Если прибавить к Владимирову гениальному владению словом гениальное невладение Доса, то получится нечто околоноля. Пустое прозрачное пространство, наполненное арлекинами. И как арлекин - это когда-то самая популярная площадная маска лицедея, так и Егор Самоходов - квинтесенция многих, живущих под лозунгом "חטוף ואכול כי מחר נמות". Толпы егоров, вылезшие из нищеты, очередей, битых матерей, пьяных отцов и прочей коммунальной гопоты. Толпы егоров, стремящихся "вперёд, без оглядки и цели, уворачиваясь от воспоминаний, не зная, что будет, лишь бы не то, что было". Многие из них спиваются, убиваются, женятся (что, впрочем, всё одно), и писать о них нечего, ибо нечего. С иными же случается Судьба. Судьба, чаще всего, нелепая и трудно поддающаяся высокому слогу. Егориаду не напишешь. Вот и приходится писателям тащить егорову судьбу/сюжет как лямку. Нудно и без огонька. Но ведь вначале был не сюжет. Вначале было, мать его, которой нет, оно ведь в самом начале, Слово. Слова, "отделённые от предметов, знаки, отлетевшие от одервеневших тел и символы, отвязавшиеся от так называемой реальности", оторванные от привычных жизненных сюжетов (жена, борщ, картошкусажать, картошкукапать). Слова, с лихвой набранные из книг, книжищ, книжиц.
Слово пульсирует, слово аукает,
Слово заползает в любые отверстия,
Слово дискутирует со всякими суками,
Слово выдает новые версии,
Слово мчится по венам яростно -
Не заглохнуть неистовой дискотеке!..
Слово заполняет собой все ярусы,
Корпусы, ящики, ниши, отсеки.
С упорством гаммельнского крысолова
Выводит на чистую воду крыс,
Слово хоронит. воскрешает слово.
Слово снова выходит на бис (с) Ars-Pegas и придаёт егору ощущение собственной избранности. Или не ощущение? А вслед за ощущением (или всё-таки нет?) приходит и сущностное понимание, что "если существует корявая копия", населённая мужчинами (простыми как „кушать подано“. Не чудесеными. Плоскими) и женщинами, (от резиновой бабы отличающимися только одним, но существенным преимуществом. Они не резиновые), то должен же существовать образец, где проступают озарённые реликтовым смехом истинные вещи - солнце, огороды, сады и стада, церковь и домики, лес, луг, речка. Те же с виду и по названиям, они, в отличие от пропавших своих тёзок и двойников - не полые, не дутые, не пустые, не выеденные и прожёванные изнутри в труху вертлявой скользкой смертию, но наоборот, - прочные и сочные, сделанные навсегда из доброго вещества тишины.. И, путаясь в словах, чувствах, женах, любовницах, детях, егоры начинают искать свою трассу, дорогу, по которой никто не ходил, оспаривая то, что "il n'y a de bonheur que dans les voies communes".
P.S. (чтобы не заканчивать на столь пафосной ноте), о рецензиях:
- Как вам фильм?
- Ещё не смотрел.
- Я тоже. И всё-таки. Неужели нет своего мнения? - прищурился передовой секретарь. - Нельзя так, молодой человек, вот в наше время…