Гордыня
Название: Гордыня
Автор: elana_vetrenaya
Вид: фик
Жанр: драма
Пейринг: Ягудин\Жубер
Рейтинг: R
Отказ от прав: все герои вымышлены, все сходства с реальными персонажами случайны.
Примечания: Связь с автором потеряна, что не позволило получить разрешения на опубликование. При волеизъявлении автора фики будут удалены.
Гордыня - самое страшное чувство. Самое-самое-самое. Хуже не придумаешь. Нет, придумать, конечно, можно, но вот воплотить… Воплотить в жизнь - никогда.
Гордец. Гордец, гордец, гордец! - шептала совесть. Но Алексей Ягудин одевался в пижонский черный костюм (его пригласили - вместе с Татьяной - на юбилей чьего-то там творческого союза) и усиленно делал вид, что не слышит ее. Он весь сейчас - от ледяного оттенка голубых глаз до светлых прядей морозных волос - больше напоминал айсберг, холодный и неприступный. Причем не только снаружи, но, что характерно, и изнутри. В столь короткий срок была - мастерски - выстроена стена, состоявшая из чего-то острого и труднопроницаемого - то ли из градин, то ли из осколков стекла - скрывавшая теперь его внутренний мир ото всех. Она получилась такой прочной, что даже сумела выдержать два серьезных испытания, случившихся буквально на днях.
Да какие уж теперь удары - после того… Того страшного удара, с которого прошло чуть более полугода.
«Бриан Жубер уволил своего хореографа, Николая Морозова, так как остался недоволен его работой, и…» - Леша выключил телевизор.
«Тю… Да он Коленьку уволил… А сначала так рвался с ним работать, - олимпийский чемпион 2002 года поймал себя на излишней саркастичности. - Спокойней, Леша, спокойней, все хорошо. Подумаешь, уволил он его. Тебе-то какая разница?»
Это был первый удар, который прошел более-менее безболезненно.
Ужас, отвращение, непонимание - в этих карих глазах. Ну почему, Бриан, почему? Почему так резко? Почему надо было жечь все мосты, почему надо было рвать наши профессиональные отношения - и только из-за того, что я тебя люблю?
Со вторым ударом дела обстояли хуже.
«Бриан Жубер, известный французский фигурист уволил своего хореографа - «да вы повторяетесь, ребята!» - и изъявил желание снова работать с Алексеем Ягудиным…»
Спокойно, Леша, дышим. Дышим. Если не дышать, можно задохнуться. Дышим, дышим, это все чертовы журналисты, ничего не понимают, наврали, как всегда.
«…данная информация получена от самого французского фигуриста…»
Дышим, дышим, дышим. Дышим.
- Я не могу!!!. Как мне после такого с тобой работать?! Лучше бы ты, Леша, молчал о своих долбанных чувствах!!!
Леша покачал головой и скривился - воспоминания все еще были болезненны. «Так, сейчас Вы, господин Ягудин, таки наденете на себя этот чертов черный в серую полоску пиджак, стоивший приблизительно, как машина Жигули, и поедете на этот разнесчастный юбилей. И никаких вопросов. Все хорошо, Леша, все хорошо».
Он звонил ведь, звонил. Звонил до тех пор, пока Леша не поменял номера сотового. Он, кажется, даже мучился - вон как плохо катал весь сезон. Но олимпийскому чемпиону было не до этого. Лишь бы только забыть злые упреки. Лишь бы собраться, лишь бы не сойти с ума.
«Гордец», - снова прошептала совесть. Алексей уже сбегал по ступенькам вниз, на улицу. «Ведь можно было бы его простить. Ну хотя бы через месяц позвонить. Он ведь обрывал телефон. Он ведь ни в чем, по сути, не виноват. Ну злые слова, но так он ведь еще мальчишка. По большому счету, всего лишь мальчишка. Как бы ты сам среагировал на такое? Он не виноват в том, что ему девушки нравятся. Можно было его простить, гордец».
