Большая трагедия 18
- Чего-то не хватает, - сказала Лена.
- По-моему, наоборот, много лишнего, - хмуро отозвался Юра.
- Дело в том, что мы движемся наощупь в темноте, - виновато начал Петр Петрович, - все предварительные наброски и планы похерены. Вот когда мы говорили о "Руслане и Людмиле"...
- Лишнего в чтении не бывает, - философски выразился Сигизмунд.
- И ошибочного тоже, - поддержала его Гюльчитай.
- Нет, я имею в виду нерв исследования. Вроде все правильно делаем, но такое впечатление, что ищем не совсем то, что должны, - сказала Лена.
- Это потому что мы заранее знаем "мистический" сюжет, - подсказал Федя. - По идее, мы должны сейчас углубиться в реальное действие и наткнуться на убийство Герцога-деда.
- Реальное действие - это не про "мистический" сюжет, - сказал Юра.
- Я знаю, но мы все равно должны его искать, мы не можем не задаваться вопросом, что оно такое.
- Мы бы не нашли убийство, пока не добрались до третьей сцены, - рассудила Лена. - На данном этапе чтения нам даже возраст нынешнего Герцога неизвестен. Не хватает чего-то другого.
- Политики! - догадался Сигизмунд.
- Точно! - согласилась Лена.
- Какой политики? - удивился Федя.
- Нет "сенсационной" линии, - пояснил Сигизмунд. - В первой сцене - "гамлетовская", в третьей - "мистическая", во второй тоже должно что-то быть.
- Нет же никаких зацепок, - заметил Федя, - вдова и Тибо совершенно аполитичны...
- А придворные? - хитро прищурился Игорь. -
Безумец, расточитель молодой,
Развратников разгульных собеседник!
Едва умру, он, он! сойдет сюда
Под эти мирные, немые своды
С толпой ласкателей, придворных жадных.
Украв ключи у трупа моего,
Он сундуки со смехом отопрет.
Мы так толком и не объяснили, почему наследник похож на Герцога. И почему обязательно на Герцога?
- Лицевая мотивировка: придворные подольстятся к Альберу, когда он унаследует сундуки, - уведомила Лена.
- Судя по тексту, придворные будут в компании наследника еще до того, как он отопрет сундуки, - заметил Игорь.
- Барон рисует обобщенно-символическую картину своего посмертного разграбления, а не излагает его хронологию, - сказала Лена. - Альбер, спускаясь после смерти отца в подвал, как бы уже ведет за собой своих новых друзей, которые вскоре у него появятся.
Юра покачал головой:
- Союзное слово "едва" не очень подходит для символической картинки, оно заостряет внимание на небольшом сроке, который пройдет после смерти Барона. Мы, по сути, видим драматическую сцену, в которую включена смерть Барона, несюжетные функционеры в этой сцене неуместны.
- Значит все-таки Герцог? - тихо спросил Федя.
- Не факт, - задумчиво проговорил Юра.
- При каких обстоятельствах придворные начнут улещивать Альбера? - спросила Лена.
- Первый вариант: к моменту смерти Барона Альбер сделает карьеру при дворе, - ответил Игорь.
- Как он ее сделает, если отец не дает ему содержания? - спросил Сигизмунд. - Или его будут обхаживать в долг, надеясь на скорую смерть Барона? Сомнительно как-то. Да и характер у Альбера не сказать что дружелюбный, про щедрость его нам тоже ничего неизвестно. Так или иначе, толпу ласкателей ему будет собрать нелегко.
- Второй вариант: Альбер захватит власть в герцогстве силой.
- Зачем ему захватывать власть? - удивился Федя.
- Например, затем, что так захочет Клотильда, - подсказал Витек.
- Барон же завалил одного Герцога, почему бы его сыну не завалить другого? - рассудил Игорь. - Скупой рыцарь вполне может рассуждать так: лентяй Тибо, нуждаясь в деньгах, грохнул прохожего; рыцарственный сын, в котором не зря течет кровь цареубийцы, выберет дичь покрупнее.
- А потом, по сложившейся в герцогстве традиции, завалит отца, - кивнул Витек.
