деятельности.
По окончании следствия отец Петр был перевезен в Таганскую тюрьму в Москве. 16 июля тройка НКВД приговорила отца Петра к расстрелу.
Расстрелян 3 августа 1938 года на Бутовском полигоне, погребен в безвестной общей могиле.
На следующий день после ареста священника храм, где служил отец Петр, был разграблен. Вскоре вслед за этим приехала бригада татар, которые сбросили колокола и свалили купол церкви. Примерно через год после расстрела священника председателем колхоза стал Аарон Львович Альперович. Задумав использовать кирпич храма для строительства теплиц, он приказал взорвать церковь. После взрыва храм обратился в груду щебня, в которой не было ни одного целого кирпича.
Супруга о.Петра Клавдия Константиновна долго не знала правду о муже. Органы НКВД сообщили ей ложные сведения, что Голубев П.Г. был осужден на 10 лет и скончался в заключении в 1942 г.
В 1957 году священник Петр Голубев был реабилитирован Прокуратурой Московской области по 1938 году репрессий.
Канонизирован в августе 2000 года на Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви.
Священноисповедник Роман Медведь, пресвитер, обретение мощей
Память 21 июля на обретение мощей, 26 августа, в Соборах новомучеников и исповедников Соловецких, новомучеников и исповедников Российских и Московских святых.
Родился 1 октября 1874 года в местечке Замостье Холмской губернии в семье мещан. Отец, Иван Иосифович, был учителем прогимназии, мать, Мария Матвеевна, - повивальной бабкой, что не раз в последующие голодные годы спасало семью. Когда Роману было семь лет, родители переехали в Грубешов в той же Холмской губернии. Самым старшим из детей был Яков, через два года родился Роман, затем - Мстислав, Ольга, Василий (умер в детстве), Шура и Миша. Двенадцати лет от роду Роман потерял отца.
В 1892 году Роман окончил Холмскую духовную семинарию, а в 1897 году - Санкт-Петербургскую духовную академию со степенью кандидата богословия. Будучи студентом Академии, Роман Иванович стал духовным сыном о. Иоанна Кронштадтского.
После окончания Академии Роман Иванович был назначен инспектором Виленской духовной семинарии.
В 1901 году он женился на дочери священника Николая Невзорова Анне Николаевне, которая только что окончила медицинские курсы. Венчались Роман Иванович и Анна Николаевна по благословению святого праведного Иоанна Кронштадтского. С этого времени о. Иоанн стал духовником и Анны Николаевны. Молодая чета постоянно переписывалась с кронштадтским старцем и часто приезжала в гости. В то время Роману Ивановичу было 26 лет, Анне Николаевне - 22 года.
В марте 1901 года Роман Медведь был рукоположен во иерея в Чернигове владыкой Антонием (Соколовым) и направлен в Черниговскую губернию священником при Крестовоздвиженском братстве известного помещика Неплюева. Но там о. Роман не задержался, пробыв всего лишь год. Болела жена, но главное - устав братства и требования Неплюева к священнику не соответствовали церковным канонам. Все братство устраивалось скорее по социалистическим толстовским представлениям, нежели по христианским. Сам Неплюев хотел видеть в православном пастыре только требоисполнителя, который не может и не должен вмешиваться в жизнь общины, нравственно влиять на братчиков, более того - это отчасти даже предусматривалось уставом.
В 1902 году о. Романа перевели в Санкт-Петербург. В церкви равноапостольной Марии Магдалины он организовал общество трезвенников, говорил проповеди, устраивал приходскую жизнь.
Так продолжалось до 1907 года. Но здоровье Анны Николаевны ухудшилось, требовался более здоровый климат, и они переехали в Крым. Отец Роман был назначен настоятелем Свято-Владимирского Адмиралтейского собора в Севастополе, стал благочинным береговых команд Черноморского флота. В его подчинении были Покровский храм и Свято-Никольский, что на Северной стороне, храм Архистратига Михаила и 50 священников на кораблях. Жили на улице Екатерининской, совсем рядом со Свято-Владимирским собором.
Отец Роман, путешествуя с эскадрой, посетил Грецию, Италию, побывал у мощей святителя Николая. О своем крымском периоде о. Роман говорил: «В Севастополе нет крыши, под которой бы я не проповедовал».
В 1912 году грянула буря - восстали матросы на линкоре «Св. Иоанн Златоуст». Отец Роман был на своей даче в 15 километрах от Севастополя и, как только услышал о случившемся, срочно приехал в город. Настоял на индивидуальной исповеди всех приговоренных к смерти матросов. Всю ночь сам исповедовал и причащал. Закончил буквально перед расстрелом. После этого ночь не спал, был бледен и долго не мог успокоиться. Через некоторое время матросы утихомирились. Начальство поинтересовалось у о. Романа, можно ли выдать матросам оружие, последовал ответ: «Можно, настроение у матросов здоровое».