А шесть дней назад он выехал на лед - такой уверенный в себе и непоколебимый, что Леша сразу все понял. «Он забыл, он больше не страдает и не винит себя». От этой мысли стало плохо. Но олимпийский чемпион заставил себя подумать, что все замечательно, а в особенности хорошо то, что Бриан его, очевидно, отпустил. Почему это было хорошо, Леша понять так и не смог, но все же решил придерживаться именно этой точки зрения.
Ягудин сел за руль своего серебристого джипа и не спеша поехал по направлению к Невскому. Путь был недолгим, и вскоре ледяной блондин уже стоял у двери необходимой ему квартиры.
После произвольной Леша горько хохотал минут десять, будучи не в состоянии остановиться. Смеялся, смеялся, смеялся, даже не задаваясь вопросом - чего же здесь смешного. Смешным было то, что Бриан забыл. Забыл, совершенно точно. И программу сменил - ту, что ему ставил Ягудин, и катался так уверенно. Забыл, черт его дери. «Допрыгался, гордец, - Леша, отсмеявшись, потерянно смотрел в окно. - Ты ведь мог бы с ним продолжать общаться. Ну, пусть не как… В общем, ты бы мог с ним остаться друзьями. Он звонил. Причем звонил явно для того, чтобы помириться… А ты номер сменил…»
Первые полтора часа юбилея были откровенно скучны. Татьяна похвалила Лешин костюм - как ему показалось, несколько натянуто - и на этом забросила своего олимпийского чемпиона - столько знакомых, которых не видела по пять лет, а то и больше… Ягудин оказался предоставлен сам себе и большую часть времени просто слонялся из угла в угол, мучительно соображая, как бы уехать. Уехать и наконец напиться. Те два дня после произвольной он был в разъездах, а жить ему все-таки пока хотелось, а посему он не брал в рот ни капли.
Конечно, последующее заявление не очень-то вязалось с тем, что Бриан его вроде как отпустил, но думать Леша уже не мог. Слишком настрадался во время выступлений француза, несмотря даже на стеклянную стену, до недавнего времени надежно защищавшую его сердце.
«А что, если… - мелькнуло в голове Леши безумное предположение. - Да нет, это невозможно, - он горько усмехнулся. - А даже если и да… Я не позвоню ему. Ни за что». Ты же любишь его? «Да. Но я не позвоню…» Номер забыл? «Да помню я его чертов номер, наизусть помню, но я не могу - после такого». Дурак ты, Леша.
За этими размышлениями Ягудин даже не заметил, что юбиляр включил телевизор, и все столпились у огромного экрана, глазея на что-то. Очнулся Алексей, лишь когда люди принялись на него оглядываться. Он сделал попытку улыбнуться и уставился в телевизор, после чего с трудом сдержал стон. Показательные. Бриан. Как не вовремя Спорт включили. А он уже ведь успел забыть, что француз будет выступать. Конечно, пришлось смотреть. Какая программа, Боже! Отлично, отлично… Движения, прыжки, дорожки, вращения… Сколько грации, как здорово, легко и зажигательно! Леша невольно начал улыбаться. Однако конец программы все же застал его врасплох. Ягудин закрыл глаза, открыл их и убедился в своей адекватности. Француз действительно скользил по льду на руке. А это ведь был Лешин элемент, из «Железной маски».
Гости разразились аплодисментами, и по венам Ягудина - несмотря на финал - заструилось тепло: Бриан здорово откатал. Кто-то даже похвалил самого Лешу, его тренерские способности, но тот отмахнулся от такой заведомой лести, ответив, что программу ставил не он. А через мгновение к своему чемпиону подошла Тарасова и бросила на него оценивающий взгляд:
- Ну…
- Да? - слабо улыбнулся тот. - Хорошо, правда?
- Хорошо-то хорошо, - рассудительно отозвалась тренер, - да только вот мне кажется, что если бы Бриан повесил себе на грудь табличку с надписью «Я люблю Лешу», было бы менее заметно.
