Юрий Норштейн. Ежик в тумане
Оригинал взят у remochka в Юрий Норштейн. Ежик в тумане
У каждого человека, наверное, есть свои звуковые ассоциации. Нередко они приходят прежде значения самого слова. Особенно это характерно для детского восприятия, когда слова вдруг сливаются, отделяются друг от друга не по значению, а по звуку, образуя новые конструкции.
У меня такое слово было в детстве. Оно имело конкретное пластическое значение и звучание. Это слово “крым”. Откуда - “крым”? Наверное, потому, что у меня дед жил в Крыму (мои родители переехали из Белоруссии в Крым), и слово произносилось часто. Я был совсем маленький, географию узнал после, но звучание слова так в моих ушах и сидело. Странную оно у меня получило ассоциацию.
Это были вагоны, точнее, тот момент, когда к составу подходил поезд, толкал вагоны и они сцеплялись буферами, и по всему составу прокатывался звук во всю необъятную длинну товарного состава от паровоза и все дальше, дальше к далекому хвосту поезда. И звук столкнувшихся буферов было “крым”... “крым”... “крым” все тише, тише к последнему “крым”. И казалось, что буфера вагонов похожи на это слово.
Вот так же было, когда я решил снимать “Ежика в тумане”. Не знаю, по какому наитию, почему остановился на этой сказке. Это был чисто интуитивный выбор. По прочтении сочинил какие-то смутные ассоциации, которые ничего общего с текстом не имели.
Мне показалось, что где-то какая-то деревня. Туман. По дороге движется стадо. Но видны только спины, и кажется, что оно вплывает в улицу. И действительно, если не видеть коровьих ног, то полное ощущение, что это река вливается в деревню. (Много лет спустя я нашел схожий образ в поэзии. Автор описывает дорогу в лес и сравнивает ее со спиной задыхающегося слона. Это очень точно.) Потом вдруг для меня в деревне замычала корова. Просто так! Вот я слышал звучание и все. Но тут, понимаете, никакой связи с ежиком и со всей сказкой нет ни малейшей.
Теперь мне кажется, что дело было в пространстве. Я просто почувствовал сказку пространственно, как эхо. Я почувствовал, что где-то там, далеко, за тонкой амальгамой экрана, есть такая сфера, откуда звук отражается и приходит сюда.
Франческа Ярбусова. Ежик и Филин в тумане. Эскиз к фильму «Ежик в тумане». 1975. Бумага, титановые белила, акварель. 24х34
Во всяком случае, нет никакой возможности объяснить, как причудливо движется фантазия и почему появляется именно это изображение, а не другое. Вполне возможно, что колодец, его бездонность и отраженный звук пришли от этого ощущения. И темнота. Более того, когда мы рисовали колодец, я подробно написал в режиссерском сценарии сцену с колодцем, и мне казалось, что так будет в фильме. Я написал, как пахнут бревна, поросшие бархатистой плесенью, и как осыпается из-под бревен с тихим шорохом земля. В фильм эти подробности не вошли, но первое эхо в фильме прозвучало.
Из чего собственно творчество составляется? Да из запаха опилок, из запаха расколотого полена зимой, когда оно пряное ослепительное на морозе. Вот из этого... Очевидно, где-нибудь в средневековой Италии все было иначе, и складывалось из молитв, из чтения Библии... Творчество - всегда тайна и та самая сказка, которая в человеке обретает свою жизнь, проявляет фантазию, не сдерживает ее развитие в чисто физической протяженности. Наверное, есть какая-то природная способность к творческому усилию, существующая от рождения в каждом ребенке. И когда она уничтожается, когда дает возможность развиваться этой энергии, возникает невольное стремление к чему-то иному, начинается сильная внутренняя работа. Может быть, это и называется талантом, а может - сопротивляемостью, не знаю...