- Отказывая сыну в содержании, Барон подталкивает его к бунту и отцеубийству? - начала что-то понимать Лена.
Все пожали плечами.
- А как еще Альбер должен выстрадать богатство? - спросил Федя. - Да еще и приобрести его кровью.
Нет, выстрадай сперва себе богатство,
А там посмотрим, станет ли несчастный
То расточать, что кровью приобрел.
- Если бы Альбер не смеялся, отпирая сундуки, кровь Герцога и отца могла пойти в зачет нравственных страданий, - заметил Витек.
- Барона, вероятно, угнетает бессердечие сына, - подумала вслух Лена.
- Он собирается слить золото Герцогу, чтобы Альберу пришлось за него побороться? - предположил Игорь. - Может быть, своим предсмертным "ключи, ключи мои" Барон намекает государю, чтобы тот не щелкал ебалом и поспешил воспользоваться моментом?
- Хитрая комбинация, - усмехнулся Юра.
- А может быть, Барон рассчитывает еще некоторое время подержать Альбера в черном теле? - предложил свой вариант Сторожевский.
- Тогда при чем здесь кровь? - спросил Федя.
- Вы упустили из внимания эпитет "несчастный", - сказала Гюльчитай.
- Барон опирается на свой опыт: он желает, чтобы Альбер получил богатство путем преступлений, в которых потом будет раскаиваться и которые, вследствие этого, не позволят ему относиться к деньгам легкомысленно, - предположила Лена.
- Больше похоже, что он оправдывает свою скупость, мол, попробуй, как я, а потом суди, - сказал Федя.
- В контексте это все-таки звучит как условие, при котором заявка Альбера на расточительство будет рассмотрена, - заметил Юра.
- Не ясно, чье богатство имеет в виду Барон - свое или то, которое Альбер заработает страданиями сам, - заметил Игорь.
- Так или иначе, создается впечатление, что страдания сыну Барон может организовать и что Альбер уже сейчас в каком-то смысле несчастный, - сказала Гюльчитай.
Юра почесал затылок.
- Итак, в первом случае Барон имеет в виду вариант, при котором Герцог все же вытребует Альбера ко двору и заставит его дать сыну содержание. Альбер будет смеяться потому, что в долгожданной смерти отца не будет его вины, а придворные подольстятся к нему, чувствуя близость этой смерти.
Все нехотя кивнули.
- Отвергая этот вариант, Барон планирует пасть от руки Альбера, чтобы тот испытывал муки совести и не стремился к расточительству. Тогда есть надежда, что подвал не будет разграблен.
Все кивнули чуть охотнее.
- Он, похоже, уже сейчас представляет себя в образе его совести, - сказал Игорь. - Этим можно объяснить переход от второго лица (ты выстрадай) к третьему (он станет): "ты" говорит Барон, а "он" - совесть Альбера.
- Такое прочтение согласуется с третьей сценой, - заметила Лена.
- Как-то слишком легко согласуется, - почесал затылок Юра. - Барон как будто предвидит сцену во дворце, хотя о ее концовке возникает вопрос: надеялся ли он, что сын сразит его в поединке, или знал, что Герцог не позволит ему состояться, и заранее принял яду?
- Услужливая такая проблемка, - почесал затылок Витек.
- Обманный маневр, - уверенно кивнул Сигизмунд.
- Ловушка, - согласился Федя.
- Надо принимать во внимание то, что известно к данному моменту, а не то, что будет после, - сказал Юра.
- Молодцы! - похвалил Сторожевский.
- Но скинуть со счетов эту версию все же не удастся, - испортила всем настроение Лена.
- Не беспокойся, мы найдем мотивировку вариативности, - процедил сквозь зубы Федя.
- Тут долго и искать не надо - диванная криминалистика Барона, - усмехнулась Наталья. - Он выдал свой детективный метод, высказавшись о Тибо, теперь нам не надо ждать третьей сцены, чтобы узнать, что он думает о сыне. Несомненно, Барон считает его способным на убийство.
- Причем не только отца, - сказал Игорь.
- Он наверняка подозревает, что Альбер промышляет разбоем, - сказал Федя.