После окончательной ликвидации революционных очагов командующий флотом поинтересовался мнением благочинного, надо ли вводить тайную полицию в среду матросов для выявления подстрекателей и вообще настроения команды. Отец Роман, пользуясь своим авторитетом, воспротивился этому предложению, уверил командование, что духовный климат на флоте изменился и подобные меры будут излишними. И тайная полиция не была введена. Чтобы окончательно успокоить матросов, развеять революционную романтику и прекратить брожения, о. Роман написал и выпустил брошюру «О дисциплине и товариществе на флоте», где речь шла об основах православия, через призму которого надо смотреть на общественную и политическую жизнь, о соблазнах революции и т.д. Впоследствии это будет предъявлено о. Роману Медведю следователем НКВД как контрреволюционная деятельность, прозвучит обвинение в том, что он индивидуально исповедовал матросов и тем самым подрывал их веру в «правду» революции. На самом же деле о. Романа допустили исповедовать только после суда, когда приговор был вынесен, и на обстоятельства дела он уже влиять не мог. К тому же о. Роман сделал все, чтобы не были наказаны невиновные и чтобы не умножалась болезненная подозрительность.
К этому же времени относится инцидент, происшедший во Владимирском соборе, имевший роковые последствия для настоятеля. Во время службы в храме помогали матросы, специально сюда прикомандированные. Матрос по фамилии Докукин был замечен в краже церковных денег. Настоятель распорядился отправить его обратно на корабль и сообщил начальству о причине. Разумеется, Докукину это не понравилось. Более свободная жизнь при храме и возможность время от времени поправлять свое материальное положение за счет церковной кружки не шли ни в какое сравнение с жизнью на корабле. Докукин затаил лютую злобу на о. Романа, но возможность отомстить ненавистному священнику представилась только в 1918 году. Докукин стал революционером и подговорил матросов убить о. Романа как «реакционного попа». Энтузиастов нашлось достаточно, но убийство решили отложить до Рождества. Боялись, что, если не появится на службе любимый многими священник, то им не поздоровится, будет скандал и, возможно, наказание. Отцу Роману стало известно о злодейском замысле, и по настоянию жены он уехал в Москву сразу же после Рождественской службы, втайне от всех. В тот же день, через несколько часов после того, как батюшка сел в вагон, пришли возглавляемые Докукиным матросы с арестом. Не найдя о. Романа, устроили полный разгром в квартире, штыками проткнули даже матрасы и подушки. Такова была степень злобы. Матушка не признавалась, несмотря на угрозы, говорила, что о. Роман со службы не возвращался и, где он сейчас, не знает.
В 1917 году у о. Романа и Анны родилась дочь Ирина, и теперь матушка с младенцем остались одни. Матросы приходили с обыском еще несколько раз.
Приехав в Москву, о. Роман сразу пошел к Патриарху Тихону. Святейший принял его с любовью, они раньше были хорошо знакомы и поддерживали переписку (добросердечные отношения сложились еще в Холме, когда Святейший был ректором Холмской духовной семинарии, где учился о. Роман).
Патриарх Тихон назначил о. Романа настоятелем Покровского храма на Красной площади. Буквально накануне был убит прежний настоятель, выдающийся протоиерей Иоанн Восторгов. По приглашению Патриарха о.Роман принял участие в работе Собора.
Осенью 1919 года, когда храм Василия Блаженного закрыли, о. Роман был переведен в храм святителя Алексия, митрополита Московского в Голенищевском переулке. Отец Роман обладал прекрасным голосом и, будучи академически образованным и богословски начитанным, говорил незабываемые проповеди. Многие, однажды услышав о. Романа, поговорив с ним лично, на всю жизнь оставались его духовными чадами.
Многие соблазнялись тем, что о. Роман одним из первых среди московских настоятелей в 1922 году ввел помин властей, кстати говоря, по благословению Патриарха. Но от всего этого он нашел защиту в лице своего духовника - патриарха Тихона. Святейший, чтобы защитить свое чадо от нападок духовных и мирских лиц, специально приехал к нему на приход для служения литургии.
В 1924 году власти всю семью выбросили из церковной квартиры. Анне Николаевне с дочерью пришлось уехать в Севастополь. Там прожили примерно год, а в 1925-м снова вернулись в Москву. Некоторое время жили у о. Александра Ветелева в Пушкино. Он помог устроить Ирину в школу.
У о. Романа сохранялись хорошие отношения с митрополитом Сергием (Страгородским). Когда в 1927 году вышла известная декларация и образовался ленинградский раскол под предводительством митрополита Ленинградского Иосифа (Петровых), о. Роман написал статью «На Божией ли службе?», где разбирал, как он выразился, «печальнейший документ» - обращение к местоблюстителю митрополиту Сергию группы ленинградских священнослужителей и мирян. В ней он рассказывал, какими должны быть отношения советской власти и церкви, рассматривал положение древних христиан и их отношение к гонителям, еще раз напоминал, что подлинным главой Церкви является не какой-либо иерарх, праведный или согрешающий, а Сам Христос.