И вот однажны... Все сказки начинаются с “однажды”... Это было во время работы над “Цаплей и Журавлем”. Вдруг звонит мне какой-то человек и говорит: “Здравствуйте, я сказочник Сергей Козлов. Я видел ваш фильм “Лиса и Заяц” и хочу вам принести свои сказки”. И принес. Сорок или пятьдесят. Не знаю почему, но я выбрал сказку “Ежик в тумане”. Она переделывалась для фильма основательно, фильм получился совсем другой: многие события прежние, а философия иная... Фильм отличался даже от режиссерского сценария. (В скобках замечу, что моя роль сочинения сценария равноценна сочиненному Сергеем Козловым. Практически все действие фильма, исключая написанное в самой сказке, исключая авторский текст, было сочинено мной. Отсутствие моей фамилии в авторстве сценария на совести С. Козлова)
Конструкцию сценария я предложил свою. Ничего сложного в ней не было. Мне казалось, что фильм должен быть стянут, как стягивают и крепят стены домов. Вначале это был больше импрессионистический этюд, а не сценарий. Вообще сценарий для меня - не основа фильма. Это возможность воспалить память, уходящую за черту твоей жизни.
Кинокадр - вспышка сознания.
Многие секунды действия в одном мгновении.
Колоссальное уплотнение творческой энергии.
Сама работа над фильмом начинается, когда уже есть некий пергамент с расписанным текстом. Тогда начинают появляться из этой бумаги какие-то изображения. Для меня это ощущение абсолютно физическое. Я просто очень наглядно вижу, как бумага превращается в какие-то материальные вещи, которые поднимаются над ней, как пар над горячей поверхностью воды.
Но только тогда, когда личная, живая ассоциация входит в состав фильма, тогда она начинает расти сам из себя...
Франческа Ярбусова. Ежик входит в туман. Иллюстрация к книге «Ежик в тумане». 1999. Бумага, титановые белила, акварель. 30,5х40,5
Франческа Ярбусова. Филин над колодцем. Коллаж к фильму «Ежик в тумане». 1992. Картон, целлулоид, титановые белила, акварель. 52,5х42
Юрий Норштейн, Франческа Ярбусова “Сказка сказок”. М.: Красная площадь, 2006. (фрагмент)
Смотрим:
У каждого человека, наверное, есть свои звуковые ассоциации. Нередко они приходят прежде значения самого слова. Особенно это характерно для детского восприятия, когда слова вдруг сливаются, отделяются друг от друга не по значению, а по звуку, образуя новые конструкции.
У меня такое слово было в детстве. Оно имело конкретное пластическое значение и звучание. Это слово “крым”. Откуда - “крым”? Наверное, потому, что у меня дед жил в Крыму (мои родители переехали из Белоруссии в Крым), и слово произносилось часто. Я был совсем маленький, географию узнал после, но звучание слова так в моих ушах и сидело. Странную оно у меня получило ассоциацию.
Это были вагоны, точнее, тот момент, когда к составу подходил поезд, толкал вагоны и они сцеплялись буферами, и по всему составу прокатывался звук во всю необъятную длинну товарного состава от паровоза и все дальше, дальше к далекому хвосту поезда. И звук столкнувшихся буферов было “крым”... “крым”... “крым” все тише, тише к последнему “крым”. И казалось, что буфера вагонов похожи на это слово.
Вот так же было, когда я решил снимать “Ежика в тумане”. Не знаю, по какому наитию, почему остановился на этой сказке. Это был чисто интуитивный выбор. По прочтении сочинил какие-то смутные ассоциации, которые ничего общего с текстом не имели.
Мне показалось, что где-то какая-то деревня. Туман. По дороге движется стадо. Но видны только спины, и кажется, что оно вплывает в улицу. И действительно, если не видеть коровьих ног, то полное ощущение, что это река вливается в деревню. (Много лет спустя я нашел схожий образ в поэзии. Автор описывает дорогу в лес и сравнивает ее со спиной задыхающегося слона. Это очень точно.) Потом вдруг для меня в деревне замычала корова. Просто так! Вот я слышал звучание и все. Но тут, понимаете, никакой связи с ежиком и со всей сказкой нет ни малейшей.