- Более вероятно, что Альбер, как было сказано, позарится на дичь покрупнее, - сказал Юра. - И у нас только три кандидатуры: Герцог, Клотильда и Делорж. Но как убийство кого-либо из них может способствовать обогащению Альбера и в то же время сделать его несчастным?
- А Соломон? - спросил Федя.
- Нет, его он убивать не станет, - покачал головой Юра.
- Запах нравственного яда не позволит, - пояснил Витек.
- Соломона он, скорее, возьмет в союзники. Так, по крайней мере, может думать Барон.
- Несчастным после убийства кого-либо из трех названных Альбер может почувствовать себя, если узнает, что его жертва была его близким родственником, - рассудила Гюльчитай.
- Герцог - брат, Клотильда - мать или сестра, Делорж - отец или брат, - прокомментировал Игорь.
- Клотильда может также оказаться предавшей его возлюбленной, - уточнила Наталья.
- Это ясно, но как их убийство может способствовать его обогащению? - нетерпеливо спросил Федя.
Слово взяла Гюльчитай:
- Клотильда уговаривает Альбера согласиться на предложение Соломона, затем она выходит за него замуж и уговаривает убить своего младшего брата Герцога. Альберу в этом деле помогает оправившийся Делорж. После воцарения Альбера Клотильда изменяет ему с Делоржем. Альбер убивает обоих и узнает (например, от Соломона) о своих родственных связях с ними: он был тайным сыном Клотильды и Делоржа, как они думали, умерщвленным по приказанию Герцога-отца, которого они впоследствии мстительно замочили.
- Клотильда была дочерью Барона, - добавил Витек, - поэтому ее любовь к законному супругу своей матери и младшему братику несколько хромала.
- Несчастный Альбер становится государем и полноправным владельцем сокровищ, ревниво охраняемых сторожевою тенью его скупого опекуна, - заключил Игорь.
- Надеюсь все же, что его похотливая совесть примет вид окровавленной Клотильды, а не старого Барона, - сказал Витек.
- Зря надеешься, - предсказуемо хихикнул Склизкая Шваль.
- Теперь с политикой все нормально? - взыскательно вопросил Петр Петрович.
Все некоторое время принимали спиртные напитки, молчаливо обдумывая роль молодой жены Барона в этой запутанной семейной драме.
- Речь идет о том, что он мог иметь в виду под несчастьем Альбера, - напомнила Гюльчитай. - Предложенный вариант - это, конечно, гротескный концентрат, но в нем отражено главное - у пьесы достаточно сюжетных ресурсов для разного рода семейных драм.
- Гротескный концентрат - это экстремум? - спросил Федя.
- Про экстремум лучше не заикайся, - шепнул ему Витек.
Все покраснели.
- Эпитет "несчастный" фокусирует мотив семейной тайны, которому мы не уделяли должного внимания, лишь походя затрагивая связанные с ним неопределенности, - продолжила Гюльчитай. - Между тем вопрос, не слишком ли стар Барон для столь молодого сына, должен был возникнуть уже давно. Но мы удовлетворились предположением, что Барону сейчас, скорее всего, не больше пятидесяти лет. Однако его дружба с дедом нынешнего Герцога, который даже несколько старше Альбера (одному - двадцать, другой, уже будучи в некотором возрасте, лет через двадцать будет умнее Барона и того, кто звал его Филиппом), подталкивает к предположению, что Альбер - поздний ребенок. Вслед за тем встает вопрос о судьбе матери Альбера. И у нас должно было возникнуть предположение, что нелюбовь Барона к сыну связана с какими-то темными обстоятельствами его рождения. А поскольку из имеющихся в нашем распоряжении шахматных фигур способностью к деторождению обладает только Клотильда (вдова из претендентов на существенную роль в семейной драме выпадает), ведущая себя к тому же несколько странно...
Все устало посмотрели на Гюльчитай.
- Но есть еще один аспект семейной тайны, расширяющий ее за пределы линии Альбера: сходство наследника, о котором говорит Барон, с молодым Герцогом...
- Может быть, хватит о политике? - осторожно прервал подругу Сигизмунд.
Та посмотрела на него с суровой благодарностью.