Власти внимательно следили за деятельностью о. Романа и его прихода. За весь московский период его служения с 1918-го по 1929 год его арестовывали 15 раз, но всякий раз вскоре отпускали. Ему приходилось объяснять свои взгляды и церковную позицию даже самому Ф.Дзержинскому, который предложил о. Роману уехать в Холмскую губернию, отошедшую к Польше. Тучи над храмом о. Романа сгущались. Все ожидали ареста настоятеля со дня на день. Многие активные братчики по благословению о. Романа приняли тайный постриг. Так, 21 августа 1930 года иеромонах Герман тайно постриг в квартире о. Романа по ул. Кожевнической сестер Е.Ю. и Л.Ю.Бергман, В.В.Рейнберг, А.С.Соколову, при этом присутствовали уже постриженные мать Алексия и другие.
Жить в Москве стало трудно, здоровье пошатнулось; духовные чада, имевшие медицинское образование, говорили, что своим пациентам они вообще не разрешили бы вставать, но батюшке можно. И он продолжал переносить все болезни на ногах, потому что, как выражался о. Роман: «Ведь детки кушать просят». В 1930 году власти выгнали семью о. Романа на улицу. Чада переселили батюшку на маленькую дачку (всего одна комната) под Москвой - в Обираловку. Туда же приезжали к нему на исповедь, за духовным советом, на откровение совести.
6 февраля 1931 года арестовали настоятеля и весь приход. Храм святителя Алексия был сразу же закрыт: он опустел - ни паствы, ни служителей. Духовное единство было поразительным. Почти все чада о. Романа держались на допросах стойко.
30 апреля 1931 года комиссия ОГПУ приговорила 24 члена общины храма святителя Алексия к различным срокам заключения и ссылки. 10 мая о. Романа Медведя по статьям 58-10 и 58-11 приговорили к расстрелу, но потом приговор был заменен заключением в концлагерь сроком на 10 лет. Остальных братчиков приговорили к разным срокам ссылки в концлагерь, не менее трех лет. Почти все чада о. Романа умерли в ссылке.
Отец Роман прибыл в Кемь 9 июня. Единственной связью с оставшимися на свободе была переписка, которая велась через его дочь Ирину.
В 1932 году дочь получила разрешение увидеть отца, так как Анна Николаевна такого разрешения не могла получить. Еще в 1929 году, за два года до последнего ареста, о. Роман благословил матушку развестись с ним и взять девичью фамилию - Невзорова, чтобы она смогла устроиться на работу в случае его ареста и не попала под статью «член семьи врага народа». Анна Николаевна устроилась медсестрой в Боткинскую больницу. Это их спасло и дало возможность дочери поступить в мединститут. И вот, получив разрешение, 15-летняя Ирина, сопровождаемая матушкой, отправилась к отцу-исповеднику. Отец Роман отбывал срок в системе Беломорканала, работая сторожем, потом счетоводом. В ноябре 1932 года они достигли Попова острова, где в то время находился о. Роман. Условия жизни были жуткими, спали на голых нарах без матрасов. Священник под арестантскую одежду для тепла подкладывал две подушки - спереди и сзади. Анна Николаевна и Ирина пробыли там три дня, больше оставаться не разрешили. Возвращаясь, видели ужасы, потрясшие их воображение; до сих пор перед глазами Ирины Романовны осталась незабываемая картина: часовые везут по льду большие сани, на которых штабелем сложены замороженные трупы заключенных.
Через некоторое время о. Романа перевели еще севернее - на станцию Кузема.
Из ссылки о. Роман возвратился совершенно больным в 1936 году, его отпустили чуть раньше срока умирать домой.
На Ленинградском вокзале 28 июля встречали о. Романа матушка, дочь и несколько чад. Прописку дали в Волоколамске. Отец Роман почти сразу уехал в Черкассы к старому другу. 25 мая 1937 года он сломал правую ногу - шейку бедра. Дали телеграмму матушке, и она срочно перевезла его в Малоярославец. Состояние было критическим - тяжелая форма туберкулеза, сложный перелом, организм очень ослаблен.
18 августа 1937 года, чувствуя приближение смерти, о. Роман изъявил желание принять монашеский постриг, и был пострижен в рясофор с именем Иосиф. Постриг совершал игумен Митрофан, который был келейником иеромонаха Зосимовой пустыни Алексия (Соловьева).
Протоиерей Зосима (Трубачев), служивший в Малоярославце, причащал о. Романа практически каждый день. Сам протоиерей Зосима побывал в ссылке, и после смерти о. Романа его снова арестуют и сошлют.
Незадолго до смерти о. Романа к нему приходили, чтобы снова его арестовать. Он уже не вставал, при сотрудниках НКВД случилось кровохарканье. Анна Николаевна без смущения сказала: «Забирайте, он вот-вот умрет, и мне не надо будет его хоронить». Они потолкались в дверях и ушли. Забирать умирающего им не хотелось. Судя по его состоянию, они могли его не довезти. Отец Роман благодарно улыбнулся матушке: мол, отстояла его предсмертные часы.
