Прелестно, ящетаю
- Мама, оно не хочет! Оно не влезает и не хочет!
- Мусечка, вы бы шоколад в мясорубку ещё с фольгой засунули! И зачем вам мясорубка, когда есть тёрка?
- Розалия Моисеевна, вы такая умная, что у вас скоро мозг пойдёт носом! И что вы всё время смотрите в чужие стороны, когда у вас борщ? Варите свой борщ, и я вас не спрашиваю.
- Муся, Розалия Моисеевна права: шоколад надо поломать на кончики, а потом тереть на тёрке, зачем тебе мясорубка?
- Ну, так я ей и говорю, зачем ей мясорубка, только ваша Муся - это не Муся, а какой-то бендюжник, кричит и хамит пожилой женщине.
- Розалия Моисеевна, у вас борщ, идите его солить и не думайте, что вы самая умная, а вокруг мебель!
- Вот видите, она опять, ваша Муся! Приличные родители, надо же…
- Мама, я хочу какать!
- Лёвочка, подожди, я тру шоколад, у меня грязные руки.
- Мама, я хочу какать, я сейчас покакаю прямо на половик!
- Муся, идите усадите ребёнка в уборную, вы что, боитесь измазать шоколадом его дрек? Я только позавчера выбивала половик!
- Мама, я хочу какать! Мама, я хочу какать!
- Оу, Муся, иди уже усади Лёвочку, я потру твой шоколад!
- Семён Иммануилович, вы что, опять в уборной? Выходите, тут ребёнок хочет!
- А почему вы думаете, что я не хочу? Я только зашёл!
- Так вы всегда хочете, а ребёнок только иногда. И вы уже со вчерашнего дня там живёте и не выключаете за собой свет!
- Мама, я хочу какать!
- Семён Иммануилович, если Лёвочка покакает на половик, вы сами будете его нести в химчистку, выходите из уборной, я вас умоляю!
- Ша! Я уже выхожу! Я так не могу, тут не дают спокойно жить и умереть! Это же невозможно!
- Семён Иммануилович, тут после вас мухи летают мёртвыми и не жужжат! Что вы такое кушали, Семён Иммануилович?
- Муся, когда вы будете ходить в уборную фиалками, я вам сразу сообщу, а пока не делайте мне беременную голову и усадите уже своего Лёвочку какать!
- Муся, тебе тереть весь шоколад или половину?!
Было обычное утро коммунальной квартиры номер четыре в доме по Зелёной. Муся Шнейдерман и её мама Хана Абрамовна готовили шоколадный пирог, Розалия Моисеевна варила свой борщ, а Лёвочка, сын Муси и внук Ханы Абрамовны, хотел какать.
Именно в это обычное утро коммунальной квартиры номер четыре сын Розалии Моисеевны Йося вошёл в парадной майке белого цвета и в синих тапках на ногах на кухню и сказал:
- Мама, вы как хотите, но я так больше не могу, мама!
- Ай, Йося, не делай мне голову, ты видишь - я занята и варю борщ!
- Я так больше не могу, мама, и я хочу сказать, что я женюсь.
- В смысле - ты так больше не могу и хочу сказать, что ты женюсь?
- Я, мама, женюсь, я хочу тебе это сказать и так больше не могу.
- В смысле, ты женюсь и хочешь мне сказать и так больше не могу?
- Мама, прекратите повторять моих слов! Я именно это и хочу вам сказать! Мне двадцать шесть лет, и я имею право!
Розалия Моисеевна положила ложку на стол, выключила газовую конфорку и тяжело опустилась на табурет.
- То есть ты женишься?
- Да, мама, я женюсь.
- То есть ты вот так вот женишься на женщине?
- Да, мама, я решил. Я женюсь на женщине, потому что на мужчине никто не женится.
- Это ещё как сказать, - вклинилась в разговор Муся.
- Муся Шнейдерман, если ты не замолчишь свой рот, я сделаю тебе первую группу инвалидности вот этим борщом, и мне не будет жалко полкило говядины, которые там плавают! - парировала Розалия Моисеевна. - То есть ты, Йося, всё решил?
- Да, я всё решил, мама, и даже не спорьте.
- То есть ты всё решил, Йося, а мама может уже ничего не решать? И кто эта шикса, что ты на ней решил?
- Ну почему сразу шикса, мама? Она хорошая девушка с работы.
- Хорошие девушки не работают на трикотажной фабрике. Там работают шиксы, а хорошие девушки сидят дома и ждут, пока на них женится хорошего мальчика из приличных семьи.