- Мотив семейной тайны, безусловно, присутствует, - сказал Юра, - на актуальность семейной драмы указывает эпитет "несчастный", который, однако, может быть с нею и не связан. Барон может иметь в виду долгий период нищенства Альбера.
- И прободение язвы желудка, - вставил Витек.
- Толпа ласкателей без семейной драмы тоже провисает, - заметил Игорь.
- А что если "он, он!" - это Делорж, который, как Фортинбрас, явится только в концовке и приберет все к рукам? - осенило Федю.
- Нам нужно что-то конкретное, - сказал Юра.
- Ты про "сенсационную" линию? - уточнила Наталья его вопрос.
- Я про "гамлетовскую" - сказал Юра. - То, что мы в ее контексте узнаем о Клотильде, Делорже, Альбере, Герцоге, нам почему-то не особо помогает - их ноги из нашего гротескного концентрата торчат довольно беспорядочно. Хотя мы могли надеяться, что во второй сцене эта линия несколько конкретизируется.
- Кроме "несчастного", нет вообще никаких оснований полагать, что она здесь актуальна, - категорично заявила Лена.
- Есть! - воскликнул Федя. - Вдова и Тибо!
Все недовольно поморщились.
- Клотильда - тоже вдова, - продолжил Федя. - Любовная связь Клотильды с Делоржем дает повод заподозрить такую же между вдовой и Тибо. Тибо мог убить ее мужа на большой дороге, как Делорж - мужа Клотильды. Если даже мужа вдовы Тибо не убивал, благодаря этой параллели такой мотив актуализируется. Барон вполне мог предполагать вероятность этого убийства. Еще более интересно, что дублон вдовы, судя по словам Барона, такой же, как тот, что принес Тибо: он, возможно, его ей и дал за известную услугу.
- Дублон - старинный! - заметил Игорь. - Барон подчеркивает уникальность монеты. Если с ним и рассчитываются дублонами, то старинными, надо полгать, не очень часто.
- Барон не говорит прямо, что Тибо принес именно старинный дублон, его слова "а этот? этот мне принес Тибо" позволяют предположить, что тот рассчитался современной монетой, - заметил Юра, - но вероятность, что оба дублоны старинные, есть. Может быть, поэтому он их и выделил.
- Или потому, что оба дублоны - дублоны, - заметил Витек.
- При чем тут "гамлетовская" линия? - спросила Лена.
Все удивились ее недогадливости.
- В горсти Барона, какой бы "бедной" она ни была, монет, разумеется, больше двух, - взялась объяснить Гюльчитай, - его наверняка посещали и другие должники, но ему почему-то запомнились эти двое. Не потому ли, что, благодаря сходству дублонов, они вызвали у него ассоциацию с Клотильдой и Делоржем?
Все встали и горячо поаплодировали Феде.
- Значит диванная криминалистика Барона не такая уж безосновательная? - наконец поняла Лена.
- Тот же принцип, что и при обвинении сына в замысле убийства, - сказал Федя, - вслух обвиняется не тот, кто совершил преступление (Делорж/Герцог), а тот, кто мог/может совершить аналогичное преступление (Тибо/Альбер).
Все вновь поаплодировали Феде.
- Есть загвоздка, - сообщила сверху Галя. - Дело в том, что чеканка дублонов, то есть двойных испанских эскудо, началась в 1537 году. Даже если отнести действие пьесы к XVI веку, времени, близкому к запрету рыцарских турниров, старинным дублон, попавший в руки Барона, назвать было никак нельзя.
Все почесали затылок.
- Возражу, - неожиданно заявила Зоя. - Да, классические дублоны, двойные эскудо, появились в 1537, но это название использовалось по отношению к крупным монетам из золота высокой пробы и раньше: в первой половине XIV века дублоны выпускал Альфонсо XI, а в конце XV века были выпущены дублоны с изображением Фердинанда II и Изабеллы I (их брак, кстати положил начало Королевству Испании). Этот двойной портрет, как считается, способствовал закреплению названия "дублон" (двойной). Возможно, под "старинным" дублоном Барон имеет в виду какой-то дублон до классических дублонов? Испанская парочка хорошо вписалась бы в наш сюжет.