8 сентября 1937 года о. Роман утром причастился, а в 7 часов вечера его не стало.
На третий день о. Зосима совершил отпевание, похоронен был отец Роман на городском кладбище.
(могила священноисповедника протоиерея Романа в Малояролавце)
На девятый день Ирина Романовна после поминок заснула на кровати о. Романа, укрывшись его лагерным одеялом, и увидела видение: ее отец стоит на коленях перед иконами в золотом облачении, подаренном ему еще в Крыму, и читает Отче наш.
3 августа 1999 года, по благословению патриарха Московского и всея Руси Алексия II, честные мощи священноисповедника Романа были обретены и перенесены в Москву в храм Покрова Божией Матери на Лыщиковой горе.
(храм Покрова Божией Матери на Лыщиковой горе)
Подробнее о сщисп. Романе можно почитать тут:
http://покровахрам.рф/
Тропарь священноисповеднику Роману Медведю
глас 4
Кронштадтскаго пастыря чадо духовное,| флота Черноморскаго окормителя,| московския паствы похвалу и радование,| исповедника православныя веры непоколебимаго, | сохраньшаго в страданиих своих|Безценный Бисер - Христа,| приидите, вернии,| светло прославим священноисповедника Романа и воспоим ему:|| моли, пастырю добрый, Христа Бога спастися душам нашим.
МОЛИТВА
О великий угодниче Божий, пастырю Христов, отче наш Романе! Призри от горния славы на нас горделивых и чреволюбивых, тщеславных и сребролюбивых, уязвленных страстями угасающего мира сего, твоея скорой помощи и благодатного утешения просящих.
Молися, святче Божий! Да сподобит нас Господь в покаянии, в любви и сострадании от неведения благости Христовой избавлятися, самоотречение и соборно от страстей: лжи, воровства, блуда, пьянства неведения истиннаго Бora в молитве, в Церкви православней силою Христовой очищатися!
Помози нам, святче Божий, в житии на камени Истины с угодниками неба устояти, веру Православную в чистоте и полноте соборно содержати, благодать спасения стяжати. Да подобимся с тобою наследия Царствия небеснаго: вечнаго познания творений Божиих и благостнаго славословия Пресвятыя Троицы: Отца, и Сына и, Святаго Духа, и ныне, и присно и во веки веков. Аминь.
Священномученик иерей Петр
(Голубев Петр Григорьевич, +03.08.1938)
(священномученик иерей Петр Голубев. Москва, тюрьма НКВД, 1938)
Память 21 июля, в Соборе Московских святых, в Соборе Бутовских новомучеников и в Соборе новомучеников и исповедников Церкви Русской.
Родился 12 января 1880 г. в селе Коледино Подольского уезда Московской губернии в семье Григория и Пелагии Голубевых. Его отец был псаломщиком в Троицком храме в селе Коледино и умер, когда мальчику исполнилось три года. До восьми лет Петр жил с матерью, а затем был отдан в подготовительный класс Перервинского духовного училища, которое окончил в 1894 г. и как примерный учащийся был зачислен в первый класс Московской духовной семинарии без сдачи приемных экзаменов.
В 1900 г., по окончании духовной семинарии, был определен на должность учителя в церковноприходскую школу в село Старое Коломенского уезда.
В 1904 г. был рукоположен во диакона к Покровской церкви в селе Покровское на Городне и определен законоучителем церковноприходской школы в этом селе, а также земской школы в деревне Чертаново.
В 1914 г. рукоположен во священника ко храму в селе Шебанцево Подольского уезда,
В 1920-х годах был лишен избирательных прав.
В 1925 г. переведен в Успенскую церковь в село Петрово-Дальнее Красногорского района, на место своего брата, который зимой 1924 г. расшибся во время гололеда и не мог служить.
Отец Петр служил все праздники и воскресные дни, часто служил молебны в домах прихожан и во время крестных ходов по селу. Прихожане любили священника за приветливость и доброту, которая сказывалась в том, что он помогал всем бедным, старикам, привечал детей, всегда одаривая их какими-нибудь подарками, и в особенности, конечно, на Пасху. Переехав в Петрово-Дальнее, отец Петр сначала снимал комнату, так как дома для священника в селе не было, а в 1931 г. он по разрешению местных властей выстроил дом. В 1935 г. власти запретили священнику крестить, и отец Петр стал крестить дома. Положение священника в селе стало особенно тревожным с того времени, когда его племянник поступил в сельсовет помощником председателя; он неоднократно, ходя по селу, говорил: “Я своего дядю уберу, надо мной насмешничают”.