- Но мама, она правда очень хорошая, мы ходили с ней в драмтеатр и в горпарк кататься на карусели и кониках! Её зовут Танюша Гапоненко, она живёт в общежитии, она…
- Ша! Вы слышали?! Гапоненко! Её зовут Гапоненко из общежития! Мы Фельдман, а она Гапоненко! Конечно, она хорошая, она очень хорошая! Она видит - стоит неженатый мальчик из хорошей семьи, воспитанный и одетый в приличную рубашку, так она сразу охмурила и сделала себе личную жизнь!
- Мама, подожди…
- Так мало того, этому шлимазлу больше не нужна мама, которая всю жизнь только и делает, что его любит как свою жизнь и здоровье, одевает как английского лорда, делает гефелтифиш, который не пробовал сам Леонид Ильич, так зачем ему любить такую маму, когда у него есть Гапоненко - гойка, которая ходит в драмтеатр и катается на кониках!
- Мама, ну хватит играть театр, ты же не в кино! Я женюсь, и всё!
- Значит, я умру. Иди женись, делай что хочешь, на Гапоненке, на Шмапоненке, хоть на негритоске из колоний, мне всё равно, я умру, и у тебя не будет никакой мамы, и тебе будет хорошо.
- Мама! - неожиданно твёрдо произнёс Йося. - Я женюсь. Всё. До свидания.
На свадьбе Розалия Моисеевна не произнесла ни слова. Когда гости начали расходиться, она молча встала и, поджав губы, удалилась в комнату, плотно прикрыв за собой дверь, поэтому так и не увидела, как молодожёны уезжали в общежитие, где решили жить после свадьбы.
Несколько раз Йося с женой пытались утрясти конфликт, приходили в гости к Розалии Моисеевне, но она только молчала и не притрагивалась к принесённому торту.
Йося очень переживал, удивлялся неприступности мамы, а потом с горечью констатировал факт того, что она сдавать позиций не собирается, и визиты прекратил.
- Муся, вы бы поговорили с Розалией Моисеевной, это же надо устраивать такую трагедию из Гамлета, Йося так переживает, так переживает, что даже похудел и плохо кушает, - говорила Зина Хаскина.
- А что я могу сделать? Это же не женщина, а железный Феликс. Можно подумать, у неё не один сын, а целая футбольная команда «Динамо»…
С Розалией Моисеевной о сыне никто заговаривать не решался, обходя деликатную тему, а сама она при упоминании его имени мрачнела и принималась нарочито громко звенеть тарелками.
Прошёл почти год. Был тёплый майский вечер. Возле гаражей играли в домино Зелик Абрамович, Боря Лифшиц и Вася Калюжный. Мальчишки галдели, сидя на пожарной лестнице. Зина Хаскина громко рассказывала что-то по большому секрету жене доктора Шварца Гите Самуиловне, а сам доктор Шварц читал газету на балконе и слушал, как дудит репетицию Шуберта на трубе за стеной Сёма Зильберман.
Но вдруг двор словно накрыло ватой. Звуки стихли. Костяшка домино застыла в воздухе, зажатая в ладони Васи Калюжного; мальчишки как по команде перестали галдеть и замерли, раскрыв рот; Зина Хаскина споткнулась на полуслове, а доктор Шварц прекратил шелестеть своей газетой. Даже труба Сёмы Зильбермана что-то невнятно продудела и замолчала.
Розалия Моисеевна, вешавшая на верёвку пододеяльник, удивленно оглянулась и увидела в арке дома своего сына с женой. В руках Йося держал большой свёрток, перевязанный голубой лентой.
Под гробовое молчание, переминаясь, Йося нерешительно приблизился к маме:
- Вот, мама. Я так больше не могу и хочу сказать. Хоть ты и, может, этого не хочешь, но это твой внук Миша, который мой сын. Просто Таня говорит, что ты должна на это посмотреть и познакомиться, потому что вы родственники.
Розалия Моисеевна молча взяла свёрток из рук Йоси и заглянула в него.
- Миша?
- Миша. Но если ты не хочешь знакомиться, то он не виноват.
Розалия Моисеевна плакала.
- Мама, прекратите плакать; мама, почему вы плачите?
- Идите в квартиру, я напеку оладушки, что вы проглотите язык и все зубы…
- Мама, оно не хочет! Оно не влезает и не хочет!
- Танюша, так порубайте мосол! Кто же ложит в мясорубку мясо с мослами, я вас умоляю!
- Муся, смотрите в свою сторону, вас забыли спросить!
- Так Муся права, Таня, мясо надо порубать, - сказала Розалия Моисеевна и сняла с плиты кастрюлю с компотом.
- Мама, я хочу какать!
- Подожди, Лёвочка, у меня руки грязные! Это не ребёнок, это цорес майне грейсе!
Было обычное утро коммунальной квартиры номер четыре в доме по Зелёной.
Александр Гутин