- Ты про испанский контекст? - спросил Федя. - Про войну Испании и Нидерландов, которая началась в XVI веке и в которой отличился герцог Альба? На Делоржа и Клотильду тоже падает тень испанскости?
- Я, собственно, только про парочку, про тень ничего не знаю.
- Двойной портрет мог навести Барона на мысль о связи вдовы и Тибо? - спросила Лена.
Все посмотрели на нее как на дуру.
- Так или иначе, мы имеем косвенное подтверждение релевантности "гамлетовской" линии, - сказал Юра. - Мы в ней все-таки немного сомневались, а теперь - нет!
- И мы теперь можем думать, что Клотильда и Делорж - тоже должники Барона? - спросил Игорь.
- Барон держит у себя их сына Альбера в качестве заложника?! - широко открыв глаза, спросила Наталья.
- Но они могут об этом не знать, - сказал Сигизмунд. - Барон держит Альбера как тайное оружие против претендентов на его сундуки. Он хочет сделать его наследником, но таким, который не будет покушаться на сокровища.
- Не похоже, что Барон использует Альбера как оружие в третьей сцене, - заметил Федя.
- Почему? После изгнания из дворца примкнуть к Делоржу и Клотильде будет для Альбера вполне логичным шагом.
- Или к Герцогу, когда тот скажет, что это Клотильда и Делорж отравили Барона, - сказала Наталья.
- Вернемся к дублону, - потребовал Сторожевский.
- Да уж, анахронизм не менее странный, чем медики, - заметил Игорь. - Был бы просто дублон, еще можно было бы выкрутиться, но старинный...
- Современность и старина снова вместе, - почесал затылок Юра.
- Вы о чем? - удивился Федя. - Объяснили же все: старинный - значит дублон до дублонов.
- Это объяснение держится только на не совсем тривиальном употреблении Бароном слова "старинный", - пояснил Юра. - Но самое главное, мы теперь вынуждены согласиться с временем действия в XVI веке
- Нет ли тут еще одного подмигивания залу? Мол, оцените шутку, нумизматы, - предположил Игорь.
- А смысл? - удивилась Лена.
- Не задуматься о дублоне и его старинности внимательный читатель не может, - сказал Юра. - Попутно вылезают вопросы о времени действия, историческом контексте, связи с ним действия пьесы, испанских мотивах и реминисценциях.
- А вы не допускаете, что... - осторожно начала Лена.
Сверху раздался зычный хохот Зои.
- Ты полагаешь, милочка, что Пушкин не был осведомлен об истории этой монеты?
Лена покраснела.
Все смотрели на нее так, как будто ожидали, что ее голова достигнет более заслуженного накала.
- Во-первых, никогда нельзя забывать, что информационная нагрузка на умы людей начала XIX века была в тысячи (не в сотни!) раз ниже, чем в наше время. Информацию об окружающем мире знать и помнить было нетрудно. Дублоны печатались и были весьма ценной монетой еще в пушкинское время, а Пушкин, к тому же, весьма интересовался историей Испании...
- И что это нам дает? - перебив Зою, обратился к Юре Сторожевский.
Юра почесал затылок.
- Остается ли у нас возможность перенести время действия на более ранний срок? - спросил он.
- Зачем? - спросил Сторожевский.
- Турниры были запрещены во Франции после 1559 года, когда Де Лорж убил Генриха II, про Фландрию неизвестно, но, так или иначе, они уже теряли свою актуальность, время рыцарской конницы прошло...
- Ну и что?
- Отношение к евреям стало намного более терпимым, чем во времена рыцаря Айвенго, - вставила Лена.
- Ну и что?
- С мучениками придется попрощаться, - почесала затылок Наталья.
- Необязательно, - сказала Гюльчитай. - Под "современным" дублоном Барон мог иметь в виду дублоны Альфонсо XI, а под "старинным" - любую старую монету схожего достоинства. В-общем, при желании вернуть пьесу в средневековье можно, но полностью изъять из XVI века уже нет, эта вероятность посильнее будет.
- А как насчет условного комбинированного прошлого? - спросила Лена.
- Как в японском анимэ? - усмехнулся Федя.