В конце 1930-х сотрудники НКВД предложили председателю местного сельсовета доносить на тех, кого они предполагали арестовать, и в частности - на священника. Председатель старался добросовестно исполнить данное ему поручение и всячески вызывал отца Петра на откровенный разговор. Впрочем, и разговаривая с председателем, священник не сказал ничего такого, в чем его можно было бы обвинить. Впоследствии, вызванный на допрос, председатель сельсовета показал, что будто бы священник ему говорил: “Трудно верить теперь коммунистам из вышестоящих работников, так как все они оказываются подлецами. Борьба за власть приносит в жертву и правых, и виноватых”. А о выборах отец Петр будто бы сказал: “Все равно выборы пройдут односторонние; партия большевиков проведет своих людей, а кого хочет выбрать народ, тот выбран не будет”. Нашлись еще двое лжесвидетелей из числа односельчан батюшки, их допросили за месяц до ареста священника. Их показания не были ничем подтверждены.
22 марта 1938 г. священник был арестован и первое время содержался в камере предварительного заключения при Красногорской милиции. На следующий день после ареста следователь допросил его.
- Признаете ли вы себя виновным в том, что систематически среди окружающего населения проводили контрреволюционную агитацию против советской власти, высказывали суждения о расстрелянных врагах народа?
- В предъявленном мне обвинении виновным себя не признаю, - ответил священник.
- Весной 1937 г. вы говорили, что советская власть обобрала вас налогами, неужели так будет продолжаться, и сами себе ответили: нет, не может так продолжаться.
- Таких разговоров я никогда не вел, так что виновным себя в этом не признаю.
- Летом 1937 года вы высказывали суждение о расстрелянных врагах народа. Заявили, что враги народа, такие как
Тухачевский и другие, расстреляны как невинные и что руководители партии и правительства не поделили мягких кресел.
- Разговор о расстрелянных врагах народа и о Тухачевском был, но с кем и когда, не помню.
- Следствию известно, что вы систематически среди окружающего населения проводите контрреволюционную агитацию, высказываете сожаление о расстрелянных врагах народа.
- В предъявленном мне обвинении виновным себя не признаю.
- Что вы еще можете сказать по данному делу?
- На стороне врагов советской власти я никогда не был, политическими вопросами не занимаюсь, недовольств по отношению к советской власти не высказываю, - ответил священник.
Следствие велось с большой поспешностью и заняло всего две недели, после чего было составлено заранее предусмотренное обвинительное заключение, цинично повторяющее ничем не доказанные обвинения в антигосударственной деятельности.
По окончании следствия отец Петр был перевезен в Таганскую тюрьму в Москве. 16 июля тройка НКВД приговорила отца Петра к расстрелу.
Расстрелян 3 августа 1938 года на Бутовском полигоне, погребен в безвестной общей могиле.
На следующий день после ареста священника храм, где служил отец Петр, был разграблен. Вскоре вслед за этим приехала бригада татар, которые сбросили колокола и свалили купол церкви. Примерно через год после расстрела священника председателем колхоза стал Аарон Львович Альперович. Задумав использовать кирпич храма для строительства теплиц, он приказал взорвать церковь. После взрыва храм обратился в груду щебня, в которой не было ни одного целого кирпича.
Супруга о.Петра Клавдия Константиновна долго не знала правду о муже. Органы НКВД сообщили ей ложные сведения, что Голубев П.Г. был осужден на 10 лет и скончался в заключении в 1942 г.
В 1957 году священник Петр Голубев был реабилитирован Прокуратурой Московской области по 1938 году репрессий.
Канонизирован в августе 2000 года на Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви.
Священноисповедник Роман Медведь, пресвитер, обретение мощей
Память 21 июля на обретение мощей, 26 августа, в Соборах новомучеников и исповедников Соловецких, новомучеников и исповедников Российских и Московских святых.
Родился 1 октября 1874 года в местечке Замостье Холмской губернии в семье мещан. Отец, Иван Иосифович, был учителем прогимназии, мать, Мария Матвеевна, - повивальной бабкой, что не раз в последующие голодные годы спасало семью. Когда Роману было семь лет, родители переехали в Грубешов в той же Холмской губернии. Самым старшим из детей был Яков, через два года родился Роман, затем - Мстислав, Ольга, Василий (умер в детстве), Шура и Миша. Двенадцати лет от роду Роман потерял отца.
В 1892 году Роман окончил Холмскую духовную семинарию, а в 1897 году - Санкт-Петербургскую духовную академию со степенью кандидата богословия. Будучи студентом Академии, Роман Иванович стал духовным сыном о. Иоанна Кронштадтского.
После окончания Академии Роман Иванович был назначен инспектором Виленской духовной семинарии.
В 1901 году он женился на дочери священника Николая Невзорова Анне Николаевне, которая только что окончила медицинские курсы. Венчались Роман Иванович и Анна Николаевна по благословению святого праведного Иоанна Кронштадтского. С этого времени о. Иоанн стал духовником и Анны Николаевны. Молодая чета постоянно переписывалась с кронштадтским старцем и часто приезжала в гости. В то время Роману Ивановичу было 26 лет, Анне Николаевне - 22 года.
