Генерал между тем сидел в своем блиндаже с серым лицом и помертвевшим взглядом и, казалось, слушал донесения и предложения окружавших его офицеров. На самом же деле он не слышал ни слова. Он видел перед собой свою дивизию, которая, измученная, истерзанная, голодная и грязная, утратившая всякое мужество и веру, в отчаянии, как скотина под нож, шагает на очередную бессмысленную бойню.
Он бы теперь жизнь свою отдал за то, чтобы оменить наступление. Да что толку! Ну отменит он приказ, ну не отправит несколько тысяч солдат на смерть, да кто ж это оценит! Его тут же отдадут под трибунал и расстреляют, а над его великодушием и человечностью только посмеются! Господи, до чего же бессмысленно и тупо солдаты исполняют приказы командования. Они же не задумываются, им велят - они идут. И кто только придумывает эти приказы! Какому злодею и преступнику приходит в голову посылать людей на смерть сотнями тысяч! Что за кукловод дергает за ниточки! Это какой-то заговор злодеев и преступников, ей богу! Два года водил он свои войска по русским полям сражений, снова и снова, как в бездну, исчезали его солдаты, на место погибших тут же присылали новых, которые падали, как в колодец, беззвучно уходящий в самое чрево земли. Смерть забирала всех. Какая неизбывная, безнадежная тоска: впереди враг, все тот же враг, что и был, вот он перед тобой, никуда не делся. За спиной - отечество, растерзанное, разрушенное в руках мерзавцев и палачей.
Генрих Бёлль "Генерал стоял на холме..."