Блондин в моральном изнеможении уставился на Тарасову:
- Что?
- Да ничего, Леша, ничего. Это твое дело, а не мое. Просто, мне кажется, табличка меньше бы бросалась в глаза. Он звонил мне на днях. Мне жалко мальчика, Леша, но я не дала ему твоего номера телефона, - с этими словами Татьяна кивнула и направилась к экрану, где начинали кататься чемпионы мира.
А Леша медленно вышел на лестничную площадку, сжимая в руке сотовый телефон. Теперь ему было откровенно все равно, заметит ли кто-нибудь его отсутствие, или нет. Три этажа до улицы, и вот уже в легкие попадает свежий весенний воздух, а глаза видят серое, но все равно прекрасное небо.
Да, гордыня, пожалуй, самое страшное чувство на свете. И от нее, к сожалению, нет лекарства.
Леша сжал трубку в руке, в каком-то молчаливом неприятии сложившейся ситуации, в ненависти к самому себе, и… Начал набирать номер, цифра за цифрой, чувствуя, как в сердце пробивается глупая, пьянящая радость. Гудок, два, три…
- Алло!
Кхм… А что ему сказать?
- Алло! Говорите!
Нет, ну правда…
- Алло!!!
- Привет.
- Леша? Леша?!
- Да, кто ж еще? Я слышал, ты меня хочешь? - Ягудин зажал рот рукой, ошарашенный тем, что такое сорвалось с его языка.
На том конце провода что-то зашуршало, и француз произнес робко:
- Я тебя видеть хочу, - потом, помедлив секунду, добавил уже более уверенно, - слышать хочу. Тренироваться у тебя хочу. Целовать тебя хочу!
- Все сразу? Целовать и тренироваться одновременно не получится, хотя… - Леша засмеялся счастливо и, в ожидании ответа Бриана, пробежался с улюлюканьем по весьма грязной луже, распугав купавшихся в ней воробьев.
Автор: elana_vetrenaya
Вид: фик
Жанр: драма
Пейринг: Ягудин\Жубер
Рейтинг: R
Отказ от прав: все герои вымышлены, все сходства с реальными персонажами случайны.
Примечания: Связь с автором потеряна, что не позволило получить разрешения на опубликование. При волеизъявлении автора фики будут удалены.
Гордыня - самое страшное чувство. Самое-самое-самое. Хуже не придумаешь. Нет, придумать, конечно, можно, но вот воплотить… Воплотить в жизнь - никогда.
Гордец. Гордец, гордец, гордец! - шептала совесть. Но Алексей Ягудин одевался в пижонский черный костюм (его пригласили - вместе с Татьяной - на юбилей чьего-то там творческого союза) и усиленно делал вид, что не слышит ее. Он весь сейчас - от ледяного оттенка голубых глаз до светлых прядей морозных волос - больше напоминал айсберг, холодный и неприступный. Причем не только снаружи, но, что характерно, и изнутри. В столь короткий срок была - мастерски - выстроена стена, состоявшая из чего-то острого и труднопроницаемого - то ли из градин, то ли из осколков стекла - скрывавшая теперь его внутренний мир ото всех. Она получилась такой прочной, что даже сумела выдержать два серьезных испытания, случившихся буквально на днях.
Да какие уж теперь удары - после того… Того страшного удара, с которого прошло чуть более полугода.
«Бриан Жубер уволил своего хореографа, Николая Морозова, так как остался недоволен его работой, и…» - Леша выключил телевизор.
«Тю… Да он Коленьку уволил… А сначала так рвался с ним работать, - олимпийский чемпион 2002 года поймал себя на излишней саркастичности. - Спокойней, Леша, спокойней, все хорошо. Подумаешь, уволил он его. Тебе-то какая разница?»
Это был первый удар, который прошел более-менее безболезненно.
