Моя улица в Нью-Йорке
Это точно моя улица, я её полюбил и с ней сроднился, давно ещё, с четверть века назад.
Это Манхэттен, остров такой, центр города, можно сказать. А улица -- "Парковая".
Я пару лет работал вон там, слева, это была коммерческая галерея Колба. Сам Колб -- суровый высокий старик, он держал галерею картин, светлый такой салон. Там можно было купить картины (в том числе и мои) а также заказать для них обрамление, у мастера и тут же. Мастер, кстати, был членом профсоюза таких рамочников, негр лет 35. Держал себя необычайно высокомерно. Словно он белый воротничок с Уолл-Стрит, интеллектуал высокой степени. Но Уолл-Стрит находится гораздо ниже на острове, далеко отсюда.
Но это не всё. Если зайти в другую дверь через тамбур, то спускаешься вниз и там, собственно, находится комбинат с наёмными художниками, в подвальном помещении без окон, но с мощной вентиляцией, как в аэродтнамической трубе. Это потому что там велась лакировка и сушка картин, то есть нужен был конкретно обдув.
Но лучше писать в прошедшем времени, потому что там давно уже нет той галереи, как кажется. Не фигурирует.
Да.
Писать о тех двух годах жизни можно много, о галерее той. Там работали, кстати, человек до 20 художников, включая где-то 8-10 русскоязычных. Платил мистер Колб сущие копейки. То есть конкретно минимально допустимый уровень, это было где-то 6 с чем-то долларов в час. Мне было важно получать его чеки, чтобы таким образом как-то ассимилироваться, чтобы заработать хоть зачаток американского стажа. Хотя было понятно, что мистер пользуется этим и прекрасно понимает, что на такую оплату пойдут от крайней нужды, и особенно самые недавние иммигранты.
Русские художники, коллеги мои, были маститыми, но там у себя, в России. Многие с багажом прославленных училищ, академий и прочего -- Репинка, Строгановка, Щукинка ... Это мистера Колба не интересовало. Он принимал на работу по результатам испытаний -- кто как реально сумеет. И уже самое такое "подпольное", так это то, что масса заказов шла из Европы. Салон наверху был просто ширмочкой, как казалось. А в Европу уходили день за днём контейнеры с нашими полотнами.
Меня возмущало, почему меня стали заставлять подписывать полотна чужими именами по образцам. Давали образец подписи, я его должен был воспроизвести на холсте. Весь такого рода ропот тут же докладывался Колбу неизвестными доносчиками.
Потогонная система. Некоторые коллеги просто сходили с ума, при мне. Это было страшно. И я подозреваю. что так действовал и буйный спектр красок, и пары лака, и надсмотрщики за спинами -- сам Колб, его сын, вот тот негр также, менеджер цеха.
В общем, я смотал оттуда с чистым сердцем, как не совсем лояльный. Пусть мне через полгодика и повысили там оплату -- на 50 центов за час. Стало 6-75. И на Новый Год мне лично мистер Колб вручил бутылку водки Смирнова, в красной сувенирной коробке.
И была перспектива поступления в группу художников сцены -- для бродвейских театров. Там платили уже более 20 долларов в час. Но я увлёкся компьютерной графикой в то время и поэтому художества отодвинулись на второй и третий планы.
Всю описанную муть перекрывала вот эта живая улица, которую любил проходить всю -- после работы, летними вечерами. Она лечила душу и заживляла те раны, которые кровоточили.
Это Манхэттен, остров такой, центр города, можно сказать. А улица -- "Парковая".
Я пару лет работал вон там, слева, это была коммерческая галерея Колба. Сам Колб -- суровый высокий старик, он держал галерею картин, светлый такой салон. Там можно было купить картины (в том числе и мои) а также заказать для них обрамление, у мастера и тут же. Мастер, кстати, был членом профсоюза таких рамочников, негр лет 35. Держал себя необычайно высокомерно. Словно он белый воротничок с Уолл-Стрит, интеллектуал высокой степени. Но Уолл-Стрит находится гораздо ниже на острове, далеко отсюда.
Но это не всё. Если зайти в другую дверь через тамбур, то спускаешься вниз и там, собственно, находится комбинат с наёмными художниками, в подвальном помещении без окон, но с мощной вентиляцией, как в аэродтнамической трубе. Это потому что там велась лакировка и сушка картин, то есть нужен был конкретно обдув.
Но лучше писать в прошедшем времени, потому что там давно уже нет той галереи, как кажется. Не фигурирует.
Да.
Писать о тех двух годах жизни можно много, о галерее той. Там работали, кстати, человек до 20 художников, включая где-то 8-10 русскоязычных. Платил мистер Колб сущие копейки. То есть конкретно минимально допустимый уровень, это было где-то 6 с чем-то долларов в час. Мне было важно получать его чеки, чтобы таким образом как-то ассимилироваться, чтобы заработать хоть зачаток американского стажа. Хотя было понятно, что мистер пользуется этим и прекрасно понимает, что на такую оплату пойдут от крайней нужды, и особенно самые недавние иммигранты.
Русские художники, коллеги мои, были маститыми, но там у себя, в России. Многие с багажом прославленных училищ, академий и прочего -- Репинка, Строгановка, Щукинка ... Это мистера Колба не интересовало. Он принимал на работу по результатам испытаний -- кто как реально сумеет. И уже самое такое "подпольное", так это то, что масса заказов шла из Европы. Салон наверху был просто ширмочкой, как казалось. А в Европу уходили день за днём контейнеры с нашими полотнами.
Меня возмущало, почему меня стали заставлять подписывать полотна чужими именами по образцам. Давали образец подписи, я его должен был воспроизвести на холсте. Весь такого рода ропот тут же докладывался Колбу неизвестными доносчиками.
Потогонная система. Некоторые коллеги просто сходили с ума, при мне. Это было страшно. И я подозреваю. что так действовал и буйный спектр красок, и пары лака, и надсмотрщики за спинами -- сам Колб, его сын, вот тот негр также, менеджер цеха.
В общем, я смотал оттуда с чистым сердцем, как не совсем лояльный. Пусть мне через полгодика и повысили там оплату -- на 50 центов за час. Стало 6-75. И на Новый Год мне лично мистер Колб вручил бутылку водки Смирнова, в красной сувенирной коробке.
И была перспектива поступления в группу художников сцены -- для бродвейских театров. Там платили уже более 20 долларов в час. Но я увлёкся компьютерной графикой в то время и поэтому художества отодвинулись на второй и третий планы.
Всю описанную муть перекрывала вот эта живая улица, которую любил проходить всю -- после работы, летними вечерами. Она лечила душу и заживляла те раны, которые кровоточили.