Теперь мне кажется, что дело было в пространстве. Я просто почувствовал сказку пространственно, как эхо. Я почувствовал, что где-то там, далеко, за тонкой амальгамой экрана, есть такая сфера, откуда звук отражается и приходит сюда.
Франческа Ярбусова. Ежик и Филин в тумане. Эскиз к фильму «Ежик в тумане». 1975. Бумага, титановые белила, акварель. 24х34
Во всяком случае, нет никакой возможности объяснить, как причудливо движется фантазия и почему появляется именно это изображение, а не другое. Вполне возможно, что колодец, его бездонность и отраженный звук пришли от этого ощущения. И темнота. Более того, когда мы рисовали колодец, я подробно написал в режиссерском сценарии сцену с колодцем, и мне казалось, что так будет в фильме. Я написал, как пахнут бревна, поросшие бархатистой плесенью, и как осыпается из-под бревен с тихим шорохом земля. В фильм эти подробности не вошли, но первое эхо в фильме прозвучало.
Из чего собственно творчество составляется? Да из запаха опилок, из запаха расколотого полена зимой, когда оно пряное ослепительное на морозе. Вот из этого... Очевидно, где-нибудь в средневековой Италии все было иначе, и складывалось из молитв, из чтения Библии... Творчество - всегда тайна и та самая сказка, которая в человеке обретает свою жизнь, проявляет фантазию, не сдерживает ее развитие в чисто физической протяженности. Наверное, есть какая-то природная способность к творческому усилию, существующая от рождения в каждом ребенке. И когда она уничтожается, когда дает возможность развиваться этой энергии, возникает невольное стремление к чему-то иному, начинается сильная внутренняя работа. Может быть, это и называется талантом, а может - сопротивляемостью, не знаю...
И вот однажны... Все сказки начинаются с “однажды”... Это было во время работы над “Цаплей и Журавлем”. Вдруг звонит мне какой-то человек и говорит: “Здравствуйте, я сказочник Сергей Козлов. Я видел ваш фильм “Лиса и Заяц” и хочу вам принести свои сказки”. И принес. Сорок или пятьдесят. Не знаю почему, но я выбрал сказку “Ежик в тумане”. Она переделывалась для фильма основательно, фильм получился совсем другой: многие события прежние, а философия иная... Фильм отличался даже от режиссерского сценария. (В скобках замечу, что моя роль сочинения сценария равноценна сочиненному Сергеем Козловым. Практически все действие фильма, исключая написанное в самой сказке, исключая авторский текст, было сочинено мной. Отсутствие моей фамилии в авторстве сценария на совести С. Козлова)
Конструкцию сценария я предложил свою. Ничего сложного в ней не было. Мне казалось, что фильм должен быть стянут, как стягивают и крепят стены домов. Вначале это был больше импрессионистический этюд, а не сценарий. Вообще сценарий для меня - не основа фильма. Это возможность воспалить память, уходящую за черту твоей жизни.
Кинокадр - вспышка сознания.
Многие секунды действия в одном мгновении.
Колоссальное уплотнение творческой энергии.
Сама работа над фильмом начинается, когда уже есть некий пергамент с расписанным текстом. Тогда начинают появляться из этой бумаги какие-то изображения. Для меня это ощущение абсолютно физическое. Я просто очень наглядно вижу, как бумага превращается в какие-то материальные вещи, которые поднимаются над ней, как пар над горячей поверхностью воды.
Но только тогда, когда личная, живая ассоциация входит в состав фильма, тогда она начинает расти сам из себя...
Франческа Ярбусова. Ежик входит в туман. Иллюстрация к книге «Ежик в тумане». 1999. Бумага, титановые белила, акварель. 30,5х40,5
Франческа Ярбусова. Филин над колодцем. Коллаж к фильму «Ежик в тумане». 1992. Картон, целлулоид, титановые белила, акварель. 52,5х42
Юрий Норштейн, Франческа Ярбусова “Сказка сказок”. М.: Красная площадь, 2006. (фрагмент)
Смотрим:
Click to view