- Нет, - сказал Юра, - XVI век обозначен слишком конкретно и весомо. Даже если он только элемент в хронологической мозаике, его придется рассматривать отдельно.
- И под каким углом? - спросил Петр Петрович.
Вопрос, разумеется, был ко всем.
- XVI век - это то, что вы назвали "испанским контекстом", - начала Галя. - То есть период конфликтных отношений между Испанией и Нидерландами, в состав которых входила Фландрия. Хотя, по-моему, не факт, что место действия пьесы - Фландрия, Соломон мог упомянуть фламандских богачей для красного словца - как знаменитых богатеев, живущих в одном из ближайших регионов. Но мы плетем линии из вероятностей, так что... Итак, официально испанскими Нидерланды стали в 1558 году, были просто получены по наследству Филиппом II от Карла V. Как раз тогда Нидерланды стали богатеть из-за открытия Колумбом Америки, основными торговыми портами стали уже не испанские, а голландские. Нидерланды захотели независимости, Испания - власти и денег. В 1567 году прибыл кровавый герцог Альба, он жестоко подавлял всяческие протесты и этим еще больше обозлил голландцев. Началась война, то есть Нидерландская буржуазная революция, завершившаяся в 1648 году победой Нидерландской республики.
- Ассоциации с этими событиями в пьесе вызывают: имя Альбера, имя или прозвище его отца (Филипп), дружба Альбера с Ремоном, мотив смены эпохи рыцарства эпохой капитала, дублоны вдовы и Тибо, мотив скорой войны ("Бог даст войну, так я готов..."), изгнание Альбера (не податься ли ему в гёзы?), - доложила Зоя.
- Можно добавить ренессансные мотивы, - предложил Федя, - охочих до анатомии медиков и научно-технический прогресс ("лет через двадцать, право, ты да я").
Петр Петрович усердно размышлял об испанском контексте. Внешне это выражалось в глубоких затяжках и почесывании затылка.
- И зачем он нужен? - наконец спросил он.
- За стеной шумит Большая История, - начал Игорь, - мы видим на сцене отрывки каких-то больших исторических сюжетов - семейных конфликтов, феодальных неурядиц, придворных интриг, имеющих испанско-голландскую подоплеку.
Игорь остановил взгляд на Лене.
- Например? - не обманула она ожиданий.
- Нынешний Герцог верен испанской короне, Клотильда и Делорж - мятежники, Барон прячет золото от тех и других, так как не хочет, чтобы оно послужило делу готовой вот-вот разразиться войны, Альбер склоняется к испанцам, местные дельцы ему осточертели, но после изгнания из дворца, как уже было сказано, он может присоединиться к лесным гёзам, нищим дворянам-кальвинистам, выступающим против испанцев.
- Возможен другой расклад, - сказала Наталья. - Клотильда и Делорж - католики, а Герцог и Альбер подвержены новым жизнелюбивым веяниям, Барон принадлежит старому дохристианскому миру. Возможно, его архаизм как-то связан с ренессансным культом античности. Недаром же, у Барона то и дело проскакивают античные реминисценции - из Геродота (про холм из горстей земли), Диогена (образ жизни), Эпикура (о спящих богах), Платона (если верить Зое).
- Так он у античности позаимствовал искусство возрождаться через сотни лет? - усмехнулся Сигизмунд.
Никто из присутствующих не радовался открытию новых сюжетных горизонтов.
- И что это нам дает? - хмуро спросил Юра.
- Как-то даже неприятно стало, - призналась Наталья. - Как будто на сцене включили яркий свет и стали видны всякие ненужные детали - ярлыки на одежде, татуировки, перстни, окурки в пепельнице.
- Правильно Р сделал, что не стал переводить другие сцены, - сказал Федя.
- Вам не нравится неопределенность "испанского контекста" или определенность? - спросил Сторожевский.
- В кадр настойчиво лезет хрень из другого фильма, - сказал Игорь. - Ладно бы намек вскользь, мы бы поняли, что есть такая вероятность, можно с нею поиграться при желании, а тут прям печать - другой мир, другая эпоха. Этот дублон не обойти никак.
- А что если это не красочка, а задачка? - намекнул Петр Петрович.