В марте 1901 года Роман Медведь был рукоположен во иерея в Чернигове владыкой Антонием (Соколовым) и направлен в Черниговскую губернию священником при Крестовоздвиженском братстве известного помещика Неплюева. Но там о. Роман не задержался, пробыв всего лишь год. Болела жена, но главное - устав братства и требования Неплюева к священнику не соответствовали церковным канонам. Все братство устраивалось скорее по социалистическим толстовским представлениям, нежели по христианским. Сам Неплюев хотел видеть в православном пастыре только требоисполнителя, который не может и не должен вмешиваться в жизнь общины, нравственно влиять на братчиков, более того - это отчасти даже предусматривалось уставом.
В 1902 году о. Романа перевели в Санкт-Петербург. В церкви равноапостольной Марии Магдалины он организовал общество трезвенников, говорил проповеди, устраивал приходскую жизнь.
Так продолжалось до 1907 года. Но здоровье Анны Николаевны ухудшилось, требовался более здоровый климат, и они переехали в Крым. Отец Роман был назначен настоятелем Свято-Владимирского Адмиралтейского собора в Севастополе, стал благочинным береговых команд Черноморского флота. В его подчинении были Покровский храм и Свято-Никольский, что на Северной стороне, храм Архистратига Михаила и 50 священников на кораблях. Жили на улице Екатерининской, совсем рядом со Свято-Владимирским собором.
Отец Роман, путешествуя с эскадрой, посетил Грецию, Италию, побывал у мощей святителя Николая. О своем крымском периоде о. Роман говорил: «В Севастополе нет крыши, под которой бы я не проповедовал».
В 1912 году грянула буря - восстали матросы на линкоре «Св. Иоанн Златоуст». Отец Роман был на своей даче в 15 километрах от Севастополя и, как только услышал о случившемся, срочно приехал в город. Настоял на индивидуальной исповеди всех приговоренных к смерти матросов. Всю ночь сам исповедовал и причащал. Закончил буквально перед расстрелом. После этого ночь не спал, был бледен и долго не мог успокоиться. Через некоторое время матросы утихомирились. Начальство поинтересовалось у о. Романа, можно ли выдать матросам оружие, последовал ответ: «Можно, настроение у матросов здоровое».
После окончательной ликвидации революционных очагов командующий флотом поинтересовался мнением благочинного, надо ли вводить тайную полицию в среду матросов для выявления подстрекателей и вообще настроения команды. Отец Роман, пользуясь своим авторитетом, воспротивился этому предложению, уверил командование, что духовный климат на флоте изменился и подобные меры будут излишними. И тайная полиция не была введена. Чтобы окончательно успокоить матросов, развеять революционную романтику и прекратить брожения, о. Роман написал и выпустил брошюру «О дисциплине и товариществе на флоте», где речь шла об основах православия, через призму которого надо смотреть на общественную и политическую жизнь, о соблазнах революции и т.д. Впоследствии это будет предъявлено о. Роману Медведю следователем НКВД как контрреволюционная деятельность, прозвучит обвинение в том, что он индивидуально исповедовал матросов и тем самым подрывал их веру в «правду» революции. На самом же деле о. Романа допустили исповедовать только после суда, когда приговор был вынесен, и на обстоятельства дела он уже влиять не мог. К тому же о. Роман сделал все, чтобы не были наказаны невиновные и чтобы не умножалась болезненная подозрительность.
К этому же времени относится инцидент, происшедший во Владимирском соборе, имевший роковые последствия для настоятеля. Во время службы в храме помогали матросы, специально сюда прикомандированные. Матрос по фамилии Докукин был замечен в краже церковных денег. Настоятель распорядился отправить его обратно на корабль и сообщил начальству о причине. Разумеется, Докукину это не понравилось. Более свободная жизнь при храме и возможность время от времени поправлять свое материальное положение за счет церковной кружки не шли ни в какое сравнение с жизнью на корабле. Докукин затаил лютую злобу на о. Романа, но возможность отомстить ненавистному священнику представилась только в 1918 году. Докукин стал революционером и подговорил матросов убить о. Романа как «реакционного попа». Энтузиастов нашлось достаточно, но убийство решили отложить до Рождества. Боялись, что, если не появится на службе любимый многими священник, то им не поздоровится, будет скандал и, возможно, наказание. Отцу Роману стало известно о злодейском замысле, и по настоянию жены он уехал в Москву сразу же после Рождественской службы, втайне от всех. В тот же день, через несколько часов после того, как батюшка сел в вагон, пришли возглавляемые Докукиным матросы с арестом. Не найдя о. Романа, устроили полный разгром в квартире, штыками проткнули даже матрасы и подушки. Такова была степень злобы. Матушка не признавалась, несмотря на угрозы, говорила, что о. Роман со службы не возвращался и, где он сейчас, не знает.