Ужас, отвращение, непонимание - в этих карих глазах. Ну почему, Бриан, почему? Почему так резко? Почему надо было жечь все мосты, почему надо было рвать наши профессиональные отношения - и только из-за того, что я тебя люблю?
Со вторым ударом дела обстояли хуже.
«Бриан Жубер, известный французский фигурист уволил своего хореографа - «да вы повторяетесь, ребята!» - и изъявил желание снова работать с Алексеем Ягудиным…»
Спокойно, Леша, дышим. Дышим. Если не дышать, можно задохнуться. Дышим, дышим, это все чертовы журналисты, ничего не понимают, наврали, как всегда.
«…данная информация получена от самого французского фигуриста…»
Дышим, дышим, дышим. Дышим.
- Я не могу!!!. Как мне после такого с тобой работать?! Лучше бы ты, Леша, молчал о своих долбанных чувствах!!!
Леша покачал головой и скривился - воспоминания все еще были болезненны. «Так, сейчас Вы, господин Ягудин, таки наденете на себя этот чертов черный в серую полоску пиджак, стоивший приблизительно, как машина Жигули, и поедете на этот разнесчастный юбилей. И никаких вопросов. Все хорошо, Леша, все хорошо».
Он звонил ведь, звонил. Звонил до тех пор, пока Леша не поменял номера сотового. Он, кажется, даже мучился - вон как плохо катал весь сезон. Но олимпийскому чемпиону было не до этого. Лишь бы только забыть злые упреки. Лишь бы собраться, лишь бы не сойти с ума.
«Гордец», - снова прошептала совесть. Алексей уже сбегал по ступенькам вниз, на улицу. «Ведь можно было бы его простить. Ну хотя бы через месяц позвонить. Он ведь обрывал телефон. Он ведь ни в чем, по сути, не виноват. Ну злые слова, но так он ведь еще мальчишка. По большому счету, всего лишь мальчишка. Как бы ты сам среагировал на такое? Он не виноват в том, что ему девушки нравятся. Можно было его простить, гордец».
А шесть дней назад он выехал на лед - такой уверенный в себе и непоколебимый, что Леша сразу все понял. «Он забыл, он больше не страдает и не винит себя». От этой мысли стало плохо. Но олимпийский чемпион заставил себя подумать, что все замечательно, а в особенности хорошо то, что Бриан его, очевидно, отпустил. Почему это было хорошо, Леша понять так и не смог, но все же решил придерживаться именно этой точки зрения.
Ягудин сел за руль своего серебристого джипа и не спеша поехал по направлению к Невскому. Путь был недолгим, и вскоре ледяной блондин уже стоял у двери необходимой ему квартиры.
После произвольной Леша горько хохотал минут десять, будучи не в состоянии остановиться. Смеялся, смеялся, смеялся, даже не задаваясь вопросом - чего же здесь смешного. Смешным было то, что Бриан забыл. Забыл, совершенно точно. И программу сменил - ту, что ему ставил Ягудин, и катался так уверенно. Забыл, черт его дери. «Допрыгался, гордец, - Леша, отсмеявшись, потерянно смотрел в окно. - Ты ведь мог бы с ним продолжать общаться. Ну, пусть не как… В общем, ты бы мог с ним остаться друзьями. Он звонил. Причем звонил явно для того, чтобы помириться… А ты номер сменил…»
Первые полтора часа юбилея были откровенно скучны. Татьяна похвалила Лешин костюм - как ему показалось, несколько натянуто - и на этом забросила своего олимпийского чемпиона - столько знакомых, которых не видела по пять лет, а то и больше… Ягудин оказался предоставлен сам себе и большую часть времени просто слонялся из угла в угол, мучительно соображая, как бы уехать. Уехать и наконец напиться. Те два дня после произвольной он был в разъездах, а жить ему все-таки пока хотелось, а посему он не брал в рот ни капли.