- Ничего себе красочка! - вспылил Федя. - Нам в середине пьесы обклеивают стену газетами! Теневого сюжета искали? Гляньте сюда, пожалуйста.
- Соглашусь, - сказал Юра. - Этот дублон похож на лубочные картинки в "Станционном смотрителе". Только там настенная живопись придает обобщенно-символический смысл конкретно-историческому действию, а наш дублон - конкретно-исторический смысл обобщенно-символическому.
- Кайфово же было искать смысл пьесы в ней самой, ходы всякие расшифровывать, зачем этот кайф ломать? - подивился Сигизмунд.
- Без паники, - тихо предупредила Гюльчитай.
- Значит, все-таки задачка? - напомнил о своем вопросе Сторожевский.
- О чем задачка? - вспылил Федя. - Что делает французский мат среди египетских иероглифов?
- Откуда эта готовность отказаться от структурного анализа в пользу исторических комментариев? - подивилась Гюльчитай.
- А как сама думаешь? - съязвил Федя.
- Нам, возможно, дают понять, что исторический контекст роли не играет, - неуверенно проговорила Наталья.
- Или наоборот, подсовывают коробку с историческими кодами, - сказал Юра.
Официанты принесли десерт, но никто не обратил на него внимания.
- Больше похоже на задачку, не правда ли? - отчаянно намекнул Сторожевский.
Все посмотрели на десерт.
- Во-первых, Барону, как мы выяснили в связи с упоминанием медиков, дается хронологический карт-бланш, - сказала Гюльчитай. - Он может вынырнуть в любой эпохе. Фактически мы имеем только две одинаковые редкие монеты или два одинаково называющихся денежных знака, выпущенных одной страной в разные эпохи. Эта характеристика безусловно структурно работает, в отличие от исторического аспекта, который пока нам не очень помогает...
- Может быть, как сказала Наталья, пьеса хочет дискредитировать исторический контекст? - предположил Игорь. - Отвадить нас от него. Мол, хотели историческую подсказку? Получайте. И что вы теперь с нею будете делать?
- А мы хотели? - спросил Федя.
- Мы вольно обращались со средневековыми и ренессансными мотивами, подсовывали, по своему усмотрению, то те, то другие, вот она и рявкнула в рупор: "Середина XVI века". Как бы намекнула, что лучше туда не соваться - мало вам одного лабиринта?
Все приободрились.
- А что если это модернизированный рассказ о кладах? - огорошила всех Лена. - Есть же всякие фольклорные истории о где-то зарытых и спрятанных сокровищах, их происхождении, наложенных на них проклятиях, драконах и демонах, их охраняющих, попытках их раскопать, украсть, употребить. Зарождающаяся буржуазная эпоха создает свой миф на эту тему, используя элементы семейной и исторической драмы, трагедии рока, комедии характеров. Соответственно, трактовать его можно как угодно - связывать с разными историческими событиями, дворцовыми интригами, лицами, странами. На то он и миф.
Все посмотрели на Лену не без восхищения.
- Симпатично! - одобрил Юра. - Но что это нам дает, кроме права игнорировать конкретный исторический контекст?
- Право игнорировать предметную логику, - усмехнулся Витек, - происхождение дыры в шлеме, местонахождение герцогского стола, запах яда, сравнение ключа с ножом.
- Она и проигнорирована, - улыбнулась Лена. - Это мы пытаемся ее вкорячить, варианты всякие перебираем. Фактически ее нет.
- Сценического плана тоже нет? - усмехнулся Федя.
Лена почесала затылок.
Все усмехнулись.
- Реального действия тоже нет? - спросил Сторожевский, видимо, с намерением окончательно сокрушить мятежницу.
- Про реальное действие ничего не поняла, а сценический план - это аргумент: на сцене мифологическая аура нашей пьесы рассеивается, уступая место предметной логике.
- У меня есть еще одна версия, - объявила сверху Галя.
Все насторожились, ожидая очередного культурно-историеского вброса.
