May 31, 2014 13:06
Вопросы моральных установок и нравственных законов издавна волновали человечество.
Без них невозможно было нормальное существование социума. Тысячелетия гражданские институты (государство, церковь, общины) боролись за установление более или менее разумных законов в головах. Неписанных правил.
Однако, с завидной периодичностью возникало движение за ревизию этих норм.
В свое время Достоевский создал произведение, раскрывающее механизмы подобной ревизии. И оно стало важной и неотъемлемой частью не только русской, но и мировой литературы.
Развитие городов, и массовая миграция, привела к появлению феномена «разночинцев», людей не связанных моральными нормами ни окружением (как дворяне или аристократы), ни общиной (замкнутым кругом людей, где все знают всех, и любое преступление быстро становится гласным).
Разночинцы, наполнившие города, и утратили общинные связи, и не обзавелись аристократическим кодексом чести. Таким образом, они отрешились от мощного фактора социального сдерживания, подкреплявшего общепринятые нормы морали.
Что же касается внутреннего морального стержня, то он был подвергнут рационально-логической ревизии. Мораль перестала быть абсолютной ценностью, а была включена в канву логических рассуждений.
В порядке вещей стало рассмотрение собственных аморальных действий, с позиций общественного блага, будущей выгоды, значимости свершений и так далее.
Подобная ревизия - жуткая по своей сути - привела в результате к девальвации незыблемых ранее моральных норм, что имело в качестве следствия ужасную гражданскую войну постреволюционного периода.
Максимально четко выписанная формула ревизии «Тварь ли я дрожащая, или право имею», нынче известна каждому школьнику. Раскольников вводит мораль в ход своих рассуждений, лишая ее императивного статуса, и сразу же обнаруживает, что с точки зрения логики, общего блага и вселенской справедливости, убийство старушки оправдано. И вопрос сводится лишь к его решимости это сделать.
Моральный императив в цепочке заменяется суррогатом «тварь дрожащая», указывающим лишь на социальное осуждение убийства, которое, конечно, может быть уничтожено другими аргументами.
Сейчас мы становимся свидетелями того, как президент России не только сам выступает в роли Раскольникова, но и предлагает классическую альтернативу Родиона всему российскому народу. Дескать, определяйтесь граждане, «твари ли вы дрожащие», или «право имеете». Право отбирать Крым, убивать «бандеровцев», поддерживать «террористов». Морали нет, - говорит вождь, - есть великая цель и великое противостояние России и мира. И Россия «право имеет». А старушка-процентщица - гриб, который не грех и сшибить палкой.
История повторяется. Сегодняшние «разночинцы» крупных городов не связаны ни аристократическими представлениями о чести и морали, ни общинной «прозрачностью» (где каждый на виду).
А значит, ревизия базовых моральных ценностей, как и в начале двадцатого века, может привести к ужасающим последствиям.
И разграбление магазинов мародерами, или приезд за деньги наемником, чтобы «пострелять бандеровцев», покажутся нам цветочками.
Достоевский с беспощадной точностью рассказал, что случается, когда мораль перестает быть императивом. Однако, кажется, что нынешнее поколение уже не так внимательно читает "Преступление и наказание», и сегодняшний Раскольников, став президентом, плевать хотел на Порфирия Порфирьевича.
Люди, опомнитесь, девальвация морали - это самое страшное, что может случиться.
мораль,
история,
жизнь,
литература