Конечно, последующее заявление не очень-то вязалось с тем, что Бриан его вроде как отпустил, но думать Леша уже не мог. Слишком настрадался во время выступлений француза, несмотря даже на стеклянную стену, до недавнего времени надежно защищавшую его сердце.
«А что, если… - мелькнуло в голове Леши безумное предположение. - Да нет, это невозможно, - он горько усмехнулся. - А даже если и да… Я не позвоню ему. Ни за что». Ты же любишь его? «Да. Но я не позвоню…» Номер забыл? «Да помню я его чертов номер, наизусть помню, но я не могу - после такого». Дурак ты, Леша.
За этими размышлениями Ягудин даже не заметил, что юбиляр включил телевизор, и все столпились у огромного экрана, глазея на что-то. Очнулся Алексей, лишь когда люди принялись на него оглядываться. Он сделал попытку улыбнуться и уставился в телевизор, после чего с трудом сдержал стон. Показательные. Бриан. Как не вовремя Спорт включили. А он уже ведь успел забыть, что француз будет выступать. Конечно, пришлось смотреть. Какая программа, Боже! Отлично, отлично… Движения, прыжки, дорожки, вращения… Сколько грации, как здорово, легко и зажигательно! Леша невольно начал улыбаться. Однако конец программы все же застал его врасплох. Ягудин закрыл глаза, открыл их и убедился в своей адекватности. Француз действительно скользил по льду на руке. А это ведь был Лешин элемент, из «Железной маски».
Гости разразились аплодисментами, и по венам Ягудина - несмотря на финал - заструилось тепло: Бриан здорово откатал. Кто-то даже похвалил самого Лешу, его тренерские способности, но тот отмахнулся от такой заведомой лести, ответив, что программу ставил не он. А через мгновение к своему чемпиону подошла Тарасова и бросила на него оценивающий взгляд:
- Ну…
- Да? - слабо улыбнулся тот. - Хорошо, правда?
- Хорошо-то хорошо, - рассудительно отозвалась тренер, - да только вот мне кажется, что если бы Бриан повесил себе на грудь табличку с надписью «Я люблю Лешу», было бы менее заметно.
Блондин в моральном изнеможении уставился на Тарасову:
- Что?
- Да ничего, Леша, ничего. Это твое дело, а не мое. Просто, мне кажется, табличка меньше бы бросалась в глаза. Он звонил мне на днях. Мне жалко мальчика, Леша, но я не дала ему твоего номера телефона, - с этими словами Татьяна кивнула и направилась к экрану, где начинали кататься чемпионы мира.
А Леша медленно вышел на лестничную площадку, сжимая в руке сотовый телефон. Теперь ему было откровенно все равно, заметит ли кто-нибудь его отсутствие, или нет. Три этажа до улицы, и вот уже в легкие попадает свежий весенний воздух, а глаза видят серое, но все равно прекрасное небо.
Да, гордыня, пожалуй, самое страшное чувство на свете. И от нее, к сожалению, нет лекарства.
Леша сжал трубку в руке, в каком-то молчаливом неприятии сложившейся ситуации, в ненависти к самому себе, и… Начал набирать номер, цифра за цифрой, чувствуя, как в сердце пробивается глупая, пьянящая радость. Гудок, два, три…
- Алло!
Кхм… А что ему сказать?
- Алло! Говорите!
Нет, ну правда…
- Алло!!!
- Привет.
- Леша? Леша?!
- Да, кто ж еще? Я слышал, ты меня хочешь? - Ягудин зажал рот рукой, ошарашенный тем, что такое сорвалось с его языка.
На том конце провода что-то зашуршало, и француз произнес робко:
- Я тебя видеть хочу, - потом, помедлив секунду, добавил уже более уверенно, - слышать хочу. Тренироваться у тебя хочу. Целовать тебя хочу!
- Все сразу? Целовать и тренироваться одновременно не получится, хотя… - Леша засмеялся счастливо и, в ожидании ответа Бриана, пробежался с улюлюканьем по весьма грязной луже, распугав купавшихся в ней воробьев.