- А что если наш Барон - это Анти Дон Кихот? Роман Сервантеса был опубликован в начале XVII века, но жизненного и культурного опыта автор набирался во второй половине XVI, то есть в период "испанского контекста", каковой, надо полагать, и отразил в своем произведении. Таким образом, оба персонажа знаменуют уходящую рыцарскую эпоху, являются, так сказать, реакцией на закат рыцарства. И представляют, как мы видим, прямо противоположные модели поведения: один пускается в странствия, проявляя на каждом шагу благородство и щедрость, второй запирается в своем подвале, становясь скупым и подлым. Оба, вместе с тем, действуют масштабно и безрассудно, оба погружены в мир романтических грез, от обоих страдают родственники. Корреляции можно продолжить.
- Дублон был нужен, чтобы навести нас на Сервантеса? - спросил Федя.
- Мы и без дублона должны были догадаться, он лишь удостоверяет релевантность сопоставления, освобождает нас от необходимости держаться за средневековье. То есть, да, действие может происходить и в Средние века, но вот эта как бы случайная деталь, появившаяся, возможно, по ошибке, на какой-то момент делает их персонажами одной большой трагедии. Между двумя историческими эпохами происходит короткое замыкание, которое на какой-то момент высвечивает Барона и Дон Кихота на одной сцене. Шум молодой эпохи кажется созвучным старому действию и, как кажется, подхватывает какие-то его линии, но этот шум отходит на задний план и стихает, а образы двух старых безумных рыцарей так и остаются в нашем сознании, представление состоялось.
- Хочешь сказать, что Дон Кихот - это Моцарт Барона? - спросил Сигизмунд.
- Герцог-дед своим донкихотством спровоцировал друга на убийство? - подхватил мысль Федя.
- Мы этого не знаем, - сказала Галя, - хотя вероятность такая намечается. Но главное - причина, по которой она намечается, - образ Дон Кихота, актуализируемый испанским контекстом и являющийся антитезой образу Барона.
- "Лет через двадцать, право, ты да я, мы будем глупы перед этим малым" - имелись в виду споры Барона и Герцога-деда о судьбе рыцарства? - предположил Федя. - При Герцоге-сыне рыцарство, как они понимали, будет уже неактуально?
- Убивать за донкихотство - это, мне кажется, чересчур, - заметил Витек.
- Меж ними все рождало споры, - напомнила Зоя.
- Онегин и Ленский? - почесала затылок Лена.
- Была женщина! - догадался Федя. - Она влюбилась в великодушного Герцога-деда, Барон убил его из ревности и ударился в радикальное анти-донкихотство.
- Барон подозревает, что Альбер - сын Герцога-деда, и боится, что после его смерти он ударится в донкихотство, - уверенно заявила Наталья.
- Он это имеет в виду под расточительством? - спросил Юра.
- По-видимому, да. В Альбере уже сейчас заметны некоторые донкихотские черты: нежелание видеть реальность (оплошность кузнеца при починке шлема), бурная героическая фантазия (проявляющаяся в описании боя), безрассудная щедрость (мы можем увидеть в пожертвовании кузнецу последней бутылки вина оплату его труда, но и вероятность подарка тоже не исключена), вспыльчивость, преувеличения (в описании образа жизни отца), этический пафос, пренебрежение условностями.
- Да, восседание за столом в латах очень напоминает Дон Кихота, хотя я не помню, чтобы в романе он где-то садился за стол, не снимая доспехов, - заметил Игорь.
- Итак, "сенсационная" линия второй сцены - "донкихотская", - предварительно подытожила Лена. - Она легко увязывается с "мистической", но как быть с "гамлетовской"?
- Учитывая, что Клотильду и Делоржа лишили родительских прав... - почесал затылок Сигизмунд.
- Кровное родство с Альбером - вовсе не обязательный атрибут этой линии, - заметил Игорь, - там главное - заговор против Герцога-отца и вероятные гонения на его организаторов.
- А как ты хочешь увязать? - спросил Лену Сигизмунд. - Дон Кихот-Альбер прискакивает во дворец к Гамлету-Герцогу, тот отправляет его в странствие...
- Погодите, - сказал Юра, - нам нужно еще разобраться с пиром Барона. Боюсь, нас ждут сюрпризы.
- Это точно, - усмехнулся Федя.