В 1917 году у о. Романа и Анны родилась дочь Ирина, и теперь матушка с младенцем остались одни. Матросы приходили с обыском еще несколько раз.
Приехав в Москву, о. Роман сразу пошел к Патриарху Тихону. Святейший принял его с любовью, они раньше были хорошо знакомы и поддерживали переписку (добросердечные отношения сложились еще в Холме, когда Святейший был ректором Холмской духовной семинарии, где учился о. Роман).
Патриарх Тихон назначил о. Романа настоятелем Покровского храма на Красной площади. Буквально накануне был убит прежний настоятель, выдающийся протоиерей Иоанн Восторгов. По приглашению Патриарха о.Роман принял участие в работе Собора.
Осенью 1919 года, когда храм Василия Блаженного закрыли, о. Роман был переведен в храм святителя Алексия, митрополита Московского в Голенищевском переулке. Отец Роман обладал прекрасным голосом и, будучи академически образованным и богословски начитанным, говорил незабываемые проповеди. Многие, однажды услышав о. Романа, поговорив с ним лично, на всю жизнь оставались его духовными чадами.
Многие соблазнялись тем, что о. Роман одним из первых среди московских настоятелей в 1922 году ввел помин властей, кстати говоря, по благословению Патриарха. Но от всего этого он нашел защиту в лице своего духовника - патриарха Тихона. Святейший, чтобы защитить свое чадо от нападок духовных и мирских лиц, специально приехал к нему на приход для служения литургии.
В 1924 году власти всю семью выбросили из церковной квартиры. Анне Николаевне с дочерью пришлось уехать в Севастополь. Там прожили примерно год, а в 1925-м снова вернулись в Москву. Некоторое время жили у о. Александра Ветелева в Пушкино. Он помог устроить Ирину в школу.
У о. Романа сохранялись хорошие отношения с митрополитом Сергием (Страгородским). Когда в 1927 году вышла известная декларация и образовался ленинградский раскол под предводительством митрополита Ленинградского Иосифа (Петровых), о. Роман написал статью «На Божией ли службе?», где разбирал, как он выразился, «печальнейший документ» - обращение к местоблюстителю митрополиту Сергию группы ленинградских священнослужителей и мирян. В ней он рассказывал, какими должны быть отношения советской власти и церкви, рассматривал положение древних христиан и их отношение к гонителям, еще раз напоминал, что подлинным главой Церкви является не какой-либо иерарх, праведный или согрешающий, а Сам Христос.
Власти внимательно следили за деятельностью о. Романа и его прихода. За весь московский период его служения с 1918-го по 1929 год его арестовывали 15 раз, но всякий раз вскоре отпускали. Ему приходилось объяснять свои взгляды и церковную позицию даже самому Ф.Дзержинскому, который предложил о. Роману уехать в Холмскую губернию, отошедшую к Польше. Тучи над храмом о. Романа сгущались. Все ожидали ареста настоятеля со дня на день. Многие активные братчики по благословению о. Романа приняли тайный постриг. Так, 21 августа 1930 года иеромонах Герман тайно постриг в квартире о. Романа по ул. Кожевнической сестер Е.Ю. и Л.Ю.Бергман, В.В.Рейнберг, А.С.Соколову, при этом присутствовали уже постриженные мать Алексия и другие.
Жить в Москве стало трудно, здоровье пошатнулось; духовные чада, имевшие медицинское образование, говорили, что своим пациентам они вообще не разрешили бы вставать, но батюшке можно. И он продолжал переносить все болезни на ногах, потому что, как выражался о. Роман: «Ведь детки кушать просят». В 1930 году власти выгнали семью о. Романа на улицу. Чада переселили батюшку на маленькую дачку (всего одна комната) под Москвой - в Обираловку. Туда же приезжали к нему на исповедь, за духовным советом, на откровение совести.
6 февраля 1931 года арестовали настоятеля и весь приход. Храм святителя Алексия был сразу же закрыт: он опустел - ни паствы, ни служителей. Духовное единство было поразительным. Почти все чада о. Романа держались на допросах стойко.
30 апреля 1931 года комиссия ОГПУ приговорила 24 члена общины храма святителя Алексия к различным срокам заключения и ссылки. 10 мая о. Романа Медведя по статьям 58-10 и 58-11 приговорили к расстрелу, но потом приговор был заменен заключением в концлагерь сроком на 10 лет. Остальных братчиков приговорили к разным срокам ссылки в концлагерь, не менее трех лет. Почти все чада о. Романа умерли в ссылке.
Отец Роман прибыл в Кемь 9 июня. Единственной связью с оставшимися на свободе была переписка, которая велась через его дочь Ирину.
