(no subject)
Яйцо растерялось. Оно бы посмотрело на луну, но оно не могло смотреть вверх в силу продолговатости скорлупичной плоти, и луна бесстыдно предавалась своим штучкам в иссяня-чёрном небе.
А Яйцо плакало. Яйцо всё плакало и плакало, и когда оно плакало, загадочной и прекрасной птицей летел его плач сквозь ночь, растопляя льды на вершинах.
Альберт Эйнштейн считал, что шар - идеальная форма организации материи, но он ошибался. Яйцо несло в себе всё совершенство мира - да, - но луна несла всё его несовершенство, всю неизвестность, весь хаос.
А хаос - это любовь, крошка, маленький огонёк среди эгоизма человеческого сердца. Необузданный КОНЬ нашей страсти рассказал мне об этом. Луна поцеловала Яйцо в кончик носа, и над лесом бесшумно проревел КОНЬ огромной трубой.
Была середина ночи, и если бы Фурье не желал утопии, крошка, ряды бы никогда не могли сходиться. Кто знает, может быть, в этом и есть наше настоящее маленькое счастье? Луна барахталась в бархатной чёрной синеве ночного неба, льды на вершинах таяли, сползая вниз, как древние, мудрые змеи.
"Всё слилось в продажной любовной игре мотылька и Цезаря Борджиа", - сказал КОНЬ, задыхаясь от радости.
Яйцо умело смотреть вниз; если бы они поменялись с луной местами, Яйцо могло бы увидеть его во всех подробностях, этот простоватый помятый мячик, мерно покачивающийся на водной глади. И Яйцо продолжало плакать, оно плакало, но уже не в силах не улыбаться, и чудесная улыбка его растопляла льды на вершинах
А Яйцо плакало. Яйцо всё плакало и плакало, и когда оно плакало, загадочной и прекрасной птицей летел его плач сквозь ночь, растопляя льды на вершинах.
Альберт Эйнштейн считал, что шар - идеальная форма организации материи, но он ошибался. Яйцо несло в себе всё совершенство мира - да, - но луна несла всё его несовершенство, всю неизвестность, весь хаос.
А хаос - это любовь, крошка, маленький огонёк среди эгоизма человеческого сердца. Необузданный КОНЬ нашей страсти рассказал мне об этом. Луна поцеловала Яйцо в кончик носа, и над лесом бесшумно проревел КОНЬ огромной трубой.
Была середина ночи, и если бы Фурье не желал утопии, крошка, ряды бы никогда не могли сходиться. Кто знает, может быть, в этом и есть наше настоящее маленькое счастье? Луна барахталась в бархатной чёрной синеве ночного неба, льды на вершинах таяли, сползая вниз, как древние, мудрые змеи.
"Всё слилось в продажной любовной игре мотылька и Цезаря Борджиа", - сказал КОНЬ, задыхаясь от радости.
Яйцо умело смотреть вниз; если бы они поменялись с луной местами, Яйцо могло бы увидеть его во всех подробностях, этот простоватый помятый мячик, мерно покачивающийся на водной глади. И Яйцо продолжало плакать, оно плакало, но уже не в силах не улыбаться, и чудесная улыбка его растопляла льды на вершинах