Это произошло 15 лет назад
Тогда в Москве стояла красивая золотая осень. Мне было восемь лет, и я находилась на обследовании в детском отделении ЦКБ. Бегала по больничному коридору во фланелевой пижаме в обнимку с каким-то плюшевым зверем, смотрела в окно на падающие листья, ждала маму, которая приезжала каждый день, а еще по вечерам разрешали звонить домой.
И обо всём я узнала именно по телефону. Пытаться скрыть это от меня всё равно было бы бесполезно - в больнице стоял переполох, все взрослые шептались только об одном, вместо мультиков мы с медсестрами уже смотрели новости, а в новостях ничего хорошего не говорили. Потом, правда, и вовсе перестали что-то говорить, а только показывали балет по всем каналам - и от этого становилось еще страшнее.
Так что однажды вечером мама рассказала мне по телефону, что по нашей улице ездят танки, а папа - там, в белом доме, и по белому дому стреляют, а выбраться ему оттуда нет никакой возможности, но мама просила меня не плакать и не бояться, потому что с папой всё хорошо, и она каждый день ездит с другими женами депутатов и как-то там умудряется передать ему чистые рубашки и обед.
Я перестала спать ночами, постоянно ревела. Всё происходившее для меня было одной картинкой и называлось одним словом - война. Я прислушивалась к разговорам медсестёр, до сих пор не забуду, как ёкнуло сердце, когда одна из них рассказывала что-то о "трупах, которые грузовиками оттуда вывозят". Я словно сжалась в маленький пульсирующий комочек страха, и вместе со всей Москвой ждала, чем всё это кончится. Ждала неосознанно.
Я ничего не понимала тогда, и мало что понимаю сейчас. Но мне глубоко противно даже будучи взрослым человеком пытаться разобраться в событиях октября 1993 года. Зачем что-то анализировать и объяснять, когда всё просто и кошмарно. Президент велел расстреливать своих же граждан. Депутатов. На глазах у всей страны. И их расстреливали.
Странно, но я не помню, как после всего этого увидела отца. Помню - казалось, что всё закончилось. Но всё только начиналось на самом деле. За следующие три месяца наша семья пережила еще много страшных дней, но вспоминать о них сейчас я не хочу. В декабре того же года мы уехали из Москвы насовсем.
Я пишу только потому, что невозможно каждый год в начале октября не вспоминать о тех событиях. Большинство моих друзей-сверстников знают о них понаслышке и мало чего могут сказать по этому поводу. Да и я, конечно, тоже. Но я всё-таки была крупинкой в этой огромной мельнице, которая перемалывала историю нашей страны, маленьким свидетелем страшных происшествий, которые перевернули с ног на голову жизнь моей семьи.
Во мне до сих пор живёт та зарёванная девочка, трясущаяся от страха за своего папу. И мне до сих пор становится не по себе и слёзы наворачиваются на глаза при взгляде на фотографии почерневшего белого дома с выбитыми стёклами.
Я искренне надеюсь, что подобный кошмар в нашей стране никогда не повторится.
И обо всём я узнала именно по телефону. Пытаться скрыть это от меня всё равно было бы бесполезно - в больнице стоял переполох, все взрослые шептались только об одном, вместо мультиков мы с медсестрами уже смотрели новости, а в новостях ничего хорошего не говорили. Потом, правда, и вовсе перестали что-то говорить, а только показывали балет по всем каналам - и от этого становилось еще страшнее.
Так что однажды вечером мама рассказала мне по телефону, что по нашей улице ездят танки, а папа - там, в белом доме, и по белому дому стреляют, а выбраться ему оттуда нет никакой возможности, но мама просила меня не плакать и не бояться, потому что с папой всё хорошо, и она каждый день ездит с другими женами депутатов и как-то там умудряется передать ему чистые рубашки и обед.
Я перестала спать ночами, постоянно ревела. Всё происходившее для меня было одной картинкой и называлось одним словом - война. Я прислушивалась к разговорам медсестёр, до сих пор не забуду, как ёкнуло сердце, когда одна из них рассказывала что-то о "трупах, которые грузовиками оттуда вывозят". Я словно сжалась в маленький пульсирующий комочек страха, и вместе со всей Москвой ждала, чем всё это кончится. Ждала неосознанно.
Я ничего не понимала тогда, и мало что понимаю сейчас. Но мне глубоко противно даже будучи взрослым человеком пытаться разобраться в событиях октября 1993 года. Зачем что-то анализировать и объяснять, когда всё просто и кошмарно. Президент велел расстреливать своих же граждан. Депутатов. На глазах у всей страны. И их расстреливали.
Странно, но я не помню, как после всего этого увидела отца. Помню - казалось, что всё закончилось. Но всё только начиналось на самом деле. За следующие три месяца наша семья пережила еще много страшных дней, но вспоминать о них сейчас я не хочу. В декабре того же года мы уехали из Москвы насовсем.
Я пишу только потому, что невозможно каждый год в начале октября не вспоминать о тех событиях. Большинство моих друзей-сверстников знают о них понаслышке и мало чего могут сказать по этому поводу. Да и я, конечно, тоже. Но я всё-таки была крупинкой в этой огромной мельнице, которая перемалывала историю нашей страны, маленьким свидетелем страшных происшествий, которые перевернули с ног на голову жизнь моей семьи.
Во мне до сих пор живёт та зарёванная девочка, трясущаяся от страха за своего папу. И мне до сих пор становится не по себе и слёзы наворачиваются на глаза при взгляде на фотографии почерневшего белого дома с выбитыми стёклами.
Я искренне надеюсь, что подобный кошмар в нашей стране никогда не повторится.