В 1932 году дочь получила разрешение увидеть отца, так как Анна Николаевна такого разрешения не могла получить. Еще в 1929 году, за два года до последнего ареста, о. Роман благословил матушку развестись с ним и взять девичью фамилию - Невзорова, чтобы она смогла устроиться на работу в случае его ареста и не попала под статью «член семьи врага народа». Анна Николаевна устроилась медсестрой в Боткинскую больницу. Это их спасло и дало возможность дочери поступить в мединститут. И вот, получив разрешение, 15-летняя Ирина, сопровождаемая матушкой, отправилась к отцу-исповеднику. Отец Роман отбывал срок в системе Беломорканала, работая сторожем, потом счетоводом. В ноябре 1932 года они достигли Попова острова, где в то время находился о. Роман. Условия жизни были жуткими, спали на голых нарах без матрасов. Священник под арестантскую одежду для тепла подкладывал две подушки - спереди и сзади. Анна Николаевна и Ирина пробыли там три дня, больше оставаться не разрешили. Возвращаясь, видели ужасы, потрясшие их воображение; до сих пор перед глазами Ирины Романовны осталась незабываемая картина: часовые везут по льду большие сани, на которых штабелем сложены замороженные трупы заключенных.
Через некоторое время о. Романа перевели еще севернее - на станцию Кузема.
Из ссылки о. Роман возвратился совершенно больным в 1936 году, его отпустили чуть раньше срока умирать домой.
На Ленинградском вокзале 28 июля встречали о. Романа матушка, дочь и несколько чад. Прописку дали в Волоколамске. Отец Роман почти сразу уехал в Черкассы к старому другу. 25 мая 1937 года он сломал правую ногу - шейку бедра. Дали телеграмму матушке, и она срочно перевезла его в Малоярославец. Состояние было критическим - тяжелая форма туберкулеза, сложный перелом, организм очень ослаблен.
18 августа 1937 года, чувствуя приближение смерти, о. Роман изъявил желание принять монашеский постриг, и был пострижен в рясофор с именем Иосиф. Постриг совершал игумен Митрофан, который был келейником иеромонаха Зосимовой пустыни Алексия (Соловьева).
Протоиерей Зосима (Трубачев), служивший в Малоярославце, причащал о. Романа практически каждый день. Сам протоиерей Зосима побывал в ссылке, и после смерти о. Романа его снова арестуют и сошлют.
Незадолго до смерти о. Романа к нему приходили, чтобы снова его арестовать. Он уже не вставал, при сотрудниках НКВД случилось кровохарканье. Анна Николаевна без смущения сказала: «Забирайте, он вот-вот умрет, и мне не надо будет его хоронить». Они потолкались в дверях и ушли. Забирать умирающего им не хотелось. Судя по его состоянию, они могли его не довезти. Отец Роман благодарно улыбнулся матушке: мол, отстояла его предсмертные часы.
8 сентября 1937 года о. Роман утром причастился, а в 7 часов вечера его не стало.
На третий день о. Зосима совершил отпевание, похоронен был отец Роман на городском кладбище.
(могила священноисповедника протоиерея Романа в Малояролавце)
На девятый день Ирина Романовна после поминок заснула на кровати о. Романа, укрывшись его лагерным одеялом, и увидела видение: ее отец стоит на коленях перед иконами в золотом облачении, подаренном ему еще в Крыму, и читает Отче наш.
3 августа 1999 года, по благословению патриарха Московского и всея Руси Алексия II, честные мощи священноисповедника Романа были обретены и перенесены в Москву в храм Покрова Божией Матери на Лыщиковой горе.
(храм Покрова Божией Матери на Лыщиковой горе)
Подробнее о сщисп. Романе можно почитать тут:
http://покровахрам.рф/
Тропарь священноисповеднику Роману Медведю
глас 4
Кронштадтскаго пастыря чадо духовное,| флота Черноморскаго окормителя,| московския паствы похвалу и радование,| исповедника православныя веры непоколебимаго, | сохраньшаго в страданиих своих|Безценный Бисер - Христа,| приидите, вернии,| светло прославим священноисповедника Романа и воспоим ему:|| моли, пастырю добрый, Христа Бога спастися душам нашим.
МОЛИТВА
О великий угодниче Божий, пастырю Христов, отче наш Романе! Призри от горния славы на нас горделивых и чреволюбивых, тщеславных и сребролюбивых, уязвленных страстями угасающего мира сего, твоея скорой помощи и благодатного утешения просящих.
Молися, святче Божий! Да сподобит нас Господь в покаянии, в любви и сострадании от неведения благости Христовой избавлятися, самоотречение и соборно от страстей: лжи, воровства, блуда, пьянства неведения истиннаго Бora в молитве, в Церкви православней силою Христовой очищатися!
Помози нам, святче Божий, в житии на камени Истины с угодниками неба устояти, веру Православную в чистоте и полноте соборно содержати, благодать спасения стяжати. Да подобимся с тобою наследия Царствия небеснаго: вечнаго познания творений Божиих и благостнаго славословия Пресвятыя Троицы: Отца, и Сына и, Святаго Духа, и ныне, и присно и во веки веков. Аминь.